Милош Форман - Призраки Гойи
Девушка, слегка смутившись от пристального взгляда незнакомца, сосредоточенно рассматривавшего все детали ее лица, прически, сотрясавшейся при каждом толчке коляски, и груди, прикрытой черными кружевами, отпрянула и съежилась в глубине экипажа, оказавшись наполовину в тени.
— Нет-нет, — сказал Лоренсо, — оставайся на свету, чтобы я тебя видел.
Она повиновалась и выпрямилась. Он разглядывал ее еще несколько мгновений, а затем спросил:
— Тебя зовут Алисия?
— Да, — ответила девушка. — Но, если это имя вам не нравится, называйте меня как-нибудь иначе. Мне всё равно.
— Нет, мне нравится это имя. Алисия. Очень нравится. Откуда ты, Алисия?
— Вы — первый, кто меня об этом спрашивает. Какая вам разница?
— Я хотел бы это знать.
— Не знаю, откуда я. Кажется, из Мадрида. Отсюда.
— Где ты родилась?
— В сиротском доме, — сказала она. Лоренсо рассмеялся, и это, по-видимому, удивило девушку. Она спросила:
— Я сказала что-то смешное?
— Да, если угодно.
— Что же? Что я такого сказала?
— Никто и никогда не мог родиться в сиротском доме. Детей помещают в приют, если их родители неизвестны, умерли либо бросили своих детей, но в любом случае после того, как они родились. Ты знала своих родителей?
— Нет, — ответила она.
— Но хотя бы знала, кем они были?
— Да. Мой отец был кардиналом, — произнесла Алисия уверенно, едва ли не с гордостью, глядя Лоренсо в глаза.
— Кардиналом?
— Да!
— Кто тебе это сказал?
— Сестры. И другие девочки. Все эти дурочки.
— Сиротский дом содержали монахини?
— Естественно.
— Ты уверена, что это не был монастырь?
— Может, и так, — сказала девушка, глядя в окно и показывая всем своим видом, что ей становится скучно и она зря тратит время. — Не один ли черт?
— До какого возраста ты там оставалась?
— До тех пор пока мне не велели уйти. А что? Видя, что Алисия начинает лгать, Лоренсо решил сократить допрос. Но напоследок он спросил:
— А твоя мать? Ты ее знала?
— Нет.
— Ты знала, кто она?
— Да. Какая-то еретичка.
— Это тоже сказали сестры?
Алисия не ответила. Она бросила взгляд в окно, словно не слышала вопроса и вообще жалела, что села в эту коляску.
— Тебе известно, что значит еретичка? — спросил Лоренсо.
— Нет, но это запрещено, и за это наказывают.
— Теперь уже нет.
— Вот как?
Девушка резким движением задернула занавеску, которую Касамарес оставил приоткрытой, чтобы не заслонять свет, и спросила:
— Ну, что, займемся этим здесь? Прямо в экипаже? Мне не трудно. Даже на ходу, мне всё равно.
Она начала быстро приподнимать юбку, и тут Лоренсо сказал:
— Нет.
— Что — нет? Не здесь? А где же?
— Нигде. Я просто хотел бы немного поговорить с тобой.
— О чем?
— О тебе.
— Например? — подозрительно спросила девушка.
— Что ты делала после того, как ушла из приюта?
— Два года работала на ферме. Двое мужчин изнасиловали меня, и я оттуда ушла.
— А потом?
Алисия подняла палец и, нацелив его на Лоренсо, спросила:
— Вы знаете, что не получите своих денег обратно?
— Я и не собирался их забирать. Я хотел только переговорить с тобой.
— Хотите, чтобы я рассказала вам о каких-нибудь мерзких вещах? О том, о чем обычно не говорят? Если хотите, могу.
— Нет-нет, только не это.
«И это моя дочь, — думал Лоренсо. — Конечно, моя дочь, она сидит здесь, напротив меня. Размалеванная, готовая отдаться. Живой товар. Она способна говорить всякие гадости. Сбежала из монастыря в одиннадцать лет, была изнасилована крестьянами то ли в тринадцать, то ли в четырнадцать». При этом Касамарес не чувствовал себя ни опозоренным, ни смущенным. Он был заинтригован, очарован этой девушкой, как будто Инес внезапно предстала перед ним помолодевшей и более дерзкой, словно она оказалась перед ним в другом времени, в другой жизни. Лоренсо с юных лет осознавал, что он — двойственный человек, сложный и противоречивый, человек, которого ему не только не удавалось держать в узде, но даже толком узнать, и вот, теперь перед ним другая ипостась одной и той же женщины, существующая только благодаря ему и взирающая на него как на чужака.
Алисия спросила у незнакомца, разыгрывая страх (при этом она опустила юбку):
— Вы, случайно, не из полиции?
— Нет.
— Это, по крайней мере, правда?
— Правда.
