Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...
Молодые «черепа» разошлись, обсуждая подробности…
Арбузов не испытывал зла к Рыжему. После увольненья Ржавина, Рудого, Лопатина, Куриленко ни разу не сказал ему обидного слова, не заставлял искать сигарету, не подгонял по утрам в кубрике, когда наводилась уборка. Рыжий на равных общался с Арбузовым, гонял с ним чифир, играл в карты, рассказывал про свою жизнь на гражданке, про то, как «ломил» квартиры. Из рассказов выяснилось, что Рыжий до армии квалифицировался на вора-домушника. Именно это в Рыжем у Арбузова вызывало симпатию. Преступник был симпатичен преступнику. «Пацан» Арбузов увидел в своём «старике» – «пацана» Куриленко. За последнюю неделю они, как никогда, сблизились, обменялись адресами, договорились, что после армии обязательно побывают друг у друга в гостях.
К Стецко Арбузов не испытывал ни симпатии, ни антипатии. Стецко ни разу за полгода его не ударил. Да, орал на него. Да, кричал матом. Да, заставлял искать себе сигарету, бегать за водкой, «запрягал» в наряде по столовой. Но это было нормой. Стецко был «дедом», но при этом он не требовал от Арбузова ничего сверхъестественного и унизительного.
Почему же тогда Арбузов не испытывал к нему симпатий? Прежде всего, потому, что Арбузов не чувствовал в Стецко «пацана». К тому же Стецько слушал тяжёлый металл и всякую рок-музыку. А для Арбузова, поклонника дворовых песен, «блатняков», творчества Круга и Шифутинского, все люди, сидевшие на «металле», – были «неправильными». К ним он всегда относился с подозрением.
Ким? Он был не совсем понятен Арбузову.
«Этот парень на своей волне»… На гражданке Ким, если не врал, вроде бы немного наркоманил. Курил «траву», глотал «колёса», два раза «ширялся». Это, безусловно, в глазах Арбузова было положительным моментом.
Арбузов несколько раз слышал, как Ким в разговорах с «дедами» рассказывал им о своих многочисленных похождениях по женщинам, как он попадал в неприятные истории. Как рассказчик Ким был интересен, он умел вызвать у слушателей улыбку, мог рассмешить, поднять настроение. Но чаще всего создавалось впечатление, что в большинстве случаев Ким – просто «тепло». «Балабол».
Арбузов никак не мог простить Киму, когда летом, после «карантина», в первом наряде по столовой, старослужащий издевался над ним, заставляя таскать в обеденный зал в вёдрах холодную воду, лить на пол, а потом её убирать. Ким заставил его принести в солдатский зал около пятидесяти ведёр воды. Когда «шнэкс» попытался возразить Киму, какой смысл, в таком количестве воды, то «дед» жестоко избил его и, схватив за шею, ткнул лицом в половую тряпку. Обиднее всего, что, кроме них, в зале было ещё зрители – повара и «гуси».
И сегодня, когда в каптёрке 2 ТР, отвесив подзатыльника и пинка, Ким выгнал его прочь, Арбузов моментально вспомнил о старом унижении.
«Ну, сука, Ким, я тебе этого так не оставлю. Умоешься кровавыми слезами, падла!»
На другой день уволился в запас Стецко.
Всё было как обычно. Он подписал у ротного рапорт об увольнении, отнёс в строевую часть. Побежал подписывать обходной лист. Печать, которую неделю назад вырезал сержант Ржавин, очень помогла – за рядовым Стецко был долг в библиотеке. Но он поставил на обходном поддельную печать и подпись, и это «прокатило».
На ужине под грохот ложек он отнёс грязную посуду. Подкинул сослуживцам деньжат на водку. После ужина на КПП ждал Дробышева.
Дробышев не хотел идти. Но Рыжий сказал:
– Дробь, не нарывайся на грубость? Оно тебе надо? Пошли…
И Дробышев уныло поплёлся
Вместе с ними двинулся Арбузов.
На КПП они зашли в комнату приёма посетителей, закрылись изнутри. Там со Стецко Дробышев поменялся формами.
– Не расстраивайся, Дробь, – весело сказал ему Стецко. – Через полгода придут твои шнэксы, снимешь с них «афганку».
– Ну, давай, брат, – сказал Рыжий, и сослуживцы по призыву обнялись.
Стецко обнялся и с Арбузовым.
– Давай, Витёк, служи и защищай мой мирный сон!
– Добро, – улыбнулся Арбузов. – Буду защищать! Спи спокойно, гражданин Стецко!
Стецко протянул на прощанье свою ладонь. Дробышев пожал её без особого энтузиазма.
– Что такой кислый, Дробь? Не грусти, будет и на твоей улице праздник. И ты пойдёшь на дембель.
Стецко переступил через порог КПП. Теперь он был свободен. Теперь он был гражданский человек. Менее чем через сутки он будет в родном Харькове.
