Анатолий Азольский - Легенда о Травкине
— Такого мы и в НИИ не видели! — подытожил кто-то общее возмущение.
И Травкин согласился: да, не видели. В НИИ Степана Никаноровича куда либеральнее и приземленнее, на площадке же осуществлялось то, что недостижимой нормою мыслилось в НИИ, что мерещилось Зыкину и не объявлялось приказом потому лишь, что сколько массу ни воспитывай и перевоспитывай, а всегда в ней какой-нибудь пережиток, грозящий открытым неприятием идеала, оставался неистребленным.
Не стал он напоминать разработчикам и о Сары-Шагане, по которому они бегали нагишом с пачками денег в зубах. О лошадином ржании в кино. Вот уж действительно: грянули хамы!..
То, что не стал говорить, — выразило молчание его. И разработчики повинились, попросили прощения, ссылались на неосознанную необходимость. Прибавили в оправдание, что лекарство, примененное Воронцовым и Родиным, оказалось хуже болезни.
— Старо. Слышано не раз.
— Два человека не выдержали. Сбежали.
— Не за границу же... На 4-й они, у медиков, проходят курс реабилитации.
— А Казинец?.. Где Казинец?
— А ничего Казинец. Сидит себе в своей лаборатории и очень гордится тем, что его портрет до сих пор на Доске почета...
— Снять! — приказал Травкин. — Немедленно! И давайте — без конвульсий, без надрывов...
Ему принесли схемы — на подпись. Он изучил их. Кое-что ему не нравилось, кое-где так и хотелось подправить, но ни слова, ни карандаша не употребил. Лишь в одном месте коснулся кончиком пальца и промолвил:
— Опрятней бы надо...
Кто-то спросил: правда ли, что его принял сам Михаил Андреевич?
— Да, — ответил Травкин. — Беседа с ним произвела на меня большое впечатление...
В «Мухе» его ожидала сокрушительная новость: Каргин — в окружном госпитале! Неделю назад (около десяти вечера, отбоя еще не было) Леня выбежал из гостиницы с зажженным факелом и помчался к складу горюче-смазочных материалов. Часовой в него стрелять не стал, ударил прикладом. Леню скрутили и отправили на 4-ю.
О происшествии этом не докладывал ни Воронцов, ни Родин, посчитав его малозначащим, «Долину» не затрагивающим.
— Так, — вымолвил Травкин, только теперь поняв, что нет уже Великого Братства — и нет уже прежнего Травкина.
52
Деньги и люди хлынули на «Долину» с безумной щедростью. Месяц назад на униженные просьбы о монтажниках все конторы ответили категорическим отказом, ныне они же гнали в Сары-Шаган людей сотнями — как на уборочную, как на очередную ГЭС, как некогда в болота Санкт-Петербурга. Разнородная шваль эта была за разные чудачества выгнана с северных объектов и потому не увольнялась по 47-й, что никто в Москве не знал, когда и где экстренно потребуется рабочая сила. Из сотен, уже прибывших в Алма-Ату и десятками доставляемых сюда, на железнодорожную станцию, надо было выбрать всего тридцать пять — сорок монтажников высшего разряда, и Вадиму Алексеевичу с болью вспоминался Куманьков: этот-то сразу прислал бы самых проверенных и квалифицированных. А с деньгами еще хуже. Их много, денег, но банк давал их не Травкину, а Зыкину, и свои же деньги приходилось выклянчивать. Нехорошо, все — нехорошо!
В магазин и ларьки специально завезли водку, что сразу упростило отбор. Выпивающих немедленно отправляли обратно, в Москву. Остальные, порасспросив местную публику, в панике бежали к Воронцову: «Начальник, не тот климат, отдай паспорт, я уж лучше на южное побережье Северного Ледовитого...» Вместе с паспортом дезертир получал добрый совет: «На Матросскую Тишину не попадай! Там таких приблатненных прямо в бане раздевают!»
Людей из Алма-Аты привозили бригадами, по две-три бригады в каждой партии, монтажники в бригаде давно притерлись друг к другу, было бы неразумно распылять их, и все же приходилось идти на раскол, разъединение — уж слишком развратили монтажников бешеные премиальные; Воронцов сказал, что на площадке бригады перегрызутся.
— Мне нужен не столько монтажник, сколько ярко выраженный социальный тип, — вслух рассуждал Травкин. — Коллектив таких личностей и будет называться рабочим классом площадки. Инженеры — отдельно, особо, вне. Их, инженеров, выделим одеждой, другим цветом халата, к примеру. У всех на «Долине» будет единый интерес — сдать станцию в срок. Но общий интерес подтвердим различием частных интересов. Раньше надо бы все это сделать, тогда не понадобился б кнут. И пряник тоже. Ну, приступим.