— Дело в том, что я не выношу полицейских, особенно в штатском. И они платят мне той же монетой. Однажды я здорово поцарапала одного из них. У него до сих пор остался шрам, вот здесь, прямо под глазом. Всякий раз, когда ему удается, он сажает меня за решетку.
Лоренсо дал девушке слово, что он не из полиции.
— В таком случае что вам надо? Что мы тут делаем?
— Я собираюсь кое-что вам предложить.
— Да. Что именно?
— Уехать из Испании.
На сей раз безучастное выражение слетело с лица Алисии, подобно бумажной маске. Она была поистине ошеломлена и встревожена.
— Серьезно? — спросила девушка.
— Очень серьезно.
— Уехать куда?
— Куда угодно. Во Францию, в Италию, в Грецию. А лучше всего, пожалуй, в Америку.
— Зачем?
— Потому что она дальше.
— Я должна уехать из Испании?
— Да.
— С вами?
— Нет.
Все более обеспокоенная, Алисия поинтересовалась, не грозит ли ей неведомая опасность, или не желает ли ей кто-нибудь зла, настолько, чтобы желать избавиться от нее. Такое порой случается. Лоренсо ответил, что это не так.
— Тогда зачем вам нужно, чтоб я уехала? Разве нельзя хотя бы сказать мне это?
— Нет, не могу. Но если ты согласишься, то мне позволено сказать тебе лишь одно: у тебя будет достаточно денег, чтобы жить, ничего не делая, до конца своих дней.
— А я смогу выйти замуж?
— Всё, что пожелаешь. Ты будешь свободной. Свободной и богатой. Сможешь выйти замуж и родить детей. При условии, что тотчас же покинешь Испанию.
Внезапно девушка спросила:
— Это из-за моего отца-кардинала?
Лоренсо ненадолго задумался, прежде чем ответить:
— Не думаю. По правде сказать, истинные причины мне неизвестны. Меня к тебе послали, вот и всё.
— Кто вас послал?
— Я не вправе это говорить.
Неожиданно девушка вцепилась в ручку дверцы и попыталась ее открыть. Лоренсо помешал ей, схватив за руку. Алисия кричала, что хочет выйти, здесь, сию же минуту. Он попытался ее успокоить, уверяя, что ей нечего бояться. Он хотел было еще что-то сказать, но она отмахивалась от него, не желая больше ничего слышать.
— Не дотрагивайтесь до меня! Выпустите меня! Всё это для того, чтобы я сдохла в каком-нибудь вонючем борделе! Чтобы жрала кукурузу вместе с обезьянами! Выпусти меня отсюда, тебе говорю!
Она укусила Лоренсо за руку изо всех сил своих молодых зубов. Он едва не вскрикнул. В конце концов Алисия сумела приоткрыть дверцу и начала вопить. К экипажу устремились гуляющие, а также другие проститутки и дуэнья. Случилось то, чего опасался Лоренсо.
Он отпустил девушку, и она выскочила из коляски, при этом зацепившись одной ногой за свою юбку. Алисия упала на колени, продолжая кричать и звать на помощь. Лоренсо велел кучеру как можно скорее трогать. Уезжая, он слышал позади грубую брань Алисии и ее вопли, переполошившие всех, кто находился в садах.
На руке Касамареса виднелись капельки крови. Он вытер их носовым платком.
Дела во Франции шли всё хуже и хуже. По причинам, о которых много раз говорилось, но они так и остались непостижимыми, Наполеон решил захватить Россию. С этой целью он собрал так называемую «великую армию», казавшуюся непобедимой, и остановил свой выбор на Польше в качестве исходного рубежа. После тяжелых боев Бонапарт вошел в Москву и обосновался в Кремле. Впрочем, ненадолго. Русские защитники подожгли город, в ту пору состоявший из деревянных домов, и ни днем, ни ночью не давали захватчикам покоя. Последним пришлось отступить перед лицом воинственного врага, который оказался более патриотично настроенным, нежели предполагал император, да вдобавок получал помощь от неведомого французам и чрезвычайно грозного союзника по имени Зима.
В то же время в Испании война с французами, которой действенное присутствие английских войск в Португалии придавало стимул, становилась всё более ожесточенной и масштабной. У нее даже появилось новое название, которому суждено было большое будущее: герилья, партизанская война. Как уже писали многочисленные очевидцы этого события, вся страна и даже земля, включая деревья, казалось, сражались, взявшись за ножи, вилы и колья. То была Guerra у cuchillo, как в свое время предсказывал герцог Палафосский.
Это естественное народное сопротивление ознаменовало близкий конец традиционных боевых действий, по окончании которых тот, кто не сдал позиций, официально провозглашал себя победителем и диктовал свои условия мира. Ничего подобного больше не было. Систематические знания в области стратегии и тактики, полученные в военных училищах, оказались бесполезными. Регулярные организованные войска тщетно искали своего неприятеля, который всё время прятался, укрывался в селах и городах, а затем постепенно атаковал их с тыла и с флангов, зачастую ночью, пуская в ход ножи.
