Пауло Коэльо - Алеф
Наблюдая, как серьезно и торжественно он готовится к обряду, я вспоминаю все, что мне известно о шаманах и их роли в истории человечества.
* * *
В древности в каждом племени были две главных фигуры. Первым был вождь, самый храбрый, достаточно сильный, чтобы встретить любую опасность, и достаточно умный, чтобы разоблачить любой заговор: борьба за власть не представляет собой ничего нового, она существовала с начала времен. Став во главе племени, вождь брал на себя ответственность за безопасность и процветание своих людей в вещном мире. Потом на место самых сильных пришли самые хитрые, власть стала передаваться по наследству, и вожди сделались предтечами всех на свете королей, императоров и тиранов.
Шаман был важнее вождя. Еще на заре цивилизации наши предки чувствовали, что миром правит неведомая сила, способная давать и забирать жизнь, но не понимали, откуда она исходит. Едва научившись любить, люди стали искать разгадку тайны бытия. Первыми шаманами были женщины, ибо только женщина способна давать жизнь. Пока мужчины охотились и ловили рыбу, женщины посвящали себя тайнам мира. Носительницами Традиции становились лишь те, кто обладал соответствующими способностями, жил в уединении и, как правило, соблюдал целомудрие. Они оказывали воздействие на различных уровнях, поддерживая равновесие между вещным и духовным мирами.
Первые ритуалы были просты и незатейливы. Шаманка входила в транс при помощи музыки (в основном барабанов) и дурманящих зелий. Ее душа отделялась от тела и отправлялась в параллельный мир. Там она встречалась с душами растений и животных, живых и мертвых, существующими в одном мгновении, которое я называю Алефом, а Яо – ци. Оттуда шаманка черпала силы, чтобы лечить болезни, вызывать дождь, останавливать распри, читать послания природы и карать любого, кто становился между племенем и Единым. В те времена племена вынуждены были менять место обитания в постоянных поисках пищи, и потому не могли строить храмы и алтари. Для них существовало лишь Единое, в чреве которого они могли укрыться, чтобы выжить.
Со временем должность шамана, как и положение вождя, сделались предметом торга и борьбы. Пока здоровье и безопасность племени зависели от природы, шаманки пользовались огромным авторитетом, едва ли не большим, чем вожди. Но в какой-то момент (скорее всего, после появления земледелия, положившего конец кочевой жизни) мужчины узурпировали у женщин эти функции. Сила взяла верх над гармонией. Дар шаманок утратил свою ценность; главным для людей стала власть.
Далее шаманизм – теперь исключительно мужской – превратился в социальный институт. Появились первые религиозные учения. Общество изменилось, сделалось оседлым, но почтение к вождю и шаману навсегда укоренилось в человеческой природе. Сознавая это, жрецы объединялись с правителями ради того, чтобы держать народ в повиновении. Тех, кто решался оспаривать земную власть, стращали небесной карой. Тогда женщины постепенно начали возвращать утраченные позиции, ибо лишь они умеют избегать конфликтов. И однако стоило им явить свою силу, как их называли развратными еретичками. Власть почуяла в них угрозу не колеблясь отправляла таких женщин на костер, забивала камнями или отправляла в изгнание. Женские культы были утрачены; нам известно лишь то, что на большинстве магических артефактов, обнаруженных археологами, изображены богини. Пески времени поглотили древние знания, а тайные обряды утратили свою силу. Остался только страх перед небесами.
Вот и теперь шаман, перед которым я стою, это мужчина, хотя у меня нет никаких сомнений, что старухи, с которыми осталась Хиляль, обладают не меньшей силой. Я не подвергаю сомнению его право проводить ритуал, ибо в каждом из нас есть женское начало, и чтобы войти в контакт с неизведанным, достаточно найти его в себе. Меня эта встреча не воодушевляет совсем по другой причине: уж я-то знаю, насколько человечество отдалилось от Божественного Замысла.
Шаман разводит костер в ямке, чтобы защитить пламя от ветра, кладет у костра бубен и открывает бутылку с какой-то жидкостью. Сибирский шаман – кстати, само слово происходит из этих мест – ведет себя точно так же, как паже в джунглях Амазонки, мексиканский эчисеро, африанский кандомбле, французский спиритуалист, индеец-курандеро, австралийский абориген, католик-харизматик или мормон из штата Юта.
Самое удивительное во всех существующих магических традициях то, что они пребывают в вечном конфликте друг с другом. Расстояния и расовые различия – атрибуты вещного мира, миру духовному они незнакомы. Как сказала Великая Мать: «Порой мои дети имеют глаза и не видят, имеют уши и не слышат. Я призываю тех, кто не слеп и не глух. Тех, кто готов взять на себя ответственность хранить Традицию, пока мое благословение не вернется на землю».
Шаман принимается бить в бубен, постепенно ускоряя темп. Он обращается к Яо, и тот немедленно переводит:
– Он не называет это ци, но, как я понимаю, ци должно прийти с ветром.
Ветер крепчает. Я прилично экипирован, – специальный анорак, перчатки, теплая шерстяная шапка и шарф, намотанный до глаз, – и все равно мне холодно. Нос потерял чувствительность, усы и борода покрываются инеем. Яо сидит на земле, поджав ноги. Я пытаюсь последовать его примеру, но мышцы тут же затекают и начинают нестерпимо ныть, к тому же сквозь тонкую ткань брюк проникает пронзительный холод.
Языки пламени пляшут в яме, не пытаясь вырваться наружу. Бубен беснуется в руках шамана, заставляя мое сердце биться в такт. У бубна нет дна, чтобы духи могли беспрепятственно пройти в наш мир. В афро-бразильской традиции жрец или медиум позволяет собственной душе выйти из тела, чтобы пустить на ее место гостя из иного мира. Впрочем, у бразильских шаманов нет понятия о том, что Яо называет ци.
Роль безмолвного созерцателя не для меня. Я закрываю глаза, освобождаю сознание, заставляю сердце биться в унисон бубну, но порывы ледяного ветра не пускают меня дальше. Открыв глаза, я вижу в руках шамана пучок перьев какой-то местной птицы. В мифах всех без исключения народов пернатые – посланцы богов. Они помогают шаману призывать духов.
Вслед за мной открывает глаза и Яо; один шаман продолжает погружаться в транс, ничего не замечая вокруг. Ветер завывает все громче. Я стучу зубами, а старый колдун будто вовсе не ощущает холода. Ритуал продолжается. Шаман отпивает зеленоватой жидкости из бутылки и протягивает ее Яо, китаец тоже делает глоток, прежде чем передать питье мне. Из уважения я следую его примеру и, пригубив сладковатое хмельное зелье, возвращаю бутылку хозяину.
