Игорь Фролов - Летать так летать!
В это время в коридоре раздались быстрые шаги, потом царапанье по стене возле двери, и голос инженера прокричал:
— А ну открывайте! — Он постучал кулаком в стену. — Я знаю, вы там! Ну, какого черта закрылись! — Он уже начал пинать в фанерную стену ногами.
Старший лейтенант Ф. подошел к двери, открыл ее и увидел инженера, который, вбежав с солнца в темный коридор, сослепу промахнулся мимо двери и сейчас бился в стенку. Увидев, что дверь открылась, он метнулся в комнату.
— А ну, давайте на стоянку, борта мыть — командарм приезжает!
Борттехник Ф., вздохнув, сунул ноги в сандалеты. Борттехник М., не вставая с кровати, поднял голову с подушки и высоким дрожащим голосом отчеканил:
— Я никуда не пойду! Хватит, отслужил свое!
— Кончай, Феликс! — сказал инженер. — Отрывай задницу и бегом на стоянку!
И тут старший лейтенант М. произнес свои главные, увенчавшие собой эти два года армии, слова, о которых спустя двадцать лет почему-то забыл. Он сказал громко и внятно:
— Да пошел ты на…, товарищ майор!
Товарищ майор открыл рот, хотел что-то сказать, но передумал — закрыл рот, повернулся и выбежал из комнаты.
— А что он мне сделает? — сказал борттехник М., успокаивая сам себя. — Я уже в запасе…
Прошло два месяца. Замены все не было, и дембеля-борттехники летали как обычно. По налету подошло время второго профилактория. Старший лейтенант Ф. сказал старшему лейтенанту М.:
— А не поехать ли нам в Дурмень, чтобы в Ташкенте наведаться в штаб 40-й армии и узнать про замену? Вдруг про нас вообще забыли?
И друзья пошли к инженеру эскадрильи отпрашиваться.
Выслушав старшего лейтенанта Ф., майор Иванов сказал:
— Ты поезжай. А ты, Феликс, естественно, пошел на…!
«СВИСТКИ» И «ПЧЕЛЫ»1
У вертолетчиков есть примета — перед вылетом экипаж должен помочиться на колесо своей машины.
Обычно самым используемым в этом смысле является левый пневматик — его орошают перед вылетом все три члена экипажа.
А пассажиры, ожидающие вылета, на этот левый пневматик всегда присаживаются. Потому что больше не на что…
Истребители же считают подобный акт оскорблением самолета. Наверное, потому, что у них не бывает пассажиров.
2
Повадились «свистки» ранним-ранним утром переходить на сверхзвук над модулями вертолетчиков. Ты спишь, а тут вдруг небо вместе с твоей головой раскалывается — и не один раз, потому что на сверхзвук переходят сразу несколько самолетов — от пары до звена. И решили вертолетчики отучить зарвавшихся королей стратосферы. Попросили они прикомандированный «Ми-6», который как раз убывал восвояси ранним утром, зависнуть перед отходом по заданию над модулем, где жили истребители-бомбардировщики.
Он и завис. Махина, величиной с весь модуль, грохоча винтами, перелетела со стоянки и начала медленно опускаться на фанерный барак, который под напором нисходящего потока от огромных лопастей затрясся, как тот домик ленивого поросенка, заметался, пытаясь сорваться с места и унестись прочь. Со стороны это смахивало на попытку гигантского изнасилования.
Повисев полминуты и постучав колесами по крыше, «Ми-6» поднялся и ушел. Разбор этого полета, конечно, был, но не очень сильный — с кого спрашивать, если «Ми-6» улетел. А «свистки» после пережитого стресса стали ускоряться вообще за пределами охраняемой зоны.
3
Сцена в столовой. Официантка несет чайник между рядами столиков истребителей и вертолетчиков. «Маша, сюда!» — зовет ее взмахом руки командир вертолета, майор Б. «Сначала нам, Маша!» — перебивает его истребитель. Маша в нерешительности останавливается.
— Ты чего встреваешь? — злится майор Б. — Нам уже на вылет!
— Это нам на вылет, — снисходительно смеется истребитель. — А у вас, наверное, это как-то по-другому называется…
— Это как — по-другому? — хмурится майор Б. — Чья бы корова мычала! Это вы-то летаете? Пронеслись, как укушенные, бросили бомбу куда попало! Лучше бы вообще на земле сидели. А то летай за вами, как нянька, жди, когда катапультируетесь, подбирай, рискуя двумя экипажами! Как будто у нас других дел нет, как вам задницы подтирать. Нацепили «стечкины»,[23] фланируют, а если приглядеться — да на хрена вы тут вообще нужны! Только спирт зря переводите! Маша, наливай!
