Анатолий Азольский - Могила на Введенском кладбище
Анатолий Азольский - Могила на Введенском кладбище краткое содержание
Анатолий Азольский.
Могила на Введенском кладбище
Наброски биографии
Будущий узник Лефортова Геррит ван дер Ваалс родился 24 апреля 1920 года (город Сурабая, Нидерландская Индия) в многодетной семье (четверо детей). Офицеры колониальной армии — уважаемые люди в городе, на островах — и юный Геррит размечтался: буду служить в армии! 17-летним юношей подался он в метрополию и поступил в Королевскую военную академию (г. Бреда). Окончил ее в мае 1940-го. Этим месяцем и можно датировать последнюю “голландскую” фотографию его (на “лефортовскую” глянуть не позволят). Обычная среднеевропейская внешность, стрижка армейская, пробор справа, улыбка деревенского парня, смущенного поцелуем городской красавицы. Рубашка мягкая, шелковая, не строгая, галстук завязан неумело. В штатском — ибо в стране уже немцы и 2-му пехотному (от инфантерии) лейтенанту не суждено служить: армия капитулировала, а гарнизон Сурабаи — за морями-океанами. Полное крушение жизненных планов! И стал Геррит в Делфте переучиваться на инженера, но вскоре немцы сочли небезопасной вольную, без присмотра жизнь профессионалов военного дела. В мае 1942 года лейтенанта арестовали и препроводили в лагерь для военнопленных (шталаг 371). Август 1943 года отмечен в жизни Геррита ван дер Ваалса крупным событием : он и еще три офицера совершают побег, переваливают через Карпаты и оказываются в Венгрии. Население к беглецам настроено дружелюбно, судьба, кажется, благоволит 23-летнему Герриту. Однако в марте следующего года немцы оккупируют Венгрию, с востока все слышнее артиллерия русских, на связь с наступающей Красной Армией и отправился ван дер Ваалс, не один — с проводником, офицером венгерской армии. И сгинул. Пропал бесследно. Был голландец — и не стало голландца, да и венгр будто сквозь родную землю провалился. Месяцем спустя арестовали в Будапеште шведского дипломата Рауля Валленберга, о чем доложено начальнику Генштаба (шифровка №937, подписанная начальником штаба 2-го Украинского фронта), — так за него горой встали сильные мира сего, до самого Сталина добрались ходоки и ходатаи, а о том, что сцапали голландца и венгра, — ни гу-гу…
Одно, правда, сближает миллионера Валленберга с нищим сыном колониального чиновника — впоследствии на все запросы о судьбе того и другого следует один и тот же ответ: на территории СССР не находится!
Но жив голландец, жив! В 1946 году — еще жив! Не ранее середины 50-х на Запад попадает интересный документ: просьба начальнику внутренней тюрьмы НКГБ полковнику Миронову (копия начальнику Лефортовской тюрьмы НКГБ подполковнику Ионову) “перевести военнопленного ВАН–ДЕР–ВААЛЬС в Лефортовскую тюрьму и поместить его в камеру №166. Содержащихся в этой камере ШТЕЛЬЦЕР и МАТТЕРН поместить — первого в 56 камеру к БЕРЧ, а второго в 106 камеру к ЦИТЦЕВИЦ. При этом содержащегося в Лефортовской тюрьме ШМИДТ Дюмон Франца перевести во Внутреннюю тюрьму и поместить в камеру на место ВАН–ДЕР–ВААЛЬСА к ГИЛЬДЕБРАНДТ А.К…”. Правописание особое, для внутреннего употребления, с учетом, надо полагать, таких важных для “Смерша” факторов, что становится очевидным: нормальный русский язык развалит всю Лубянку. Голландцы дотошнейше изучают каждую фамилию в этом документе от 13 марта 1946 года, наводят справки о том, кто есть кто, и пером выводят на просьбе заключение: Гильдебрандт А.К. — провокатор.
Подписал же просьбу заместитель начальника 2-го отдела ГУКР “Смерш” подполковник БУРАШНИКОВ. Фамилия знакомая: в “Независимой газете” от 25.04.91 опубликована давняя-предавняя просьба того же Бурашникова тем же Миронову и Ионову — о переводе двух заключенных из одной тюрьмы в другую, то есть обычная лубянковская карусель с внутрикамерной разработкой. Но Шлиттера в этой просьбе отныне приказано именовать Шауэром, причем из дальнейшего текста следует, что Бурашников причастен к допросам Валленберга.
Итак, уже более года, как Геррит ван дер Ваалс — на тюремном коште, мотается между двумя оплотами следствия.
Уйма врагов внутренних — и держать какого-то военнопленного в “привилегированной” Лефортовской тюрьме? (Для сведения: к сентябрю 1945 года в плену, среди прочих, находилось 4729 голландцев и 513'767 венгров.)
