Ингмар Бергман - Благие намерения
Мои родители обвенчались в пятницу, 15 марта 1913 года в Домском соборе Уппсалы при большом стечении родственников, друзей и знакомых. Пел Академический хор, обряд бракосочетания совершал пробст Тиссель. Ему помогали подружки невесты и шаферы, маленькие девчушки наступали на фату. После венчания был устроен обед в праздничном зале гостиницы «Йиллет». Как тщательно я ни роюсь в альбомах и среди оставшихся фотографий, все равно не нахожу свадебной фотографии. Весьма примечательно, учитывая, что Окерблюмы просто обожали фотографироваться. Увековеченным осталось бесконечное множество гораздо менее важных событий. В нашем доме было море счастливых невест и статных женихов, красовавшихся на печных фризах и журнальных столиках, но я никогда не видел свадебной фотографии отца и матери. Тому есть разные объяснения: самое простое, вероятно, заключается в том, что моей матери (сохранявшей фотографии и любившей наклеивать их в альбомы) показалось, будто невеста недостаточно красива, или свадебное платье ей не к лицу, или просто-напросто у молодоженов был дурацкий вид. Другое объяснение (очень неправдоподобное) — фотографирование отменили. Кто-то воспротивился, кто-то заболел, был расстроен или даже разгневан. Третье (в той же степени неправдоподобное) — фотограф потерпел неудачу. Фотографии не получились, не будешь же выряжаться и позировать еще раз в венце и с букетом в руках. Инсинуация совершенно невероятная. Веннерстрём и Сын на Эвре Слоттсгатан были превосходными профессионалами, и неудача с их стороны немыслима.
Тем не менее факт остается фактом — свадебной фотографии нет ни в альбомах, ни в архиве. Кстати, я никогда не расспрашивал родителей об их свадьбе. Я вообще слишком мало расспрашивал их обо всем. Я сожалею об этом, сейчас особенно, обнаруживая большие пробелы в документальном материале. И вообще сожалею. Какое безразличие и отсутствие любопытства. Как глупо и как по-бергмановски!
Ну, как бы то ни было, свадьба получилась пышной, а обед праздничным. У Меня есть пожелтевший пригласительный билет (очень элегантный — на лицевой стороне на голубом фоне переплетенные инициалы жениха и невесты, а внутри изящно отпечатанное приглашение). Речи наверняка были красивы, трогательны и шутливы, вальсы прекрасно исполнены, а угощение изысканно.
Мне хочется на минуту понаблюдать за короткой сценой, разыгравшейся в этот солнечный мартовский день. В кадре — столовая дома на Трэдгордсгатан. Огромный стол на львиных лапах придвинут к пузатому животу буфета. Из спальни фру Карин принесено высокое напольное зеркало, оно красуется в простенке между окнами. Перед зеркалом, купаясь в солнечных лучах, стоит невеста, полностью одетая, в венце из Домского собора и фате из семейного сундука. Фру Сёдерстрём, служащая самого роскошного модного магазина города, на коленях подшивает подол, оторвавшийся, когда на него случайно (от волнения) наступили ногой. Анна деловито и внимательно рассматривает свое отражение словно актриса, которой предстоит сейчас выйти на сцену в бесподобной, никогда прежде не игранной никем роли, сочиненной и написанной исключительно для нее. Дыхание равномерное, сердце колотится, лицо бледно, глаза расширены.
Распахивается дверь столовой. В зеркало Анна видит своего брата Эрнста в ладно сидящем фраке с шаферской эмблемой. Несколько секунд сестра и брат молча смотрят друг на друга, после чего Эрнст, приблизившись, нежно обнимает сестру. Фру Сёдерстрём, перекусив нитку, вкалывает иглу в левую лямку фартука и тихо отходит в сторону — важное действующее лицо в сегодняшнем спектакле, но все равно лишь тень. Три недели она твердой рукой и с помощью трех замечательных мастериц создавала свой шедевр и сегодня утром доставила его на Трэдгордсгатан. Высокая, широкоплечая смуглая женщина с тяжелым узлом на затылке стоит, приложив к губам указательный палец. У нее есть все основания быть довольной своим произведением, только вот невесте надобно двигаться медленнее, с большим достоинством, фру Сёдерстрём непременно обратит на это ее внимание, как только брат оставит их наедине.
Эрнст. Ну?
Анна. Хорошо.
Эрнст. На самом деле хорошо или просто слова?
Анна. Догадайся.
Эрнст. Ты красивая.
Анна. Ты тоже красивый.
