Назови меня по имени - Аникина Ольга

– Пойдёмте, – сказала она гостю. – Побеседуем на улице.

И, дождавшись, когда Рыбкин выйдет за дверь, крикнула Петьке:

– А вот теперь ставь воду для пельменей! Вернусь через пять минут.

В лифте ехали молча. Рыбкину пришлось взять у Маши пакет. Дорожный инспектор не смотрел в глаза, он опустил голову и о чём-то напряжённо думал. Правую руку мужчина засунул в карман, спиной прислонился к стенке кабины. Куртка со светоотражающими нашивками была расстёгнута, из-под неё виднелся серый, по виду – совсем новый костюм. На первый взгляд вполне приличный, даже симпатичный мужик, подумала она. Почему же, почему, Господи, если копнуть чуть-чуть глубже, каждый приятный с виду человек на поверку оказывается бесцеремонным придурком! Маша нахмурилась и покачала головой. Инспектор краем глаза поймал её жест и переступил с ноги на ногу.

Лифт остановился, двери кабины разъехались. Рыбкин вышел первым. Когда он спускался вниз, Маша услышала, как бутылка стукнулась о перила: «О-хх», – но не разбилась, а просто задела о случайный угол. Звон этот стоял у Маши в ушах, когда она выходила на улицу.

– Где ваш автомобиль? – спросила Маша и оглянулась по сторонам. Если бы во дворе пряталась машина дорожно-патрульной службы, она бы обязательно заметила её по дороге домой.

Инспектор указал кивком:

– Вот. Служебная надоела, приехал на своей.

Напротив подъезда стоял чёрный «Ниссан Патфайндер». На его капоте возвышался маленький снеговичок с короткой палочкой вместо носа: пока патрульный прибирался на Машиной кухне, соседские ребятишки не теряли времени даром.

– Хорошо живёт дорожная инспекция.

– Не жалуемся.

– Вот и поговорили. – Машина ладонь легонько хлопнула по блестящему, натёртому воском, крылу. – Всего доброго.

Она собралась уходить, но мужчина не собирался отступать.

– Вы обещали мне пять минут.

Инспектор щёлкнул сигнализацией и открыл правую дверь салона. Потом кивком указал на снеговичка:

– Вот черти. Весь обдув снегом забили.

В салоне Маша осмотрелась. Пахло пластиком и какой-то химией; очевидно, машина недавно побывала на автомойке. Возле лобового стекла на нитке болталась жёлтая ёлочка китайского ароматизатора, который, похоже, давно пора было выбросить. Хозяин машины занял водительское сиденье; его левый локоть лёг на руль.

– Вы мне очень понравились, Маша, – сказал он. – Ещё там, на дороге. Мне показалось, вы одинокий человек. Я так понимаю, в этом городе у вас никого нет. Я тоже одинокий. У меня полгода назад мать умерла. А сегодня я разговаривал с вашим сыном…

– Вы вломились в мой дом. – В Машином голосе клокотала ярость. – Да как вы посмели?

– Ну послушайте, – сказал Рыбкин, – ваш сын приходит из школы и целыми днями сидит один…

– И поэтому вы заставили его открыть дверь.

– Да почему заставил? – Инспектор ударил ладонями по рулю. – Он сам открыл.

Разговор превращался в бессмыслицу.

– Вы… Чего вы хотите? – Маша потёрла висок. – Что мне нужно сделать, чтоб вы уехали и больше никогда здесь не появлялись?

– Маша, – инспектор Рыбкин прикоснулся к рукаву её пальто, – ну простите меня. Давайте всё исправим. Вместе, вы и я. Я ведь ничего так и не успел вам рассказать. У меня есть дом, в Тверской области. Хороший дом, двухэтажный. Приглашаю вас с Петром на следующие выходные…

Машино лицо передёрнулось.

– Он не Пётр.

Замолчала, поморщилась, припоминая.

– Вас как, простите… Владимир? Виктор?

– Владислав, – сказал мужчина.

Маша кивнула и посмотрела на часы.

– Владислав, с сегодняшнего дня вы всегда будете для меня человеком, который ворвался в мой дом без спроса.

– Всё так запущенно? – Владислав покачал головой.

– Всё очень запущенно, – сказала Маша. – Мне пора.

Щёлкнула кнопка блокировки дверей, и Маша выпрыгнула на снег с высокой подножки. Владислав не успел обойти автомобиль и подать ей руку: она уже шагала по тропинке к подъезду.

