Дороти Л. Сэйерс - Человек, рожденный на Царство. Статьи и эссе
Мария Магдалина
К а й я ф а
Шадр ах
Н и к о д и м
Иосиф Аримафейский
1–й, 2–й, 3–й и 4–й старейшины
Е л и у й, начальник храмовой стражи
И о и л ь, левит
Цветочница
Е в н и к а
Кай Понтий Пилат
Клавдия Прокула, его жена
Флавий
Римский стражник
Гавриил, Рафаил- Архангелы
Раб
Ликторы
Замечания
Здесь трудно то, что, как‑никак, девять раз надо показать что‑то"сверхъестественное", и без нудности, без мелодрамы, без пасхальной открытки. Я постаралась выявить некую странность, которую мы ощущаем в евангельском рассказе: он и совершенно невероятен, и по–домашнему прост. Христос появляется и исчезает, Его не узнают, и тем не менее Он ни в малой мере не окутан"сверхъестественной атмосферой"Он даже нарочно ее снимает, когда ест, пьет, дает Себя потрогать. Только на Галилейском озере, видимо — перед Вознесением,"странного" — больше, чем"обычного".
А вот ангелы должны внушать хотя бы благоговение; женщины"были в страхе и наклонили лица свои к земле"(Лк 24. 5), а"стерегущие"пришли в трепет и стали как мертвые"(Мф 28. 4).
"Механизм"Воскресения. Хотя ни вера, ни нравственность не вынуждают нас точно понять, что же произошло, актеру лучше держать в уме связную картину. Могила открыта, пелены — не тронуты. Как это связано?
1. По–видимому, ангел отвалил камень не для того, чтобы выпустить Христа. Слава Богу, Он проходил сквозь двери; что ж Ему какой‑то центнер? Дверь открыта, чтобы стража и ученики заметили, что Тело исчезло.
2. Однако пелены лежат как бы для обозрения. Можно предположить, что ангел открывал пустую могилу. Тело (предполагаем дальше), распавшись на молекулы (?), прошло сквозь пелены и камень, а потом собралось, что сопровождали какие‑то процессы, воспринимавшиеся как землетрясение.
Во всяком случае, примерно такой ход событий предполагается здесь. Ощутив что‑то в воздухе, стражники касаются камня, он дрожит, их отбрасывает волна.
Предположение: а может быть, Воскресшее Тело вообще не обязано нести все материальные элементы? Где надо, Оно берет их из"подручных материалов", для свидетельства.
Все странности этого ряда оттеняются сугубо земными сценами (синедрион, улица перед домом Пилата). Замечу еще: я предположила, что у сыновей Зеведеевых есть какое‑то жилье в Иерусалиме. Кроме того, мне кажется, что (кроме Иоанна и Петра) ученики бежали после казни в Вифанию, к Лазарю, Марфе и Марии.
Иисус. Я сохраняю градацию в вопросах к Петру (по–гречески она ощущается) - два первых явственно отличаются от третьего; соответственно, нарушив симметрию, изменила я и ответы Петра, он все больше горюет."Друг Мне…" — поскольку в греческом"phileis"(Темпл и переводит:"Друг ли ты Мне?"), но я предположила и попыталась выразить, что"phileis"больше здесь, чем"agapas". В нем есть равенство, а в"agapas"(здесь) - оттенок чего‑то вроде"Предан ли ты Мне?".
Ученики. Я попыталась изобразить разные степени веры, скорби, отчаяния и т. д. Общее правило — чем больше у тебя доверия, тем меньше нужны тебе сверхъестественные свидетельства.
Иоанн - верит полностью, сомнений у него вообще нет. Замечательно, что именно Фома, один на все Евангелия, называет Христа Богом, причем — не в экстазе, а просто, словно говорит:"дважды два — четыре".
Жены–мироносицы - держатся тем, что хлопочут, получая от этого какое‑то печальное удовлетворение. Роды и смерть — естественная среда для женщин, тут они могут что‑то сделать, а мужчины сидят и, в лучшем случае, смотрят.
Саломея - хорошая, разумная женщина, все же -немного властная.
Мария Клеопова - мягче. Предположение, что она и Клеопа встретили Христа на дороге, высказал епископ Рипон, мне оно очень понравилось, а кроме того, тогда не надо вводить новых персонажей. Может быть, она пришла в Иерусалим к Деве Марии, своей родственнице, а уж Клеопа пришел за ней, чтобы проводить ее домой, в Эммаус.
Сцена I
Гроб Господень.
Е в а н г е л и с т. В первый день недели, рано утром, ко гробу пришли Мария Магдалина, Мария Клеопова и Саломея, мать Иоанна с Иаковом. Они принесли благовония.
1. В доме Зеведея
Тихий стук в дверь.
И о а н н. Это ты, Магдалина?
М а р и я М а г д а л и н а. Я.
И о а н н. Заходи. Мать сейчас придет. Как Марфа, Лазарь?
М а р и я М а г д а л и н а. Ну, что говорить! Хорошо хоть, что вы живы. Они уж думали, вас с Петром взяли, и боялись, что все женщины одни в Иерусалиме. Марфа кричала на меня, и каялась, и бегала на кухню, что‑нибудь мне приготовить.
