Павел Вадимов - Лупетта
У обеих трубок один хозяин. О, они многое могли бы рассказать о нем. Но какими разными были бы эти рассказы! Первая трубка помнит своего владельца мечтателем, роняющим одинокие камни грез в колодец долгих размышлений. Она помнит его острословом, пускающим меткие стрелы шуток в баранки сизых колец. Она помнит его романтиком, прячущим влюбленные глаза за клубами табачного дыма. Даже странно, что у второй трубки сложился совсем другой портрет хозяина. Она знает его молчуном, то нажимающим, то отменяющим сигнал вызова. Она знает его невротиком, репетирующим перед зеркалом заранее заготовленные фразы. Она знает его заикой, лепечущим в динамик совсем не то, что собирался.
Но сейчас обе трубки видят своего хозяина в одном и том же образе. Он уже битый час сидит на полу к ним спиной и методично раскачивается, то и дело ударяясь затылком о край стола. Если бы вы каким-то чудом очутились на месте одной из этих трубок, наверняка бы решили, что он сошел с ума. А оказавшись на месте другой, даже не знали бы, что подумать. Но первая трубка вовсе не считает, что ее владелец псих. Она мечтает только о том, чтобы он услышал ее мольбу: «Хозяин, вспомни обо мне! Покури меня! Хотя бы сожми меня зубами, сожми изо всех сил, не бойся, не тресну. Только сожми, и тебе сразу станет легче. А потом раскури меня, вдохни полной грудью ароматный дым, и сразу почувствуешь, как боль отступит!» И ее подруге есть что добавить. «Послушай, — просит она. — Послушай, ты все сделал правильно! Ты сказал именно то, что надо, и это вовсе не свидетельство малодушия. Тебе только кажется, что это слабость, тебе только кажется, что это глупость, на самом деле это всего лишь любовь». Но хозяин настолько поглощен своим нелепым занятием, что не обращает внимания на эти просьбы.
На столе лежат две трубки. Одна для табака, вторая для слов.
***Лимфоград — чудный город. Право, чудный. Всякий раз, возвращаясь сюда после короткой разлуки, я с удивлением встречаю совершенно незнакомых мне жителей. За редким исключением все — иногородние. Кто-то может предположить, что население героического Лимфограда обновляется в силу сколь печальных, столь и естественных причин. Но мы гневно отвергаем подобные инсинуации. Если бы каждую неделю на местном муниципальном кладбище появлялся свежий земляной холмик, наш город давно бы утратил свой целительный ореол. Ротация местной популяции объясняется куда более весомыми причинами. Одни жители покидают границы Лимфограда, отбывая на пересадочную станцию со странным названием «Трансплантация». Другие уезжают, скажем так, в отпуск. Третьи по разным причинам отказываются от своего гражданства. Их место сразу же занимают новички. Я вам еще не говорил, что весьма скромные размеры Лимфограда не позволяют ему вместить всех страждущих? Круглые сутки за городской стеной колышется глухо гудящая толпа. Если прислушаться, можно даже различить нетерпеливые выкрики: «Пропустите без очереди, у меня льгота!», «До чего страну довели, места найти не могут!», «Я буду жаловаться!», «Ребята, дайте войти, я заплачу!». Но суровые часовые Лимфограда неподкупны. Они записывают всех желающих в живую очередь, пропуская строго по одному по мере освобождения вакантных мест.
И мое сердце при приближении к городским воротам тоже начинает отчаянно колотиться: «А вдруг на этот раз не пропустят?» Но мне волноваться не стоит. Еще бы, ведь я как-никак почетный житель Лимфограда. Вы спросите, за какие такие заслуги мне был присвоен столь высокий титул? Что ж, отвечу, тем более гордиться тут нечем. Вся петрушка в том, что я молод. Достаточно молод для того, чтобы в один прекрасный день быть выписанным за врата Лимфограда не вперед ногами, а ровно наоборот. Шанс подобного исхода событий, скажем прямо, невелик. Да что душой кривить, он почти ничтожен. Но шанс существует, существует хотя бы потому, что я еще верю жителям Лимфограда. Как есть верю. Верю как есть.
