Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха
Глядя, как почва в горшках жадно поглощает воду, святой отец снова спрашивал себя, чем же он оскорбил Руби Дор, но никак не мог найти ответа. Не в силах и дальше выносить неопределенность, он спустился по истертым деревянным ступенькам, сунул лейку в шкаф под кухонной раковиной и задернул сетчатую занавеску. Как он и опасался, председательница Общества почитателей Ричарда Третьего сидела верным часовым на скамейке рядом с Белой башней, крепко сжав колени, и ветерок колыхал ее волосы оттенка пушечного металла. Но святой отец все равно взял ключи и решительно вышел из дома.
Он дошел уже до Кровавой башни, когда вдруг почувствовал, как его хлопнули по плечу. Он развернулся, но прежде, чем дама успела раскрыть рот, вскинул руку и объявил: что бы она ни сказала, она не сможет убедить его в достоинствах короля-горбуна.
— Если вам необходимы сторонники Ричарда Третьего, попробуйте завербовать йомена Гаолера. Он уверен, что малолетних принцев убил герцог Букингемский. Йомен живет вон там, — прибавил он, махнув в сторону дома номер семь по Тауэрскому лугу.
Продолжая свой путь к таверне, капеллан снова ощутил, как его хлопают по плечу. Подозревая, что ему так и не удалось избавиться от председательницы, он резко развернулся, собираясь сказать, что он идет по срочному делу. Однако рядом с ним стоял хранитель истории Тауэра, заламывая свои алчные пальцы.
— Вы не видели йомена Джонса? — спросил он.
— Сегодня нет, — ответил святой отец.
— Ну, если увидите, передайте ему, что только что доставили двух сернобыков.
Преподобный Септимус Дрю шел дальше, пробираясь между туристами. Пройдя в конце Водного переулка табличку «Частная собственность», он толкнул дверь «Джина и дыбы». Толпа завороженных бифитеров собралась у стола, наблюдая, как доктор Евангелина Мор и смотритель воронов разыгрывают партию в «Монополию», начавшуюся накануне вечером. С тех пор как был снят запрет на игру, врач тауэрской общины не проиграла ни одной партии, раз за разом ставя на кон свой трехпенсовик. После очередной победы, к которой врач широкого профиля шла, захватывая недвижимость с безжалостностью судебного пристава, новый противник старался заполучить для себя монету, на которой сохранились рубцы из-за неоднократного заточения в недрах рождественского пудинга. Однако врач не поддавалась ни на какие уговоры и не отдавала своего трехпенсовика.
Капеллан подошел к барной стойке и, когда его наконец-то обслужили, получил пинту «Дочери Сквенджера». Однако даже его выбор напитка не мог смягчить хозяйку, которая молча пододвинула ему сдачу через стойку, залитую лужицами пива. Она вернулась на свой стул, взяла вязание и опустила голову. Преподобный Септимус Дрю наблюдал, как петли яростно переползают со спицы на спицу. Он поставил свою кружку, огляделся по сторонам и придвинулся ближе.
— Можно мне поговорить с вами наедине? — пробормотал он.
Руби Дор подняла голову, секунду молчала, а затем произнесла:
— Встретимся в Колодезной башне через минуту. Вы лучше идите первым, не то пойдут сплетни.
Капеллан ждал, повернувшись спиной к декоративным крысам, стараясь не замечать их зловещего шуршания и думая о великолепной моркови, которую выращивают в огороде отставные ночные бабочки. Хозяйка таверны пришла довольно быстро, закрыв дверь башни с таким грохотом, что грызуны попрятались в свои домики. Она сунула руку в карман джинсов, вытащила листок бумаги и протянула ему.
— Кажется, это вы потеряли, — сказала Руби Дор. — Ревуны их разбросали, когда разоряли ваше жилище.
Преподобный Септимус Дрю расправил листок и принялся читать. Мгновенно узнав собственное сочинение, он быстро сложил бумагу и засунул поглубже в карман рясы. Затем он признался Руби Дор в своей страсти к сочинительству, зародившейся из-за романтической истории, какая приключилась с его овдовевшей матерью. Он объяснил, что испробовал все литературные жанры, однако ведущие издательства страны запретили ему присылать свои работы. Еще он прибавил, что все деньги до последнего пенни жертвует на приют, который основал, желая помочь проституткам, чтобы они смогли подыскать себе более достойное занятие в жизни и не торговать саморазрушительной любовью.
Однако, как он ни расписывал сочную капусту, выращенную девочками, это не помогло утихомирить Руби Дор. Она заявила, что раз он священник, то не имеет никакого права сочинять что-то там о сосках, похожих на розовые бутоны, и что он ставит под удар репутацию не только Церкви, но и Тауэра.