– Я завтра позвоню!

– Не вздумайте.

Лифт наконец подъехал, из него выгрузились молодые люди лет двадцати – двадцати пяти в бело-вишнёвых куртках. Каждый из них катил за собой большую сумку на колёсиках. Это были спортсмены. Маша знала, что несколько ребят в её подъезде снимают большую трёхкомнатную квартиру на девятом этаже. Спортсмены вышли из кабины, оживлённо что-то обсуждая. Один из молодых людей случайно задел Машино плечо древком хоккейной клюшки и, не глядя в сторону соседки, машинально извинился.

Они с Петькой уже доедали недосоленные, слипшиеся пельмени, а визит незваного гостя всё не шёл у Маши из головы.

– Ты зачем ему открыл? – наседала она на сына.

– Так он же в милицейской форме…

– Да хоть в скафандре! – Маша подцепила вилкой пельмень. – Хоть сам Владимир Владимирович тебе в дверь звонит, собственной персоной! Никому открывать нельзя, ты понимаешь? Ни-ко-му!

– Понимаю. – Петька положил себе вторую порцию и добавил сметаны. – Мам? – спросил он немного погодя.

– Сначала прожуй, потом говори.

– А что за Владимир Владимирович?

Маша вздохнула и поставила пустую тарелку в раковину.

– Маяковский.

Глава 3

Они не виделись с Марком ни на этих выходных, ни на следующих.

За пять лет Машиного королёвского бытования Марк много раз добирался до Машиного маленького города, хотя последнее время всё чаще случались дни, когда он обещал приехать, но не приезжал. Ведь кроме Маши у Марка был Хомяк – и ребёнка могли привезти отцу неожиданно, без предупреждения.

В такие дни Маша, чтобы не показывать Петьке свою досаду, парковала «тойоту» возле железнодорожной платформы Болшево и воображала, будто встречает электричку Марка. Вдоволь насмотревшись на пассажиров, поодиночке и группами выходящих из вагонов, и проводив их взглядом до выхода со станции, она возвращалась к машине, отъезжала куда-нибудь подальше от мест, где мог гулять Петька, и попросту бродила по городу.

«Вот это, Марк, самый длинный дом в Королёве. Огромное панно “Покорителям космоса”. А вот ещё одно панно, человек со сферой в руках – видишь, смальта и глазурь. Правда, собственник дома врезал в стену дверь и устроил здесь магазин, и потому часть мозаики не сохранилась. А вот здесь находится наше с Петькой любимое кафе. А если добраться до Костино, можно побродить по старинной разрушенной и кое-как восстановленной усадьбе. В одном из строений этой усадьбы, в зелёном деревянном домике, после революции несколько месяцев жил Ленин – и с тех пор в мемориальной избушке с красной башенкой над входом работает краеведческий музей».

Там же, в Костинском парке, стояла церковь с голубыми куполами (новодел), а рядом с ней – пруд с плакучими ивами на берегу. В пруду жили утки, сизые с пёстрыми крыльями, и кряквы с шеями цвета изумруда. А ещё оранжевые огари, красавцы с белыми головами. «Куда улетают утки зимой?»

Куда улетают утки – и откуда в маленьком подмосковном пруду берутся водоплавающие черепахи? Это была вовсе не шутка; в позапрошлом году в начале мая Маша с удивлением обнаружила на берегу водоёма двух черепах с красными полосками на шеях. В ту же субботу она притащила на берег Петьку – убедиться, что ей не померещилось. Тогда они с Петькой не видели в пруду никого, кроме уток, но упрямый Петька через несколько дней в одиночку пошёл на то же самое место и убедился: черепахи в пруду действительно водились. Наверняка их просто сюда выбросили, мало ли на свете безответственных людей. Зимой по всем законам природы животные должны были погибнуть – но следующей весной на бетонных ступенях пруда Петька снова нашёл неуклюжую, сонную черепашку. Она грелась на солнце, блаженно прикрыв тёмные чешуйчатые веки. Петьке даже удалось потрогать её панцирь: он был гладкий и тёплый от солнечных лучей. Маша рассказывала Марку про чудо природы, но тот только отмахивался – видимо, считая Машины рассказы выдумкой. Марку не нравился Королёв, даже такой, в котором живут самые отважные в мире черепахи.