Эдуард Лимонов - Подросток Савенко
Вот если бы Вовка был тунеядец, как ребята из «Голубой лошади», с ним могли бы что-нибудь сделать, например выслать его на 101-й километр от Харькова, а так что они могут с ним сделать? Ничего. Вовка даже не стиляга, он даже и не алкоголик, хотя очень много пьет и у него каждый вечер собирается компания.
Вовка, хотя его и зовут все не иначе как Вовец или Вовка, совсем старый мужик, ему больше тридцати лет. Но с мужиками его возраста Вовка водиться не любит. «Вовиться», — думает Эди. Он предпочитает школьников. Даже Сашка Плотников бывает у Вовки иной раз. Вовка утверждает, что со школьниками ему веселее. И спит он, и ебется с девочками возраста Эди. Галка Ковальчук из одного класса с Эди ебалась некоторое время с Вовкой, все об этом знают.
12
В своей комнате Вовка действительно лежит на постели одетый. У изголовья постели в стену самим Вовкой мастерски вделан пульт с многочисленными стрелками индикаторов, кнопками, ручками и лампочками. Это пульт Управления. На Салтовке редко у кого есть телефоны, но на пульте у Вовки помещается и телефонная трубка, посредством ее Вовка говорит с посетителями за дверью. Вовка грозится «выбить» себе и настоящий телефон, он сказал, что в милиции ему обещали, что подключат его к милицейской линии. Очень может быть, думает Эди, Вовка пробивной мужик, а кроме того, познакомившись через Машку с милицией, он теперь иногда работает электриком для милиции, бесплатно разумеется, помог им оборудовать техническую комнату. Вовка понял, что с милицией нужно дружить.
Лицо у Вовки почти всегда неколебимо-суровое. Те, кто его не знают, могут подумать, что он скучный или грустный человек или что Вовка только что проснулся и все еще помнит плохой сон. На деле ничего подобного, Вовка просто деловой, у него все рассчитано, все движения.
— Здорово! — говорит Гришка и ставит на стол свой «огнетушитель». Стол у Вовки, как у всех салтовцев, стоит посередине комнаты.
Не отвечая, Вовка встает с постели, подает руку Гришке и потом Эди. Рука у него вялая-вялая. Между Вовкиной кипучей энергией и его внешним видом глубочайшая пропасть.
Опять-таки не произнося ни слова, Вовка подходит к буфету о двух стеклянных крыльях, открывает одно крыло и молча вынимает оттуда стаканчики. После этого Вовка идет в кухню и возвращается с кухни с большой тарелкой, в которой лежат соленые огурцы, кусок докторской колбасы, уже тщательно нарезанной, и кусочки черного хлеба. Поставив тарелку на стол, Вовка смотрит на Гришкин «огнетушитель» в раздумье, затем опять уходит на кухню и возвращается оттуда с бутылкой водки и тремя вилками. Поставив бутылку на стол, Вовка идет к своему пульту и дергает за какой-то рычаг. Из невидимых репродукторов в комнату вливается западная музыка. Вовка не меньший специалист по западной музыке, чем даже Кадик, но только Вовка играет на гитаре, а не на саксофоне.
Когда они садятся к столу, Гришка спрашивает:
— А где Машка, Вовец?
Гришка хочет быть светским и завязать беседу. Видно, что Гришка угодил в самую точку. Вовкино лицо, во всяком случае, заметно оживляется.
— Уебалась к своему братцу-куркулю в деревню, — говорит Вовка, разливая водку по граненым стаканам. Все его движения поразительно точны и профессиональны. Водку он разливает почти не глядя на стаканы, но удивительно ровно. Видно, что Золотарев занимается этим всю свою жизнь.
Глядя на Вовку, Эди-бэби думает, что тот напоминает ему машину для разлива минеральной воды в бутылки, такую машину он недавно видел в документальном фильме по телевизору. Клац — налил… клац… клац… следующая… клац!
— Чтоб ее там бык выебал, — говорит Вовка.