Эрнст. Но бледна, сестричка.
Анна. Наверное, от страха.
Эрнст. Ты добилась того, чего хотела. Во всем.
Анна. Жалко, что папа...
Эрнст. Да, грустно. С другой стороны, он бы наверняка расстроился. Его любимица его покидает. Можешь себе представить. (Замолкает.)
Анна. Когда ты уезжаешь?
Эрнст. Послезавтра.
Анна. А вернешься?
Эрнст. Через год — может быть. Экспедиция длительная.
Анна. А потом останешься в Христиании.
Эрнст. У меня работа в Христиании.
Анна. Теперь маме будет одиноко.
Эрнст. Иногда мне кажется, что ей хочется одиночества.
Анна. Хенрик пришел?
Эрнст. Он раздавлен. Пришлось дать ему солидную порцию коньяка.
Анна. Скажи ему, что я скоро буду. Кто-нибудь сходил в гостиницу за его бедной мамой?
Эрнст. Успокойся, сестричка. Здесь в каждом углу сидит по организатору. Юбилейному спектаклю провал не грозит.
Анна. Мама идет.
Легкий стук в дверь. Не ожидая ответа, в столовую входит фру Карин в темно-красной парче и фамильных драгоценностях. Она спокойна, на губах — улыбка. За последнее время она несколько отяжелела, каким-то образом раздалась в плечах, хотя, может быть, это только кажется. Походка тем не менее энергичная, движения по обыкновению легкие и сдержанные.
Карин. Эрнст, проследи, пожалуйста, чтобы Карл не напился. Он только что пришел и, похоже, не совсем в своей тарелке.
Эрнст. Будет сделано, мама.
Карин. Дорогая фру Сёдерстрём, это настоящий шедевр!
Фру Сёдерстрём. Спасибо, фру Окерблюм.
Карин. Я бы хотела остаться на минуту наедине с дочерью.
Фру Сёдерстрём. Разумеется, фру Окерблюм.
Мать и дочь остаются наедине. Фру Карин опускается на стул с высокой спинкой, который сейчас, после того как стол отодвинут к буфету, как-то потерянно застрял посреди комнаты.
Карин. По-моему, я немного расстроена. Но так обычно бывает.
Анна. Мама, огромное спасибо за эту пышную свадьбу.
Карин. Не за что, душа моя.
Анна. Как жалко, что папа...
Карин. Да. Да.
Анна. Мне кажется, он сейчас с нами. Я чувствую это.
Карин. Правда?
Анна. Мама, я должна тебе сказать одну вещь.
Карин. Слушаю.
Анна. Мы с Хенриком отменили свадебное путешествие. Эрнст был так мил, что согласился все уладить с билетами и гостиницей.
Карин. Вот как. Значит, поэтому он пропадал все утро.
Анна. Да.
Карин. И каковы же ваши планы теперь, если мне будет позволено спросить? (Улыбается.)
Анна. Ты огорчилась?
Карин. Дорогая моя, свадебное путешествие доставило бы вам удовольствие.
Анна. Мы с Хенриком можем поехать в Италию в другой раз. Ведь так? Поездка ведь за нами остается?
Карин (немного устало). Разумеется. Что вы намерены делать вместо этого?
Анна. Мы едем прямо в Форсбуду.
Карин. Завтра?
Анна. Да. Рано утром.
Карин. Так-так. Ну-ну. Немного неожиданно.
Анна. Мама, не расстраивайся.
Карин. Я не расстраиваюсь. (Легко.)
Анна. Мы говорили с фрёкен Сэлль. Она предложила нам пожить у настоятеля. В епископских покоях. Ослепительно элегантно, можешь поверить. Настоящие свадебные покои. Там все очень рады нашему скорому приезду, говорит она.
Карин. Понимаю. И вы сможете следить за ходом ремонта в пасторской усадьбе.
Анна. ...и в церкви.
Карин. Все будет наверняка сделано превосходно. На дачу в июле не приедете?
Анна. Конечно, приедем. Не меньше, чем на неделю.
Карин. Мы, помнится, говорили о трех?
Анна. Думаю, Хенрику не терпится приступить к своим обязанностям раньше, чем было оговорено. И я хочу быть вместе с ним с самого начала. Это важно для нас обоих.
Карин. Понимаю.
Анна. Мне тоже надо проявить уступчивость. Хенрик и так уже уступил по многим пунктам.
Карин. Неужели? (Улыбается.)
Анна. Да, но об этом мы сейчас говорить не будем.
