Эдуард Тополь - Настоящая любовь или Жизнь как роман
Достоевский, спотыкаясь, бредет дальше.
Казарма. НочьВ казарме на нарах спят солдаты.
Достоевский, примостившись у столика дневального, пишет письмо.
ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (за кадром читающего письмо). «…Все свое жалованье извел на письма вам да Марии, даже в комнате мне уже отказали, переселился назад, в казарму…»
Санкт-Петербург, гостиная в доме Врангеля. ДеньВРАНГЕЛЬ (читает письмо). «…И если я еще жив, то только надеждой на вас, Александр Егорович. Со времени издания «Бедных людей» минуло уже восемь лет, а ничего мною не написано, и все замыслы — и старые, с каторги, и новые — тонут в этом омуте бессрочной солдатчины…» (Поднимая глаза.) Дядя! Ну неужто мы — Врангели! бароны! — не заслужили аудиенции у государя императора?!
Дядя Врангеля — тот самый генерал, с которым юный Врангель ехал когда-то на казнь петрашевцев, но постаревший на восемь лет — достает сигару из ящика «ТОРГОВЫЙ ДОМ Михаила ДОСТОЕВСКОГО», разминает ее, обкусывает щипчиками конец, закуривает и, выпустив дым, задумчиво щурится…
ДЯДЯ ВРАНГЕЛЯ. Дело не в аудиенции, Алекс… Как начинающий дипломат, ты обязан знать: к царям должно идти, только подготовив беспроигрышный результат аудиенции! (По-немецки.) Беспроигрышный, понимаешь? (По-русски.) Иначе не только Достоевского, но и свою карьеру загубишь.
ВРАНГЕЛЬ (пылко). Но сколько же можно ее готовить?
Семипалатинск, двор и дом генерал-губернатора. День, падает снегВорота дома генерал-губернатора Форта распахнуты настежь, во дворе идут последние приготовления генерала к отъезду: денщик, слуга и возница, сложив в крытую телегу багаж, обвязывают этот багаж веревками…
а кучер генеральской кареты кормит запряженную цугом шестерку коней, подтягивает на них сбрую…
Достоевский (худая шея торчит из протертой шинели, на голове помятая треуголка, на ногах какие-то обноски) шагнул с улицы во двор, но дорогу ему преграждает адъютант генерал-губернатора, одетый в щегольскую суконную шинель и хромовые сапоги.
АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. Куда? Кто такой?
ДОСТОЕВСКИЙ. Унтер-офицер Достоевский. С ходатайством к генерал-губернатору…
АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. Его высокопревосходительство уезжают. Не до тебя, унтер.
Из дома выходят генерал-губернатор с женой, садятся в карету. Оба в меховых шапках, лисьих шубах, валенках-катанках.
ДОСТОЕВСКИЙ (адъютанту, просительно). Мне только на минуту!
Генерал выглядывает из кареты.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Ладно, сочинитель, иди сюда!
Достоевский подходит к карете.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (через приоткрытую дверцу кареты). Чего тебе?
ДОСТОЕВСКИЙ. Ваше высокопревосходительство! Окажите милость! В гимназии вакансия открылась, а в Кузнецке есть молодой учитель, Вергунов, он на эту вакансию будет экзамен держать, но, сами знаете, без протекции у нас ничего невозможно…
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (изумленно). Ты что, и вправду идиот? Как ты можешь просить за соперника?
ДОСТОЕВСКИЙ. Не во мне дело, ваше высокопревосходительство. Мне хоть бы она не была в бедности…
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (кучеру, в досаде). Трогай!
И — захлопнул дверцу.
Кучер хлестнул лошадей.
КУЧЕР. Но! С Богом!
Сытая шестерка рысаков срывается с места, колеса кареты чуть не отдавили Достоевскому ноги. И не успел он отскочить, как мимо, обдав его грязью, проносится телега с багажом, а за ней — возок с адъютантом и слугой.
Достоевский, дойдя до ворот, долго смотрит вслед генеральскому кортежу, уходящему в метель по грязной колее.
Мокрый снег падает ему на лицо, на куцую солдатскую шапку-треуголку и поникшие плечи…
Санкт-Петербург, кабинет императора в зимнем дворце. Зима, деньВ Зимнем дворце в кабинете императора Александра Николаевича ярко горит камин, и 37-летний император, поставив на каминный камень ногу в сиятельном сапоге, сам помешивает дрова витым чугунным стеком.
Врангель стоит посреди кабинета, на ковре, читает с листа.
ВРАНГЕЛЬ (декламируя).
Эпоха новая пред нами,
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами…
Благослови, Господь, царя!..
Кроме Александра, в кабинете находятся мать царя, его брат, великий князь Николай, и кузен царя принц Ольденбургский, они сидят в креслах и на диване.
Но Врангель, читая стихи, тревожно поглядывает только на императора, который стоит спиной к нему у камина.
ВРАНГЕЛЬ (продолжая).
Идет наш царь принять корону,
Молитву чистую творя.
Взывают русских миллионы:
Благослови, Господь, царя!..
Александр поворачивается, подходит к Врангелю, берет у него из рук лист со стихами и читает дальше сам.
АЛЕКСАНДР (с преувеличенным пафосом).
Своею жизнию и кровью
Царю послужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
(С насмешкой.) И этим угодничеством он хочет добиться от меня смягчения своей участи?
Александр презрительно подносит лист со стихами к камину.
Врангель непроизвольно дергается к этому листу, занесенному царем над огнем. Но, сдержав себя, смотрит на императрицу, мать царя.
МАТЬ ЦАРЯ (Александру). Погоди, Алекс! А я не сомневаюсь в искренности его раскаяния! Ты подумай: он, практически твой ровесник, даже младше тебя, а уже седьмой год в каторге и в солдатах!..
Александр изумленно поворачивается к матери.
Врангель переводит взгляд на князя Николая, брата царя.
КНЯЗЬ НИКОЛАЙ. А ты помнишь, Саша, как мы плакали, читая «Бедных людей»? Сам папа плакал, царство ему небесное…
Врангель смотрит на принца Ольденбургского, кузена царя.
ПРИНЦ ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ. В конце концов, даже подарив этому писателю амнистию, всегда можно потом отправить его обратно, если что не так…
МАТЬ ЦАРЯ. А сейчас взять его под надзор полиции. Негласный, конечно.
Александр удивленно переводит взгляд с брата на кузена, на мать…
