Алексей Иванов - Ненастье
— Не знаю, Семён Исаич. Откройте‑ка мне сейф.
Заубер поставил графин на полированный стол, добыл откуда‑то ключи и открыл для Серёги сейф. Серёга решительно зарылся в папки.
В глубине здания выли уже два ревуна. Слышны были беготня и ругань.
— Что будет, Сергей Васильевич? Побьют, уволят или срок дадут?
— Ну, кому как…
— Напишу инструкцию, как надо растения поливать и часы заводить…
Заубер присел на стул сбоку от стола, словно гость. Выразительное лицо Семёна Исаича, точно подкрашенное чернотой и сединой, вдруг осветилось неизбывным родовым смирением, печалью бесконечного еврейского опыта.
Серёга нашёл нужную папку и захлопнул сейф. Откуда‑то издалека до кабинета донёсся мощный шум — шелестящий грохот, автомобильные гудки, вопли множества людей. Серёга понял, что начинается штурм «Юбиля».
По лужам площади перед Дворцом культуры разворачивались машины атакующих — зелёный армейский «КамАЗ» с кунгом, автозаки, патрульные «козелки», пожарный «ЗИЛ». Другой кунг, «Урал», подкатился по широким и плоским ступеням Дворца, помедлил — и тюкнул бампером в прозрачные двери. Листовые стёкла раскололись, отражая город в безумных изломах, и рухнули. Хищный грузовик, хрустя по блестящей щепе рубчатыми колёсами, опасливо въехал во Дворец и настороженно замер посреди мраморного фойе.
Фойе в «Юбиле» было сплошным пустым пространством на высоту трёх этажей — от пола до крыши. На Новый год здесь ставили большущую ёлку. Стеклянный фасад Дворца был одной стеной фойе, а два яруса балконов охватывали фойе дугами с трёх других сторон. Армейский кунг выглядел в мирном Дворце культуры как взбесившийся тигр в какой‑нибудь библиотеке.
Из кунга‑«Урала» выскакивали бойцы СОБРа в шарообразных шлемах, в брониках поверх камуфляжей, в берцах и с резиновыми дубинками в руках. В развороченный вход с площади вбегали собровцы из кунга‑«КамАЗа».
— Отступай с танцплощадки! — скомандовал с балкона в мегафон Саня Завражный. Он был членом Штаба «Коминтерна» и замещал Егора Быченко, который после акции в «Чунге» снова загремел в больничку.
«Афганцы» отступили из фойе в качалку и на второй этаж. Из гардероба они вытащили ветвистые стальные вешалки и перегораживали ими проходы и лестничные марши. Бойцы СОБРа увязали в завалах из этих вешалок, как в буреломе. Выли ревуны, люди орали матом. «Афганцы» с балконов кидали на пол фойе взрывпакеты, которые громко лопались, как пуховые подушки.
«Урал» с кунгом просигналил и подался вбок, ближе к балкону. На крышу кунга по бортовой лесенке ловко карабкались шароголовые бойцы: с крыши можно было перепрыгнуть на балкон. Тогда сверху на кунг упали две бутылки с зажигательной смесью. Плеснуло огнём, и по крыше растеклись пылающие лужи. Собровцы сразу соскочили с борта фургона. «Коминтерн» сдал СОБРу фойе «Юбиля», но не пускал вглубь здания и на второй этаж.
Серёга должен был торопиться, чтобы успеть в драку.
Он распахнул в кабинете Заубера окно и выглянул наружу. Вслед за ним сквозняк выдул штору, которая заполоскалась над Серёгой, как флаг. Внизу, во внутреннем дворе «Юбиля», вокруг «барбухайки» и «трахомы» суетились водители и механики. Они ещё не поняли, что уже начался штурм Дворца.
— Немец! — крикнул Серёга. — Давай ко мне на «мостик»! Срочно!
В дверях кабинета Заубера Серёга помедлил.
— Если что, Семён Исаич, валите всё на меня, — напоследок сказал он.
— Хазак ве‑эмац, — негромко ответил Семён Исаич по‑еврейски.
Танюша встретила Серёгу уже одетая для улицы, но перепуганная.
— Почему там кричат и что‑то ломают? — спросила она.
Больше всего она боялась войны. Война — значит, Серёжа уйдёт воевать, потому что ему тесно в обычной жизни. А шум напоминал начало войны.
— Всё там нормально, — торопливо отмахнулся Серёга и подёргал куртку на Тане. — Слушай, Татьяна, спрячь эту папку на себе, — он потряс папкой у Тани перед лицом. — Сохрани её! Никому ни за что про неё не говори!
Таня послушно принялась запихивать папку под свитер за пояс юбки.
— Я щас слиняю, — продолжал Серёга. — Пережду шухер, а потом вернусь и найду тебя. А ты сбереги мне эту папку, поняла? Это самое важное!
— А я? — жалко спросила Таня. Глаза у неё заблестели, губы кривились.
Она не могла поверить, что Серёга вдруг исчезает из её жизни — и это нисколько его не угнетает. У него — друзья и битвы. А ей что делать?..
— Только без соплей, ладно? — жёстко ответил Серёга. — Некогда!
Ему быстрее хотелось туда, где схватка, где самое интересное, а Таня уже мешала. Рядом с ней он всё время как бы что‑то отдавал, а в бою — брал.
Постучав в дверь, на «мостик» вошёл Немец.
— Отведи Татьяну домой, — приказал Серёга. — Это пиздец как для дела.
И Таня всё‑таки заплакала. Она поняла, что картонная папка, спрятанная у неё на животе, для Серёжи, Сергея Васильевича, дороже её самой.
— Приказ принят, Серёга, — спокойно кивнул Герман.
Серёга посмотрел на Немца — длинного, нескладного, словно состоящего из палок и шарниров, — и понял, что Немец всё сделает, как надо. Не спросит лишнего. Пойдёт до конца. Потребуется — сдохнет. Это друг. Настоящий солдат. Серёга вдруг порывисто обнял Немца и стукнул кулаком по спине.
Танюша ждала, пока эти злые мужчины попрощаются, и стирала с лица слёзы — не обиды даже, а детского ужаса перед чудовищным одиночеством: и обнимали сейчас тоже не её… Немец крепко взял Таню за руку и решительно повёл с «мостика», как родитель уводит ребёнка из гостей домой.
В коридоре звучал вой ревунов из фойе, но суматоха ориентировалась в противоположном от фойе направлении: из распахнутых настежь кабинетов «афганцы» тащили мебель к служебному подъезду. Герман понял, что парни баррикадируют лестницу. Он распихал парней на площадке, поймал плечом шкаф, который хотели скинуть вниз по маршу, и крикнул:
— Таня, беги на второй этаж!.. Мужики, пустите девчонку!..
Таня порскнула по ступенькам, и Герман, бросив шкаф, нагнал её в два прыжка — а за ним с треском и грохотом повалилась брошенная мебель.
На другой площадке Герман придержал парней со стеллажом:
— Дайте протиснуться, мужики! Девчонку Лихолета вывожу!..
На первом этаже, похоже, уже схлестнулись с СОБРом — там бушевал матерный рёв, громыхали мебельные завалы. СОБР рвался наверх, а Герман пробился вниз, на второй этаж, и выволок из толпы очумевшую Таню.
Все пути эвакуации были перекрыты. Герман соображал, что ему делать. Оставался ещё вариант — по тёплому переходу в правое крыло, а там можно покинуть «Юбиль» через кухню и кафе «Баграм», бывший «Топаз».
