Пауло Коэльо - Ведьма с Портобелло
Афина, всем и всегда твердившая о необходимости быть другими, ничем, по сути дела, не отличалась от остальных смертных. Она двигалась по жизни в своем ритме, со своей, так сказать, «крейсерской скоростью». Была любопытней, чем другие? Возможно. Умела преодолевать свои житейские трудности тем, что не соглашалась считать себя жертвой? Несомненно. Испытывала необходимость разделить с другими – будь то служащие банка или актеры – приобретенные познания? Вот на этот вопрос нельзя ответить однозначно: иногда – испытывала, а иногда я старалась побудить ее к этому, ибо человек не предназначен для одиночества и, взглянув на себя чужими глазами, лучше постигает свою суть.
Но этим мое вмешательство исчерпывалось.
Ибо Мать в тот вечер сама пожелала незримо появиться у Афины и, быть может, шепнуть ей на ухо нечто вроде: «…иди наперекор всему, что знаешь и умеешь. Ты изумительно владеешь ритмом – сделай так, чтобы он прошел через твое тело, но не подчиняйся ему». И потому Афина предложила актерам это упражнение: сфера ее бессознательного уже была подготовлена к общению с Матерью, но сама она всегда была настроена на одну и ту же волну, и это не давало внешним элементам возможности проявиться.
Со мной произошло нечто подобное. Наилучший способ погрузиться в медитацию, войти в контакт со светом – это вязание, а вязать меня еще в детстве научила мама. Я умела считать петли, двигать спицами, создавать красивые вещи через эту однообразно повторяющуюся гармонию. Но однажды мой покровитель попросил меня вязать совсем иначе – неразумно, нерационально! Мне, привыкшей и наученной работать терпеливо, усидчиво, аккуратно, это было как нож острый. Но покровитель настаивал, чтобы я сделала отвратительную работу.
Битых два часа, перебарывая головную боль, я считала все это вздором и нелепостью, но не могла допустить, чтобы спицы вели мои руки, а не наоборот. Сделать что-нибудь не то способен каждый, зачем надо было просить об этом меня? Потому что он знал – я одержима страстью к геометрической четкости и к совершенству.
Но вот внезапно это произошло – спицы замерли, я ощутила внутри себя некую огромную пустоту, тотчас заполнившуюся теплым, любящим, душистым, дружелюбным присутствием. И все вокруг преобразилось, и мне захотелось говорить такое, на что в обычном своем состоянии я никогда бы не решилась. Нет, я оставалась прежней, хотя – допустим такой парадокс – уже не была тем человеком, в оболочке которого привыкла жить столько лет.
И вот, во всеоружии собственного опыта, я могу «видеть», что произошло в тот вечер: душа Афины следовала звукам музыки, тогда как тело ее двигалось в противоположном направлении. По прошествии некоторого времени душа отделилась от тела, и в открывшееся пространство наконец смогла проникнуть Мать.
Вернее – там появилась искорка Матери. Древняя, но выглядящая юной. Мудрая, но не всемогущая. Особенная, но лишенная всякой спеси. Изменилось восприятие мира, и она обрела способность видеть то же, что различала когда-то в детстве – параллельные вселенные людей этого мира. В такие мгновения мы можем видеть не только физические оболочки людей, но и их чувства. Говорят – и я верю этому, – таким свойством обладают и кошки.
Между миром вещественным и миром духовным существует нечто вроде занавеса, меняющего свой цвет, плотность, освещенность. Мистики называют его «аурой». Когда этот покров снят, все становится простым: аура рассказывает обо всем, что происходит. Случись мне в тот вечер быть у Афины, она видела бы вокруг моего тела лиловое свечение с несколькими большими желтыми пятнами. И это значило бы, что впереди у меня еще долгий путь и что я еще не выполнила предназначенное мне на этом свете.
Есть еще и то, что люди называют «призраками». Это – случай с матерью' той молоденькой актрисы, единственный, впрочем, случай, где судьба должна была быть изменена. Я почти убеждена в том, что девушка еще до того, как задала свой вопрос, знала – мать находится рядом с нею. Единственное, что удивило ее, – это история с кошельком.
И все гости Афины, прежде чем начать этот танец поперек ритма и такта, испытывали смущение. Почему? Потому что привыкли «все делать как следует». Никому не нравятся промахи и ошибки, особенно когда мы сами сознаем, что дали маху. Никому – и Афина здесь не исключение: ей тоже нелегко далось предложение, идущее вразрез со всем, что она любила.
Я очень рада, что в тот миг победа осталась за Матерью. Один спасся от рака, другой определил наконец истинную природу своей сексуальности, третий сможет теперь выбросить снотворные таблетки. И все это потому, что Афина сломала привычный ритм, ударив по тормозам в тот миг, когда неслась на предельной скорости. И все перевернула вверх дном.
Вернусь к моему вязанию: я пользовалась этим занятием еще какое-то время – пока не научилась вызывать у себя это присутствие, не прибегая ни к каким уловкам. Я узнала его и привыкла к нему. То же самое произошло и с Афиной – как только мы узнаем, где находятся Врата Восприятия, уже не составляет труда отворить их. Надо лишь привыкнуть к нашему «странному» поведению.
Остается добавить, что вязать я стала быстрее и лучше, точно так же, как и в танце Афины – после того, как она сломала барьеры, – прибавилось и души, и грации.
Андреа Мак-Кейн, актриса
Мало сказать, что история эта получила широкую огласку, – она распространялась, как лесной пожар. В свободные от репетиций и спектаклей часы все мы набивались в дом Афины, приводя с собой друзей. Она вновь заставила нас танцевать, не слушая ритма, не попадая в такт, словно нуждалась в коллективной энергии, чтобы встретиться с Айя-Софией. Сын ее и в этот раз был здесь, и я наблюдала за ним. Когда он сел на диван, музыка оборвалась и начался транс.
Затем последовали вопросы. Как и следовало ожидать, первые три касались любви – будет ли он жить со мной, любит ли она меня, не изменяет ли он мне. Афина хранила молчание. Задавшая четвертый безответный вопрос продолжала допытываться:
– Ну, так как все-таки – изменяет он мне или нет?
– Я – Айя-София, мировая мудрость. Я сотворила мир с помощью одной лишь Любви. Я – начало начал, а до меня не было ничего, кроме хаоса.
А потому, если кто-нибудь из вас хочет управлять силами, победившими и преодолевшими хаос, не обращайтесь к Айя-Софии с вопросами. Для меня любовь заполняет все. Она не может быть желанной – потому что несет в самой себе свой конец. Не может предать, ибо не связана с обладанием. Не может быть удержана, ибо, подобно реке, преодолеет все препоны. Тому, кто желает властвовать над любовью, придется перекрыть источник, питающий ее, и в этом случае пусть не сетует он, что вода, которую удастся ему собрать, будет гнилой.