Эди-бэби видел Машку в прошлый свой визит к Вовке. Ничего особенного — баба как баба. Здоровая, полудеревенская, дура, наверное, но чтоб ее выебал бык — это уж Вовка зря. Эди-бэби представляет себе Машку с быком и, неожиданно для себя, фыркает.
— Ты чего? — спрашивает Гришка.
— Да так, представил себе Машку с быком, — улыбаясь отвечает Эди.
Гришка ржет, держась за свою обильно прыщавую шею возле уха. Гришка любит смеяться долго и нарочито, такая у него манера. А может быть, Гришка хочет казаться развязным или взрослым, Эди-бэби не знает. Сейчас Гришка ржет особенно долго, Эди-бэби даже неудобно перед Вовкой.
Гришка перестает смеяться, и воцаряется молчание, смягчаемое только музыкой. Гудят саксофоны, орут трубы в буги-вуги. Если бы был здесь Кадик, думает Эди, он бы сразу сказал, что исполняют и что за вещь.
Проходит несколько минут, во время которых ребята и Вовка жуют, хрустят огурцами, скрипят стульями, прихлопывают руками по столу в такт музыке, но молчат. С Вовкой всегда так, не знаешь, что ему сказать, пока не напьешься, но когда напьешься, тогда становится куда веселее. Тогда Вовка только один из них, а они все хозяева, становится шумно, накурено, ребята смеются, рассказывают анекдоты. Если кто-нибудь из ребят привел к Вовке девочек, то некоторые танцуют. Получается как бы клуб, а Вовка — директор клуба.
— Ну, поехали, еще по одной, — предлагает Вовка и, не дожидаясь согласия ребят, опять наполняет граненые стаканчики. И опять точно, как машина.
— Ты, Вовец, можешь в филармонии работать с этим номером, — гнусавит Гришка, подхохатывая, указывая на стаканчики.
Вовка ничего не отвечает, берет свой стаканчик, поднимает его.
— Будем! — провозглашает Вовка и опрокидывает водку в свой широкий зубастый рот. Кроме некрасивого рта, Вовка имеет еще дефект — сутуловатость, и он меньше Эди-бэби ростом, но девочки, по всей вероятности, все же любят Вовку, потому что Вовка гитарист, он играет и поет. Отец Эди в свое время пытался научить его играть на гитаре, поощряя его именно обещанием, что за его гитару и песни Эди-бэби будут любить девочки. Но у Эди не оказалось ни слуха, ни голоса.
Впрочем, петь Эди любит. Когда он был поменьше, он порой пел для отца и матери, тогда еще у них были хорошие отношения. Мать с отцом садились на диван, а Эди становился у стола, держа в руке песенник, и пел. Предпочтение Эди-бэби отдавал песням народным. Любимой его песней была старинная баллада о Хазбулате.
Сюжет баллады не совсем обычен, построена она в форме диалога между старым воякой-горцем Хазбулатом и молодым, очевидно грузинским, князем. Князь уговаривает старого Хазбулата отдать ему жену:
Хазбулат удалой! Бедна сакля твоя,
Золотою казной я осыплю тебя!
Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою,
А за это за все ты отдай мне жену!
Ты уж стар, ты уж сед, ей с тобой не житье.
На заре юных лет ты погубишь ее!..
Эди-бэби распевал со Есей серьезностью, держа перед собой песенник, как оперный артист. Мать и отец же покатывались со смеху. Вениамин Иванович говорил Эди, что у него прекрасный козлетон. Не бас, не баритон, но козлетон. Однако Эди, как настоящего артиста, смех почему-то не смущал. Он чувствовал основную песню своего репертуара всем сердцем и потому, исполняя ее, получал чисто эстетическое наслаждение. Хазбулат в конце концов убил свою прекрасную жену и презрительно отослал ее труп князю, и Эди-бэби, у которого все в жизни еще было впереди, мечтал побыть и молодым грузинским князем, который влюблен в жену Хазбулата, а через годы и самим удалым, иссеченным шрамами жизни Хазбулатом и гордо убить красавицу, отстаивая свою честь.
