Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
— Не стоит. Я сам.
— Приедешь, доложись. Мало ли.
Чтобы не утверждали феминистки, с мужиками проще в критических ситуациях. Танька или Наташка обязательно начали бы выяснять — что случилось, да как ты посмел, запричитали бы — подожди, я сейчас приеду, погоди, я с тобой, стремясь к чужой головной боли привязать намертво свою мигрень. В тот момент, когда упали ворота, бессмысленно рассуждать, кто их сломал, ты сначала почини, а потом уж занимайся поисками злыдня.
Я вернулся в машину, отдал телефон Варфаламею, объявил конечную станцию предстоящего маршрута, не встретив возражений — черт и крыса вальяжно кивнули в знак согласия, будто их это совершенно не касалось, и мы двинулись. Прежде чем рвануть с места, поинтересовался насчет грифа, на что Дунька, преобразившись в барыню, властно махнула рукой.
— Трогай. Догонит. Невелика птица.
Перед выездом из Москвы я заправил полный бак, на окружной в районе Ярославки увидел справа по ходу летящего параллельным курсом Шарика. Он напоминал аиста из детской книжки, только в этот раз птица счастья и добра несла в клюве не сверток с новорожденным, а два пакета из Азбуки вкуса, той сети магазинов, что не по Дунькиному карману. Видимо, кошелек следователя оказался несколько упитаннее крысиного, хотя, могу и ошибаться, вполне возможно он хранил на карточке накопления за несколько лет. Мне стало жаль Бессонова, я почувствовал некую неосознанную несправедливость, сотворенную по отношению к нему зверушками. Разум твердил мне — себя пожалей, он по башке получил, да денег лишился, а ты скоро с жизнью расстанешься, но я загадал — если выпутаюсь из всей этой чертовой катавасии живым, обязательно встречусь со следователем, извинюсь и отдам украденное. Неясным оставалось, как я смогу это сделать практически, но что толку заглядывать за горизонт, когда в двух шагах предметы расплываются. Опустил заднее стекло, Шарик влетел в него, будто только этого и ждал. Сзади послышались возня, звяканье посуды, шипящая перебранка, из которой ухо выхватило одну фразу — мало взял.
Дом Петькиного тестя нашелся быстро, код подошел, автоматические ворота отъехали, пропуская нас, и даже связка ключей лежала точно под левым гномом. Керамические спутники Белоснежки выпадали из общей строгой композиции дома, построенного в начале девяностых, когда без башенок, бойниц и прочих аляповатых примет буржуазного быта не обходилось ни одно строение, так мы тогда понимали забугорную состоятельную жизнь. Сколько их понастроили в стиле «чтоб вы все лопнули от зависти» — не счесть. Генерал видимо удержался от соблазна, может военная жилка не позволила паясничать, хотя и не такие кремни утрачивали стойкость, превращая свои дома в вычурные каменные изваяния.
Меня, как строителя, они поначалу безумно раздражали дизайнерскими изысками, но время идет, люди взрослеют, ездят по миру, начинают считать деньги, лишним находят лучшее применение, чем банальное пускание пыли в глаза. Сейчас колонны, башенки, шпили в массе своей исчезли, попадаются изредка, являясь глупой данью десятилетию архитектурных безумств. Встретив порой взглядом, я нахожу их даже милыми, не лишенными лубочного изящества. Впрочем, это мои личные тараканы — домом любуются дважды: когда строят, и когда он горит.
Позвякивая ключами, отворил дверь. Пока подбирал пакеты у ног, зверушки стаей просочились между ног, прошмыгнули в небольшой холл, быстро сориентировавшись, скрылись гурбой в комнате напротив входа — оттуда послышался смех, плеск, шум воды сливного бачка. Бесстыжее отродье, хоть бы по очереди сходили.
Помимо ванной на первом этаже располагались гараж, сауна и хозяйственная комната, ничего примечательного, я поднялся по ступенькам на полуэтаж, почему-то стараясь не сильно шуршать пакетами, словно боялся спугнуть прикорнувшего хозяина. Моему взору открылся большой светлый зал, аппендиксами от которого произрастали зимний сад и кухня. Преодолев соблазн бросить пакеты прямо посреди длинного стола невдалеке от камина, я направил стопы в просторную кухню, где стоял на четвереньках стол такого же фасона размером поменьше. Сотоварищи прибежали следом, посвежевшие, особенно Шарик, шейное оперенье грифа поражало белизной, на нем жемчужинами сверкали капельки воды. Глядя на них, я устыдился — бестиарий, а не чета тебе, Никитин, ты с дороги даже руки не догадался помыть. Пока я плескался у раковины, заодно сполоснув лицо, подельники накрыли на стол с такой скоростью, будто вечность прислуживали на пиршествах нечистой силы.