И о а н н. Бедная наша, смешная Марфа!
М а р и я М а г д а л и н а. Мы не ели, и она раскричалась, что зря нарушила субботу. А Матфей и скажи:"Ничего, суббота для человека", — ну, тут мы чуть не умерли.
И о а н н. Да, знаю. Его слово — как нож в сердце. Вчера я нашел старые сандалии и спрятал их от Петра.
М а р и я М а г д а л и н а. Он тут?
И о а н н. Приполз, как раненый зверь. Не спит, не ест… (Пылко.) Это все я! Я же видел, что он боится, и бросил его там, у Анны. Господи! Неужели никому из нас нельзя доверять и на минуту?
М а р и я М а г д а л и н а. Бедный Петр! Не может себя простить.
И о а н н. Что там! Он говорит, он хуже чем… не могу выговорить! Совсем не могу… Даже повторить слова молитвы:"Прости, как мы прощаем", — нет, никак.. Ты слышала, что с ним?
М а р и я М а г д а л и н а. Слышала. Иоанн, что твоя ненависть, — он сам себя ненавидел! Это его и убило.
И о а н н (медленно). Если я ненавижу его, я его тоже убил. Господи, нет конца нашим грехам! Мы убиваем Учителя и друг друга.
М а р и я М а г д а л и н а. Иоанн, дорогой, разве это ненависть? Ты же не хочешь его обидеть! Конечно, ты не понимаешь ни отчаянья его, ни греха, но это — потому, что ты не был плохим. Только Учитель был хорошим -и понимал, каково плохому… Больше я таких людей не видела. Получалось так, словно Он — внутри тебя и чувствует все, что ты с собой творишь… Но Иуда вряд ли впускал Его, он слишком гордый. Я думаю, ему было трудней, чем Матфею, или мне, или этому бедному разбойнику. Мы знаем, что мы — плохие, нам незачем притворяться перед собой, а перед другими — тем более.
И о а н н. Хорошо смиренным, бедным, грешным…
М а р и я М а г д а л и н а…. словом — заблудшим овцам. Знаешь, когда Он это говорил, Он это и думал. Ты не бойся за Петра, он — не гордый, он — не повесится… А вот мягким с ним быть не надо. Учитель мягким не был — Он был прямым, суровым и не хотел, чтоб мы жалели себя. Петр должен видеть, что он сделал, чтобы больше не делать так.
И о а н н. Что значит"больше"? Учитель умер. Когда ты помазала Его у Симона, ты готовила Его к погребению, Он это знал. А, вот идет моя мать с другой Марией, несут благовония… Мама, здесь Мария Магдалина.
С а л о м е я. Здравствуй, дорогая.
М а р и я М а г д а л и н а. Саломея! Мария!
М а р и я К л е о п о в а. Благослови тебя Бог. Мария, Мать Учителя, шлет тебе привет.
М а р и я М а г д а л и н а. Как Она, бедная?
М а р и я К л е о п о в а. Совсем измучилась, но держится тихо, спокойно, препоручила Сына нашей любви и дала вот это.
М а р и я М а г д а л и н а. Что это? Какой красивый ларец! Золото, камни — прямо из царских сокровищ!
М а р и я К л е о п о в а. Так и есть. Царь Валтазар принес в нем когда‑то мирру. Она ждала тридцать три года.
М а р и я М а г д а л и н а. Она ляжет у сердца, где солдат проколол копьем. Я принесла алоэ и кассию…
С а л о м е я. Вот пальмовое вино, вот гвоздика, бальзам из Гилеада…
М а р и я К л е о п о в а. Камфара, нард, сандаловое масло…
М а р и я М а г д а л и н а. Нам миска нужна.
С а л о м е я. Вот. Ножницы, гребенка… Полотенец хватит?
М а р и я К л е о п о в а. Я думаю, да. И полотна чистого. И свежих повязок…
М а р и я М а г д а л и н а. Это все есть там, в пещере, Иосиф принес. Мы одели Учителя в белые одежды, обернули голову платком. Самый знатный и богатый человек не дождется таких похорон!
И о а н н. Нехорошо вам идти одним. Может, я провожу вас?
С а л о м е я. Нет, сынок. Без тебя — вернее. Кто помешает трем женщинам? Да и вообще, это — не мужское дело.
И о а н н. Хорошо, мама… Луна взошла. Вы легко найдете дорогу.
М а р и я К л е о п о в а. Скоро взойдет и солнце. Петух вот–вот закричит.
И о а н н. Надо пойти к Петру.
М а р и я М а г д а л и н а. Да, Иоанн. Пойди. Сделай для него, что можешь.
И о а н н. Хорошо, Мария… (Отирает дверь.) Подождите… Все спокойно, на улице — ни души… Ну, с Богом! (Запирает засов.)
2. От сада до Иерусалима.
Поет петух. Три гулких удара. Потом издалека бегут какие‑то люди.. Они все ближе, шаги их затихают. Кто‑то настойчиво стучит в дверь, испуганно крича:"Господин мой! Господин мой Кайяфа!"
3. В саду.
М а р и я М а г д а л и н а. Саломея! Как ты думаешь, можно идти?