— Веришь, что я сюда не просто так попал? Слушай сюда: облучали меня. Соседка по коммуналке облучала, чтобы со свету сжить. Шушера пархатая. Но я ее раскусил... Раскусил, да! Она как-то дверь в комнату свою вонючую прикрыть забыла, когда в сортир поскакала, я заглянул — батюшки святы! Смотрю и глазам своим не верю! Искать даже не пришлось. Тут он стоял, родимый... На полу, прямо у стеночки. Как есть излучатель радиоактивный. А у меня же кровать аккурат с противоположной стороны! Страшно подумать, сколько рентген она в меня залепить успела! Ну ты подумай, шушера какая... Раскатала губу комнату мою занять, когда я копыта откину. Но нет, шалишь, нас голыми руками не возьмешь! Я как только эту хреновину увидел, сразу в коридор и давай звонить куда следует... остался номерочек со старых времен. Но эта шушера оказалась хитрее, чем я думал. Пока отцы-командиры ехали, успела заменить свой агрегат. И не на что- нибудь, а на простой рефлекторный обогреватель. Выглядит один в один как излучатель, комар носа не подточит! Обвела вокруг пальца, как есть обвела! Отцы-командиры приехали, перевернули все вверх ногами, да так ничего и не нашли. Но не зря я шухер навел, она струхнула не на шутку, видать поняла, что второй раз этот номер не пройдет. Через месяц продала свою комнатенку какому-то хачику и поминай как звали. Да только опоздал я, зацепили меня эти рентгены, захворал, сначала несильно, а потом накрыло так, что чуть не загнулся. Мне врачиха говорит: «Ну что вы хотите, возраст, радикулит, то, се!» — а я ей: «Тут другой коленкор, облученный я соседкой-шушерой!» Сначала смеялась, а потом анализ посмотрела и ахнула: как есть кровь порченая!
Но я все равно не соглашусь на такое лечение. Смотреть тошно, как вы тут загибаетесь. А этого вот, за ширмой, давно пора закапывать. Слушай сюда, что я тебе скажу. Ежели травиться ядами, то не химическими, а природными. Мне отцы-командиры эликсир ядреный посоветовали. Уже мульон человек спаслось. Знаешь рецепт? Водка с подсолнечным маслом, пятьдесят на пятьдесят. Скажешь, гадость? Как есть гадость, но ведь не зря говорят: «Клин клином вышибают». Вот веришь мне или нет, я ведь еще переживу ее, переживу эту шушеру пархатую, что хотела в моей комнатке попировать!
Как есть верю. Верю как есть.
***Даже потом, после того как Лупетта удивленно подняла брови, странный ты человек, я ожидала любого вопроса, кроме этого, конечно приехала, еще в среду, так как там насчет поездки, если тебе надо подумать, думай, я не настаиваю, ты уверен, что по-прежнему хочешь, хорошо, хорошо, не кричи, я все поняла, просто имей в виду, я смогу только после сессии, а это значит не раньше чем через три недели, ну ладно, может пойдем, ты ведь уже заплатил, просто я обещала, что только на полчасика, даже потом я так и не почувствовал ни капли сожаления. И это удивило меня больше всего.
Лупетта пришла на свидание в вязаном платье цвета киновари, на которое я обратил внимание лишь когда мы сели за столик кафе. После спонтанного утреннего звонка я едва успел привести себя в порядок, сполоснуть лицо холодной водой, затылок раскалывался так, будто по нему били кувалдой, черт, а там и вправду здоровая шишка, ладно, под волосами не заметно, дорога заняла полчаса, ожидание и того меньше, и не успел я опомниться, как уже шагал с ней рядом, непринужденно болтая как ни в чем не бывало, и если не замечать, что она не взяла меня под руку, мы вполне могли сойти за обычную парочку, возвращающуюся домой после новогодней вечеринки.
А знаешь, тебе идет, правда, я решила себе хоть какой-то подарок на Новый год сделать, оно, кстати, оказалось на удивление теплое, здесь в нем даже жарко, между прочим, для тебя у меня тоже кое-что есть, вот, возьми, ну как, нравится, ой, я не ожидал, спасибо, спасибо, а я совсем забыл, то есть не забыл, а просто не подумал, прости пожалуйста, ну, судя по твоему звонку, ты приготовил мне более чем серьезный подарок, если я правильно тебя поняла. Так что ты там говорил об Италии?
До самого конца моего сбивчивого монолога, больше похожего на уговаривание самого себя, чем на достойное приглашение любимой в романтическое путешествие, я смотрел только на ее пальцы, тонкие пугливые пальцы с алыми зрачками ногтей, сжимающиеся и разжимающиеся, помешивающие шелковую содовую, крутящие ложечку, теребящие салфетку, рисующие невидимые узоры на скатерти и, наконец, барабанящие по столу, словно судья, чье терпение лопнуло, грозный судья, вознамерившийся прервать звонким стуком деревянного молоточка чрезмерно затянувшееся последнее слово подсудимого, чтобы зачитать давно вынесенный вердикт.
— Если... если ты действительно хочешь, чтобы мы вместе поехали в Италию, мне надо тебе сказать... иначе я поступлю с тобой нечестно. Мне тут звонил Уранов. Просто я не могла больше ждать, пока ты... С какой стати я должна была ждать? Тем более после тех твоих слов... Нет, я тебя ни в чем не виню. Что и говорить, я думаю, что это даже к лучшему. Хотя если бы не рассказал про эти свои удачные эксперименты, я бы, может, и не пошла... А так... Ты как будто специально меня подтолкнул... Нет, я не это хотела сказать. Ты, разумеется, тут ни при чем. Дело совсем в другом. Это мой выбор, только мой и больше ничей. В общем... в общем... в общем, ты должен знать, что я стала женщиной.
