Фонтан - Хэй Дэвид Скотт

Сделай это.

Сделай.

Сделай.

Всего один глоток.

Ему пятьдесят лет, и он подносит высокий стакан к своим потрескавшимся губам.

Звонит телефон, и на трусах Дакворта появляются три капли мочи. Он берет трубку.

— Дакворт, — отвечает он тоном администратора крупной компании. Все еще держа в руке стакан.

Снова появляется красная точка.

Раздается женский голос.

Низкий.

Деловой.

— Не пейте воду.

А затем…

Уравнение

— Не пейте воду, — говорит розововолосая Талия, катая между ладонями маленькую лазерную указку. Они сидят в небольшой кофейне, которой владеет и управляет местный житель. — Она вас убьет.

Она намного моложе, и Дакворт уже перешел в режим слегка снисходительного, временами скромного, слегка грубоватого, слегка бестактного, усталого, изредка поощряющего или доброжелательного наблюдения. Он слушает Талию, эпизодически переключая внимание на каждого входящего в кофейню и стряхивая с брюк воображаемые ворсинки.

Это убьет вас.

— Не пейте воду, — твердит девица.

— Угу, — говорит Дакворт, не совсем понимая ее мотивы. Не совсем понимая, хочет ли он их узнать.

— Можно спро…

Критик стучит пальцем по столу перед ней.

— Что там?

Талия шелестит стопкой газетных вырезок и распечаток, извлеченных из пушистой сумки с репродукцией Сола Левитта. И рассказывает с самого начала.

— Это история с креслом. У нас есть основания полагать, что кресло, возможно, обязано своим появлением воде. Его автор, Уокер по прозвищу Кувалда, подрабатывала сантехником. И пару раз работала в МСИ.

— Это она получила тот необоснованный грант, — вставляет Дакворт.

— По недосмотру, — отрезает Талия. И краснеет. — Можно задать вам серьезный вопрос?

— Помнится, навела она шороху с этим грантом, — говорит Дакворт. — И что же было дальше?

Талия моргает.

— Я не знаю, что случилось с той стажеркой.

Дакворт не знает, что девушка вспоминает нагоняй, который получила от Эрика из ИХФ после того, как по ошибке отправила Кувалде чек на семьдесят пять тысяч долларов.

— Я имею в виду кресло.

— Его украли, я слышала.

Дакворту невдомек, что, когда офицер Арчи Рино из-за своего эйджизма схлопотал пулю в носовые пазухи, Талия была в «Хайэндерсе». Но критик чувствует, что эту девицу привлекает власть, авторитетные фигуры, а историю эту он, возможно, услышит позднее. В постели.

— Как вы считаете, — спрашивает Талия, — может ли быть, что это кресло — шедевр воды?

— Это и есть ваш серьезный вопрос?

— Нет. Но мне все равно хотелось бы услышать ваши соображения.

— Полагаю, что может. В плане дизайна здесь имеется определенная история и эстетика. В конце концов, разве кресло — не скульптура?

У Талии загораются глаза.

— Вот именно.

— Итак, — говорит Дакворт, — что за серьезный вопрос?

Талия спрашивает:

— Вы можете стать моим наставником?

Он откидывается назад, закатывает рукава, обнажая выцветшую татуировку с черным флагом. В ее глазах мелькает узнавание.

— Вот почему вы не можете пить воду. — Грустный взгляд. Слегка надутые губы. — Вы нужны нам… мне.

Дакворт смотрит, нет ли у Талии на пальце кольца — помолвочного, обручального или бабушкиного, в стиле «отвали». Но ничего не обнаруживает. Наклоняется вперед, кладет свою руку рядом с ее рукой. Почти касаясь ее. От Талии слегка пахнет соусом барбекю и пачулями. Она придвигает руку и дотрагивается до его руки. Приглашение принято, микроагрессия предотвращена, Дакворт берет свою собеседницу за руку.

— Вы искательница, — произносит он. — Я это вижу. И очень мудрая для молодой женщины. Я вижу, что душа у вас старая. Возраст нашей души важен, не так ли… — Взгляд его падает на газетную вырезку, лежащую сверху. Слово «словесное» обведено кружком. — Что это? — спрашивает он, отводя руку.