Действие переносится в Лондон на Нортумберленд авеню. Отель “Виктория”, комната 327, 24 мая 1946 года. Отсюда под грифом “конфиденциально” выходит документ, адресованный главе британской военной миссии в Гааге полковнику Тинклеру. Написал его подполковник Дерри, еще во второй половине 1945 года прикомандированный к британской военной миссии в Будапеште. Подполковнику тогда стало известно о сопряженной с риском деятельности (в оккупированном немцами Будапеште) группы сбежавших из шталага 371 офицеров. Как видно из документа, офицеры занимались тем же, что и Валленберг, но если тот переадресовывал эшелоны с евреями или их счета в банках, то беглецы куда приземленнее были, добывая кое-кому фальшивые паспорта и справки, спасая одежонкой и деньгами дезертиров. Ничего героического, сплошная, как говорится, бытовуха — весь год, вплоть до взятия Будапешта. Подполковник Дерри просит полковника Тинклера довести до сведения правительства Нидерландов итоги храброй работы беглых офицеров, фамилии которых приводит: лейтенант Г. ван дер Ваалс, лейтенант ван Хоотегем (Гаага), лейтенант Краненбург (Лондон) и лейтенант В. Пукель (на службе в датской армии). Указано и местонахождение лейтенанта Г. ван дер Ваалса — missing, то есть пропал без вести. Судя по документу, ван дер Ваалса уже ищут. Кое-какие сведения о нем все-таки просочились на Запад, его сотоварищи по побегу живы, и никто не в состоянии замкнуть их уста.
Уж лучше бы, пожалуй, не размыкали их. Потому что из благороднейших побуждений министр колоний Нидерландов 23 марта 1948 года представляет Геррита ван дер Ваалса к ордену “Бронзовый крест”, и Вильгельмина, Божьей милостью Королева Нидерландов, принцесса Оранская — Нассауская, и проч., и проч., и проч., награждает 2-го лейтенанта Королевской Нидерландско-Индонезийской армии этим знаком воинского отличия. Перечислив заслуги его, Королева упомянула и о том, что лейтенант двинулся навстречу русским, после чего пропал. 3 апреля 1948 года подписан указ о награждении.
Жить Герриту оставалось совсем немного, четыре месяца. Неизвестно, узнал подполковник Бурашников о “Бронзовом кресте” или нет, но — “больничка” при Бутырской тюрьме и смерть ван дер Ваалса 11 августа. В 1955 году чуть приоткрылись закрома Лубянки — и в Голландию пошла “похоронка”, а канцелярия Королевского дома присылает матери Геррита “Бронзовый крест”…
…Петроград, октябрь 1918 года. Время тревожное, в квартиру университетского профессора ломятся “братишки”: очередной обыск с проверкой документов. Дочь профессора выталкивает жениха своего, морского офицера в очень недалеком прошлом, за дверь, на черную лестницу (новые хозяева жизни предпочитали парадные подъезды), тот успевает сказать невесте, что вернется, как только матросы уйдут. “Братишки” помахали маузерами, потрясли мандатами, постращали буржуев и удалились, — происшествие истинное, из устных воспоминаний профессора. Проходит час, другой, а жениха нет. Невеста бежит к нему домой, на Каменноостровский, но — выясняется — мичман туда не приходил. Нет его и у знакомых, нигде его нет — ни на утро, ни через неделю. Был человек — и пропал человек. Кое-какие следы остались, однако, и невеста бросилась в погоню за женихом. Почти настигла его через шесть лет, в Бизерте, на базе российского императорского флота, ушедшего из Севастополя в 1920 году, — почти, потому что разминулась с ним, какие-то полчаса отделяли ее от любимого. За эти тридцать минут произошли события эпохальные: Франция признала РСФСР, корабли царского флота спустили андреевские флаги, несколько сот морских офицеров лишились крова, последней надежды, и горевавший на пирсе жених бросился в воду, поплыл к американскому транспорту, которому срочно требовался кочегар. Вечерний туман поглотил судно с женихом…Только через два года любящие сердца соединились, в Бордо, профессорская дочка повезла жениха в Советскую Россию, в ленинградский загс, несколько лет спустя полюбила чекиста и, отмываясь от старых грехов, донесла на кочегара американского транспорта. Наконец-то он был расстрелян, судьба все-таки настигла его, как ни убегал он от нее, от профессорской дочки, в которой еще до первого поцелуя опознал гибель свою…
В таких историях о людских бедах и счастьях — прелесть мгновенного обретения человеком новой жизни, той, куда он проваливается, как в канализационный люк, на крышке которого ненароком остановился, чтоб подумать, оглядеться, утвердиться. В люке чаще всего пованивает, но, однако же, кто знает, каково младенцу в роддоме, как дышится ему после первого крика ужаса и восторга…Природа, сдается, хочет каждого человека наделить биографией всего человечества, навязать ему испытания, о которых он и не слыхивал. Мало того что люди постоянно меняют социальные роли и маски, они еще подвержены уходам из привычного мира в незнакомый, необыкновенный, потому что надо спасаться от беды, которая учуяна, которая где-то рядом, и люди внезапно срываются с места, бегут под другие звезды, притягательные и пугающие, цепляются за чудовищно смещенные координатные оси, — люди исчезают, чтобы вновь появиться или появляться…Может быть, оттуда, из Будапешта ван дер Ваалс бежал к русским, потому что в затылок дышала опасность?