В сарай втащили стол, стулья, за столом сидел Травкин, на стульях у противоположных стен — Воронцов и Родин. Косые плоскости солнечного света напомнили Вадиму Алексеевичу тот день, когда он увидел Родина. («Леня, где ты?»)
Входил бригадир, щурился, привыкал к рыбьему душку сарая, к гулкости его, освещенности. Травкин спрашивал о стаже работы, говорил о трудностях быта на 35-й, о том, что работать надо в семь потов, без выходных, что премиальная сумма не определена еще, что строжайшая дисциплина — залог успеха, что...
Бригадир смело («И не таких начальников повидали!») присаживался, начинал загибать пальцы.
— Мы — вам, вы — нам... Что требуете — сделаем. Однако учти, начальник, что мы — рабочий класс, мы работяги, мы первая производительная сила. Поэтому давай условимся. Первое: жить в офицерской гостинице, по два человека в комнате, не больше, сейчас, начальник, не военный коммунизм, а к высшей фазе приближаемся, и постельное белье, само собой, — мы же из Москвы, а не из Ашхабада. Второе: командировочные не два шестьдесят, не три, а, как привыкли мы, по пять шестьдесят минимум. Третье: колхозы нам надоели, только офицерская столовая, согласны доплачивать за фрукты. Четвертое: всем — по пять тарифных ставок при закрытии нарядов, и если первый же наряд так не закроют — ариведерчи, Рома, и, кстати, авансик бы нам, в дороге поиздержались, жены-дети в столице скучают без куска хлеба. Пятое: выходной день обязателен, рабочему человеку отдохнуть надо, мы, рабочие, ездить на себе никому не разрешаем. Шестое: зимнюю спецодежду выдать нам немедленно, зима на носу, в сроки ваши мы не верим, кое-что услышали здесь, и если вы пять лет колупались, то за два месяца не наверстаете, так что куртка и унты — завтра же. Седьмое...
Травкин поднимал глаза на Воронцова, чем и сбрасывал пружину заведенного механизма. Старший инженер отдела вперевалочку подходил к столу и тоже начинал загибать пальцы.
— Стоп, козья морда! Хлебальник заткни, хам и наглец, и слушай внимательно. Первое: по шесть человек в комнате и по одеялу на двоих, спать поочередно будете, работы невпроворот. Второе: командировочные вам уже выданы в Москве, и там же их потребуют обратно, когда вы завтра-послезавтра вернетесь туда. Третье: жрать будешь то, что тебе под ноги бросят, и еще руку мне оближешь. Четвертое, пятое и так далее: денег дадим сегодня только на почтовую открытку, в свое отделение милиции пошлешь, чтоб на тебя не объявляли всесоюзный розыск, а по тебе и твоей банде плачет, по крайней мере, пересылка на Пресне, а уж начальник 123-го отделения милиции, где ты живешь, полковник Бутурлин мною предупрежден, он тебя с участковым в аэропорту встретит, с почестями, как Мобуту. Вкалывать будешь от гимна до гимна, день отгула и день прогула считаю попыткою саботажа производства, карать буду беспощадно, профсоюзов у нас нет, запомни это, и пока доберешься до своего ВЦСПС, десять раз в милицию попадешь. Зимней спецодежды тебе не видать: ты на всех объектах перво-наперво пропивал спецодежду, чтоб потом клянчить ее. В чем прибыл — в том и ходить будешь, тебе прямая выгода все сделать до начала ноября, чтоб не околеть, а станешь права качать — лапти отбросишь при первых заморозках. Но — гарантирую: сдашь блоки, будет сдан объект — жены-дети сытыми будут, не сдашь — по миру пущу, прописки лишу, сам знаешь, участковому только мигни — протокол соседи подпишут о том о сем, нарсуд — и ариведерчи, столица! И не примазывайся к рабочему классу, выставляйся гегемоном в другом месте, сука ты паршивая! Рабочий класс, да будет тебе известно, великое сообщество людей и великое понятие, нет вообще ничего благороднее пролетариата и его борьбы за себя. Но сам он по себе, вне борьбы — распределенная по станкам и машинам толпа, в лучшем случае, и только в противопоставлении себя классу эксплуататоров обнаруживаются благородные качества рабочего человека. Только! Ты понял? Что такое рабочий класс без эксплуататоров — этого не знает никто, кроме Травкина, которого ты видишь перед собою и кого ты, рвань можайская, пытался запугать. Так вот, мы, то есть Травкин и я, хотим привить тебе благородные качества рабочего класса, потому что намерены эксплуатировать тебя!.. Все. Ясно? Иди посоветуйся с бригадой, зови ее поближе, расскажи о наших условиях.
К пятившемуся бригадиру подлетал Родин, в число эксплуататоров не включенный, обнимал его, помогал выйти на свет и с дружелюбием Волка, предлагавшего Красной Шапочке дерябнуть по маленькой, оттаскивал бригадира к магазину рыбкоопа.