— О, — говорит Талия, стряхивая чары. — Это про того парня, Мэтью Люка, который написал то стихотворение. Учителя обвинили его в плагиате и выгнали из школы, но не смогли найти в интернете подтверждений этому обвинению. Я не слишком внимательно его прочла.

— Он школьник?

— Причем из отстающих. Не поймите меня неправильно, орфография у парнишки хромала, но содержание и рифмы звучали убедительно. Стихотворение отправили по факсу в университет, на факультет английского языка, чтобы узнать мнение преподавателей.

— А те их обсмеяли, не так ли?

— Да. Свалили все на воду.

— В частном порядке, разумеется, — говорит Дакворт, постукивая себя по подбородку. Что-то от него ускользает.

— Они заявили, что стихотворение слишком сложное в эмоциональном плане, чтобы его мог написать такой…

— О фонтане мало кто знает.

— Пока.

— Преподаватели английского. Что они там преподают, — рассеянно замечает Дакворт, мысленно пытаясь отыскать источник умственного зуда. — Погодите-ка. Это же словесное творчество.

— Вас она не интересует, не так ли? Как вид искусства.

«Да!» — кричит про себя Дакворт. Пьеса. «Пьеса»! Однако вслух он произносит:

— Нет, нет, я критик, знаток. Словесное творчество — это просто инструмент. Для пропагандиста искусства.

Как-то, прочитав о кинокритике, который стал голливудским сценаристом и режиссером, Дакворт не спал целый месяц: клевал носом, листая словарь синонимов в поисках идеальных слов, которыми можно было бы расцветить его жалкую, на троечку с минусом, рецензию на рекламу с говорящим младенцем, продающим сэндвичи, для которых он еще слишком мал. Ту, которую его бывшая прислуга считала забавной.

— Разумеется. — Талия кивает. — Так вы станете моим наставником?

«Словесное творчество», — думает Дакворт. Но произносит это вслух. Отчетливо. Критик прищелкивает языком, отмахиваясь от мнимой оплошности.

— Итак, Талия, — говорит он. — Ваше чудесное имя означает «посланница богов» [37].

— Вы мудрый человек. Мне бы хотелось угостить вас пивом.

Глазау Дакворта сужаются. Он окидывает взглядом ее волосы. Футболку.

— Вы были в МСИ. Когда я сидел на лестнице. Мы обменялись парой слов. Вы были довольно грубы. Я сказал, что Дюшан в одиночку разорвал связь между искусством и качеством, а вы, как и большинство ваших сверстников, всюду выискиваете фальшь.

Дакворт откидывается на спинку стула. И сидит, пожирая глазами бариста. Но про себя думает: «Словесное творчество, чтоб вас».

— Я прошу у вас прощения, мистер Дакворт.

— Хм.

Дакворт отворачивается и смотрит на мамашу с дочкой, которые перед этим подробно изучали буклеты «Космического лагеря» и «Лагеря Хула».

У девочки на одежде наклейка с именем «Маккензи».

— Не знаю, какой выбрать, — говорит она. — Какой, мам? A-а? Ну какой?

Мамаша закатывает глаза. Зевает.

Дакворт наклоняется к ним.

— Выбери «Космический лагерь», Маккензи. На этой земле ничего стоящего нет.

Мамаша цокает языком. А девочка задумчиво кивает.

— Ах, — произносит Талия. — С тех пор я стала просветленной. Пожалуйста, будьте моим наставником.

— Хм.

Этого недостаточно.

— Теперь я вижу связь между искусством и заслугами критической мысли. И понимаю, что, несмотря на воду из фонтана, она не должна быть разорвана. — Ее глаза увлажняются. — Простите, что отняла у вас время. — Она отодвигает свой стул. Но не выдерживает. — Надеюсь, я не помешала какому-то важному делу.

— Нет, нет, — говорит Дакворт в свою чашку. — Просто я заканчиваю манифест.

— Я отличный корректор.

— Хм.

— Я бы с удовольствием его прочла.

— Когда-нибудь его прочтет весь мир. — Дакворт протягивает Талии носовой платок, чтобы она вытерла глаза. Меняет позу. Чуть расслабляется. И спрашивает: — Что вы изучаете, кроме газет?