СУПЕРЛЕНТАОднажды летчики попросили у командира эскадрильи устроить им стрельбу из носового пулемета на полигоне. На боевом вылете пулеметом полностью владеет борттехник, тогда как командир жмет на кнопку пуска НУРСов. Борттехники встревожились, но делать нечего — нужно выполнять приказ. А встревожиться было от чего — именно борттехник заряжал пулеметные ленты, и это не было простым делом. Зарядная машинка — мясорубка по виду: подкладывай в пасть патроны да крути ручку. Только следи, чтобы патрон не перекосило — не заметишь, надавишь на ручку, может и шарахнуть. Да и мозоли на руках были обеспечены — тем более что заряжать ленты приходилось после каждого вылета. На борту держали не менее четырех коробок с лентами по 250 патронов. Борттехник Ф. любил, чтобы на его борту было восемь цинков — он ставил их рядком под скамейку. Они грели душу.
Перспектива полигона расстроила борттехника Ф. Он даже вначале нагло отказал подошедшему капитану Т.:
— Даже и не мечтайте! У меня ствол греется, уже плеваться стал, никакой кучности. Сами же в бою станете жертвой убитого вами оружия. Да и руки мои не железные — после ваших забав ленты заряжать!
Т. пообещал после стрельбы зарядить столько, сколько истратит. Борттехник Ф. согласился, но на вдвое большее количество — за амортизацию пулемета, как он объяснил. На том и договорились.
— Может, тебе еще и борт помыть? — съязвил напоследок обиженный капитан.
На полигоне борттехник установил пулемет на упор, переключил электроспуск на ручку управления. Капитан Т. с правым по кличке Милый, веселясь, отстреляли 500 патронов. Они бы могли и больше, но борттехник устал от дурацких танцев машины (прицеливание закрепленного пулемета производилось поворотами самого вертолета) и отключил командира от стрельбы, обосновав это тем, что пулемет перегрелся, и вообще, не нужно изматывать и злить боевое оружие бессмысленной тратой боеприпасов.
На стоянке капитан Т. сказал Милому:
— Останешься и зарядишь 1000 патронов. Я обещал, а слово офицера, сам знаешь…
— На фига мне такие стрельбы, — расстроился Милый. — Он обещал, а я крути!
Борттехник зажал струбцину машинки и открыл три цинка патронов — простые, бронебойные, трассирующие. Потом достал со створок пустую ленту на 1000 патронов, которую он собрал из четырех стандартных. Эти стандартные кончались всегда неожиданно и в самый неподходящий момент, поэтому борттехник решил создать суперленту.
Милый, пыхтя, крутил ручку, борттехник контролировал перекос патронов и расправлял свивающуюся черную змею. Зарядка прошла удачно. Милый, штурманские руки которого привыкли держать только карандаш да линейку, простонал, разглядывая свежие мозоли:
— Лучше бы я из автомата через блистерок — милое дело…
Борттехник покурил, любуясь на чудо-ленту, и начал ее укладку. В обычную коробку она не лезла — борттехник взял большой пустой цинк и аккуратными зигзагами уложил в него свою любимицу. Поднять этот цинк он не рискнул, чтобы не надорваться, и переместил его в кабину волоком. После долгих усилий, пользуясь коленом как домкратом, перенес цинк через автопилот и попытался опустить его под станину пулемета. Но этот огромный цинк никак не входил на предназначенное ему место. И ничего поделать было нельзя — мешало переплетение труб станины. Разочарованный борттехник, обливаясь потом, перетащил цинк через автопилот и, грохоча по ребристому полу, поволок его к кормовому пулемету. Но даже там, на относительном просторе, он кое-как приладил цинк так, чтобы лента могла свободно подаваться в замковую часть пулемета. «Как-нибудь и отсюда постреляю», — подумал он, утешаясь тем, что хвост теперь надежно прикрыт.
Утром летели в Турагунди. На 101-й площадке взяли на борт пьяного пехотного капитана.
— Возьмите, мужики! — попросил смиренно капитан. — Все, баста, моей войне конец — заменился! Уже третий день пью — а оказии до Турагундей нет! Болтаюсь как говно в проруби — хоть опять воюй. А это вам, чтобы до своей замены дослужить… — И он протянул командиру бутыль спирта.
Прилетели, сели на площадку возле дороги, справа от которой за сопкой виднелись пограничные вышки Советского Союза. Выключили двигатели, наступила отдохновенная тишина.
— Что-то порохом пахнет, — потянул ноздрями командир.
Борттехник открыл дверь в грузовую кабину и ахнул. В салоне плавали сизые пласты порохового дыма, просвеченные лучами из открытого кормового люка. Дым ел глаза, резал горло, дышать было нечем. Приглядевшись, борттехник увидел, что на полу, среди черных колец пулеметной ленты, валяется пассажир. Он пробовал встать, но поскальзывался на звенящем ковре из тысячи гильз и снова падал.