– Андрюх, счастливо тебе там девок попортить! – крикнул на прощанье Арбузов. – Только осторожней там. Смотри трипак не подцепи!
…Солдаты вернулись в часть. Каждый из них по-своему грустил. Каждый из них тоже хотел скорей домой. Куриленко знал точно, что через неделю, максимум через две он будет дома.
Арбузов с Дробышевым, призвавшиеся в мае 1994 года, надеялись, что уйдут на дембель через год, в ноябре-декабре 1995-го. В любом случае, ждать год – это немало.
Дробышев вдруг задумался…
«А ради чего я служу? Зачем? В чем мой Долг перед Родиной? В том, что я каждый день, как полоумный, ношусь по территории ГСМ с ручным насосом? В том, что я вместо дедов стою ночью на тумбочке? В том, что я мою лестницу за этими дебилами? В том, что я отдаю Нытику в месяц по три пачки сигарет? В том, что я должен «летать в будущее»? В том, что с меня снимают мою форму? Как всё дебильно! Как всё слишком дебильно!
Когда Сергей шёл в Армию, он, насмотревшись в своё время ура-патриотических телепередач «Служу Советскому Союзу!», рассчитывал, что в Армии его будут учить воевать… Наступать и держать оборону. Готовить к войне… Он наивно думал, что его научат стрелять из всех основных видов стрелкового оружия, ознакомят с тактикой ночного боя, ориентированием на незнакомой местности, вождением автомобиля. Ему представлялась Армия с постоянными учениями, рытьём окопов, полигонами… Ему хотелось, чтобы с ними постоянно вели занятия по огневой и физической подготовке, чтобы их учили рукопашному бою, знакомили с теорией современного оружия, рассказывали о новейших моделях отечественных танков, самолётов, артиллерии, системе ПВО…
А вместо этого за все семь месяцев службы на стрельбах он был всего только раз… В Нижнеподольске, в учебке, на курсе молодого бойца, перед принятием Присяги… В тот день им дали всего по шесть патронов. Бойцы сделали три тренировочных и три зачётных выстрела. И всё! На этом вся огневая подготовка закончилась…. А между тем, на стендах, висящих в БАТО, – на стендах, где ротный каждую неделю вывешивал листки с запланированными занятиями, огневая подготовка числилась два раза…
«Всё это показуха. Очковтирательство. Если так и в 40-м году готовили солдат срочной службы к предстоящей войне с Гитлером, тогда неудивительно, что мы первые два года терпели поражение… Потому что всё это блеф… Солдат – это пушечное мясо.
Армия… Долг Родине?
А где у меня Родина? Где? Где она? Кто мне это скажет? Где? Ненька Украина? Почему я, русский по крови, служу в Украинской Армии? А если товарищу Кравчуку и Шмарову взбредёт в голову идти войной на Россию, как быть в этом случае мне? Я же присягал Украинской Армии? Или нарушить Присягу? Или стрелять в русских солдат? Так как же мне быть? Как? Как? Как?»
Глава 33
В дивизию прибывало пополнение. Новобранцев отправляли в «карантин».
В воскресенье ротный выписал увольнительные записки.
Арбузов вышел в город вместе с Бардо, Стифом и Буреломовым.
Дробышев направился один. Иногда он любил побыть в одиночестве. Если б сегодня отпустили Вдовцова, он пошёл бы с ним. Но Вдовцов сегодня, к сожалению, стоял «на тумбочке».
Сергей сходил на Главпочтамт, позвонил родителям.
Трубку взяла мать. Сергей узнал, как дела дома, в двух словах рассказал о себе. Так же резко высказался по поводу того, что мать выслала ему почтовый перевод на сумму 50 купонов.
– Мам, я же тебя просил, не надо мне высылать денег, пока не уволятся последние деды. Через месяц высылай, а пока не надо.
Дробышеву повезло. Сегодня этот почтовый перевод вручил ему ротный в каптёрке и, похоже, Куриленко не знал о переводе.
Дробышев планировал сегодня сходить на почту и получить деньги.
Поговорив с матерью, он набрал номер Александра Липатникова.
Трубку взял его отец.
– А Саша в армии.
– Как в армии?
– Его две недели назад забрали.
– И куда он попал?
– В Николаев. В ПВО.
– У вас его адрес?
Дробышев записал адрес друга и здесь же, в здании Главпочтампа, сел за стол, черкнул Александру пару строк. Купил конверт, опустил письмо в почтовый ящик.
Пообедал в столовой, съев порцию картофельного пюре с бифштексом и салатом. Выпил бутылку пива.
Дробышев давно не пил алкоголя, и от одной бутылки пива он моментально запьянел.
Прошёлся по улицам.
Говерловск был очень небольшим. Отсутствие трамваев. Из транспорта – только автобусы и троллейбусы.