— За что пьем? — крутанул рюмку черт, когда я сел за стол напротив него.
— За избавление от иллюзий, — я поднял свою в ответ. — Объясните, за каким бесом вы влезли в мой разговор со следователем?
— Ты ж сам попросил, вот мы и пришли на помощь, оказали посильную услугу, так сказать.
— Да вы нам даже парой фраз не дали обмолвиться. Я, когда просил, имел в виду при острой, как ее, необходимости.
— На худой конец, — подсказала Дунька.
— Вот. Точно, — во мне потихоньку закипала ярость от безнадеги, — вы вполне могли погодить чуток. Надо было дождаться, когда Бессонов начнет меня в кандалы заковывать, тогда бы и продемонстрировали хоровые прыжки со шкафа. Еще неизвестно, чем бы наш разговор закончился.
— Странный ты человек, мон ами. Вы могли, вам надо — ты понятия не имеешь, что мы можем, тем более, что нам надо, а туда же. Туманные видения переходящие в назойливый бред.
— Ну да. Вы здесь все умные собрались, один я дурачок с кулачок. Ладно, я дурак, согласен. Но вот что я вам скажу — дураки нужны, ибо они естественны. Как воздух, как солнце над головой. Это я ответственно заявляю, потому как сам дурак со стажем и длинным послужным списком. Если дураков не будет, что случится с единообразием умников? Они соберутся на экстренное вече и назначат новых придурков из своих рядов. Тогда какого черта вы с нами боретесь, учите уму разуму, пытаетесь наставить нас на путь истинный. Предоставьте нас самим себе и мы проживем дурацкую жизнь так, как нам нравится. Быть сраным обывателем меня вполне устраивает.
— Браво, Никитин, героин души моей, — Дунька зааплодировала, — обрил черта лысого под ноль.
— Ты отчасти прав, — улыбнулся Варфаламей и глаза его потеплели. — Но в твоих словах заложен парадокс. Ты просишь оставить тебя в покое, однако любая просьба есть суть указание, высказанное в мягкой форме. Следовательно, ты тоже вторгаешься на чужую поляну со своим пониманием, как нам поступить, одновременно обвиняя нас в нарушении пакта о ненападении.
— Тогда получается замкнутый круг.
— Ничуть. Остается свобода выбора, ты можешь прислушиваться к нашим советам, а можешь послать на три буквы, плюнуть и растереть, как ты харкнул в тарелку с болоньезе в Шоколаднице.
— Ага и сдохнуть через десять дней. Вы же меня на мушке держите, передергивая затвор записной книжки, где пропечатан день моей кончины. Зачем сегодня морду следователю набили?
— Захотели и набили, твое какое собачье дело? — подал голос гриф.
— В конце концов, морду набили Бессонову, а не тебе, — черт недоуменно пожал плечами, — Какие к нам претензии? Если ты называешь это вмешательством в личную жизнь, тогда любой ворон на ветке за окном, каркнувший о своем, вероломный оккупант. Почему ты не допускаешь, что, осадив следователя бутылкой по кумполу, я решал свои личные проблемы? Тебе же никто не указывал, что делать. Ты мог заступиться за Поликарпыча, броситься его защищать, остаться сидеть на стуле с открытым ртом, дожидаясь финала или позорно сбежать. Ты выбрал последнее. Сам. По собственной воле. Мы лишь создали ситуацию, а решал ты, дружок.
— Да я просто растерялся от неожиданности. Шарик сказал — дуй отсюда, я и дунул сдуру.
— Однако про повестку и паспорт не забыл. Шоб я так растерялась, — пригвоздила меня Дунька и мечтательно погладила муху на груди, глаза крысы затуманились. Видимо воспоминания о собственной беспомощности приятно грели ее душу.
Я украдкой посмотрел на Варфаламея, тот покуривал, пуская дым в потолок, положив ногу на ногу, болтал кедой, исполняя на невидимом инструменте залихватское соло. Во мне проснулся скептик и придушил недоделанного логика любимой фразой черта — Why not? Если вообразить на секунду, что истинной целью странствующих аспидов было набить морду Бессонову, то почему бы в качестве транспортного средства не использовать подвернувшегося под руку мерина по фамилии Никитин. Стоп, ты сейчас до такого договоришься, что шарики за ролики зайдут бесповоротно. Умные люди учат нас — кратчайшее расстояние между точками — прямая, не умножай сущности. Ну да, слышал и не раз — будь похитрее, но живи проще. Интересно, каким ужом надо извернуться, каких пядей во лбу надо быть, чтобы соответствовать этому славному пожеланию. Простоватый хитрован — более парадоксальным может быть только «слепая ярость окулиста». Мои размышления прервал заполошный Дунькин крик.