— Почему мужчины всегда не такие, какими кажутся? — воскликнула она в конце концов и пошла к двери, яростно раскачивая хвостом.
Он остался один в темноте, и ее слова отдавались таким громким эхом, что он уже не слышал зловещего шуршания, доносившегося из клетки у него за спиной.
Валери Дженнингс наблюдала из-под своих шикарных ресниц, как Геба Джонс, встав на звон швейцарского коровьего колокольчика, сворачивает за угол. Валери поднялась, поправила пояс юбки с цветочным узором и зашла за книжные полки. Пока она рассматривала корешки книг позабытой писательницы девятнадцатого века мисс Э. Клаттербак, отыскивая что-нибудь, способное перенести в другой мир, ее вдруг осенило, что, как ни странно, книги этого автора находит только билетный контролер Артур Кэтнип. Она снова вспомнила их последнее свидание на ступенях отеля «Сплендид», где он поднялся на цыпочки и поцеловал ее, желая спокойной ночи.
Перед тем свиданием у нее не было времени возвращаться домой, чтобы переодеться. Валери Дженнингс прошла в секцию забытой одежды бюро находок и принялась лихорадочно шарить по полкам. Наконец она наткнулась на черное платье с рукавами в три четверти с еще сохранившимся магазинным ярлыком, который она тут же отрезала. Затем Валери Дженнингс отправилась к полкам с сумочками, чтобы подобрать что-нибудь в тон, и в итоге нашла черный клатч с застежкой со стразами, который захлопывался с громким щелчком. Порывшись в ящике с забытыми духами, она вынула флаконы с «Ивнинг сенсейшн» и «Мистик маск». Не в силах решить, что ей нравится больше, она попрыскала на себя из обоих флаконов и, зажмурив глаза, стояла, пока умопомрачительная взвесь окутывала ее душистым облаком. Она открыла нижний ящик и нашла среди ожерелий нитку кремового жемчуга. Заметив, что застежка со стразами вторит застежке на клатче, она дрожащими пальцами застегнула жемчуг. Стоя в туалете перед зеркалом, она распустила свой дежурный узел на затылке, и темные кудри рассыпались по плечам.
Она остановилась на тщательно выметенном крыльце гостиницы «Сплендид», кренясь вперед из-за туфель, превращавших пальцы на ногах в два красных треугольника, и поправила только что протертые очки, ожидая кавалера. Когда появился покрытый татуировками билетный контролер, она с трудом узнала его из-за прически — на его голове кто-то попытался выстричь инопланетные круги.
Когда они вошли в обеденный зал, он показался ей даже прекраснее, чем викторианский зимний сад с орхидеями, куда Геба Джонс водила ее в свой день рождения. Когда официант отодвинул для Валери Дженнингс стул, она заметила, что только на их столике стоят желтые розы. Артур Кэтнип сел напротив нее и сказал, что она выглядит великолепно, и она больше не ощущала унижения оттого, что надела чужое платье, которое сидит на ней не вполне удачно.
Когда подали закуски, билетный контролер поглядел на устрицы в тарелке Валери Дженнингс и заметил, что из школьных уроков биологии вынес только то, что моллюски могут несколько раз за жизнь поменять пол. Валери Дженнингс ответила, что она и сама однажды вплотную приблизилась к вопросу о смене пола, когда раздавала в детской больнице рождественские подарки, облаченная в костюм Санты, и ей пришлось воспользоваться мужской уборной, чтобы не вызвать подозрения у детей.
Когда подали горячее, Валери Дженнингс с тревогой поглядела на гуся в тарелке Артура Кэтнипа и рассказала, как один такой гусь напал на нее, когда она кормила в парке уток. Билетный контролер вспомнил, как однажды, когда ему было шесть, он съел весь хлеб, который мать дала ему для уток. Потом брат толкнул его в пруд, и парковому сторожу пришлось вытаскивать его за волосы, когда он начал тонуть.
Пока они ждали, когда принесут датский яблочный пирог, Артур Кэтнип заметил, что, если она когда-нибудь еще захочет примерить костюм Санты, лучше всего отправиться в Данию, поскольку каждое лето там проводится международный съезд Санта-Клаусов. Они пили десертное вино, и Валери Дженнингс сказала, что никогда не поедет в Данию, потому что эта страна сдалась фашистам всего через две минуты после начала войны.
Они вспомнили, что пора уходить, только когда официант сказал, что ресторан закрывается. Они вышли на безукоризненно чистое крыльцо и, не чувствуя ночного холода, ждали, пока ливрейный лакей поймает им два такси. Когда притормозила первая машина, Артур Кэтнип пожелал ей спокойной ночи, затем приподнялся на цыпочки и поцеловал в губы. Поцелуй привел ее в такой восторг, что она совершенно не заметила, как приехала домой.
