Всеволод Бенигсен - ГенАцид
Естественно, около него уже собралась внушительная толпа зевак. Чухнин бросил снегоход и рванул через толпу прямо к центру внимания.
Из вертолета по небольшой лесенке спускался военный в чине генерал-майора. На земле его уже ждали двое солдат, которые, видимо, выпрыгнули заранее и теперь теснили толпу, освобождая генералу проход. Здесь к ним и подбежал Чухнин. После обмена любезностями (а спустившийся военный почему-то был настроен довольно миролюбиво) Чухнин сказал, что ему надо поговорить с товарищем генерал-майором тет-а-тет и лучше бы это сделать внутри вертолета, во-первых, потому что им не будут мешать зеваки, во-вторых, для экономии времени. Генерал кашлянул, оправил китель и полез обратно. За ним, воровато озираясь, полез Чухнин. Двое пограничников остались внизу.
— Беду вашу, — начал генерал. — Павел… эээ…
— Юрьевич.
— Юрьевич, понимаю. Но граница у нас, как известно, на замке, и солдаты не спят.
Чухнина немного смутила казенность формулировки, но он вздохнул и печально произнес:
— Я вижу.
Чувствовалось, что факт наличия замка на границе и бдительности солдат его не обрадовал.
— Раз видите, значит, мы друг друга поймем, — обрадовался генерал.
— А вам, конечно, никто не звонил?
— Нет, почему же? — обиделся генерал. — Мне звонили. Буквально только что.
— И что сказали? — с надеждой спросил Чухнин.
— У меня есть приказ вас остановить.
— Это, интересно, как же? — растерянно улыбнулся Чухнин. Он попытался представить, каким образом будут останавливать огромную глыбу земли, несущуюся на всех парусах в сторону Норвегии.
— Силой, — проигнорировав улыбку главы поселка, сурово ответил генерал-майор.
Еще не веря в то, что начальство остановилось на худшем из всех вариантов, Чухнин испуганно спросил:
— То есть?
— Павел… эээ… Паша, — имея плохую память на отчества и потому откинув формальности, сказал генерал. — Дело нешуточное. Через два часа ваш поселок со всем его содержимым окажется в Норвегии.
Чухнина слегка покоробило слово «содержимое», ибо под ним явно подразумевались жители Заполярного, то есть живые люди, но он решил не цепляться к словам.
— И? — затаив дыхание, спросил Чухнин.
— И у нас есть приказ вас потопить, — с военной прямотой закончил генерал.
— Как? Но… здесь же… люди! Их дома, их жизнь, их.
— Да это я все знаю, — с досадой перебил возвышенную речь Чухнина собеседник. — Потопить не вас в смысле бас! А вас в смысле остров ваш! Послушай, Паш, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться здесь. Внутри этого вертолета. У вас население четыреста человек. Это включая вашу эту… военную базу. У нас на подходе имеется небольшой танкер, который способен принять довольное большое количество людей. За те два часа, что остались до вхождения в воды Норвегии, мы постараемся, используя вашу небольшую бухту, так сказать, порт местного значения, пересадить большую часть населения на этот танкер.
— А дома? А хозяйство?
— Вас что больше волнует, дома или люди? — снова переходя на вы, рявкнул генерал.
— И то, и то, — не теряя достоинства, ответил Чухнин.
— Так не будет, — отрезал генерал. — Люди будут пересажены, а поселок с окрестностями уничтожен. Точнее, взорван. Надеюсь, не надо объяснять, почему я обязан затопить ваш сраный остров! А на случай запроса со стороны НАТО уже заготовлен официальный документ МИДа, подтверждающий проведение боевых учений в районе приграничной зоны, — проблем не будет.
— Реакция мировой общественности меня волнует меньше всего, — отмахнулся Чухнин.
— Тебя волнуют ракеты? — понимающим полушепотом спросил генерал. — Не волнуйся, у нас есть классные специалисты-минеры, так что все секретное оружие грудой металлолома ляжет на дно. Тихо, мирно. Конечно, ничего хорошего в том, что ракеты начинены ядерными зарядами, нет, но не взрывать же их, в конце концов.
— Да хрен с ракетами! — нервно перебил генерала Чухнин. — Меня люди волнуют. Ваш танкер точно сможет всех принять?
— Ну, я этого не говорил, — потупив глаза и кашлянув, сказал генерал.
— То есть как это? — похолодев от ужаса, спросил глава Заполярного.
— Видишь ли, Паша… эээ… я же тебе сказал, разговор у нас с тобой конфиденциальный. Времени мало. У нас в районе ну ни одного ледокола поблизости нет, а те, что есть, хоть ты тресни, не успеют за два часа подойти. Танкер сможет принять, если по самому максимуму, человек триста. Всё, что свыше — чревато. Рисковать всеми мы не можем. Я понимаю твою… эээ… озабоченность, но мы просто вынуждены выбирать из двух зол меньшее. Это как «Титаник», Паша. Пойми. Бабы, дети, старики идут вне очереди. Потом все остальные.
— Да вы что?! — вскричал Чухнин. — С ума сошли? Вы собираетесь из-за гребаных ракет пустить ко дну сотню живых людей?!
— А что мне делать? — закричал в ответ генерал. — У меня приказ! Эти ракеты не должны покинуть территорию России!
Чухнин уставился в пол, судорожно соображая, что он может противопоставить иезуитской логике а-ля «у меня приказ».
— Паша, — слегка смягчившись, сказал генерал. — Пойми. Решается судьба России. Это же не просто какие-то там ракеты, это… это….
Генерал не придумал ничего лучше, чем, вытаращив глаза, потрясти широко разведенными руками перед носом Чухнина.
— А ты, Паша, — продолжил он, — как глава Заполярного должен в экстренном порядке собрать людей, объяснить сложившуюся ситуацию и постараться не допустить паники. В противном случае ко дну пойдут все.
— Нет, — решительно сказал Чухнин. — Людей я соберу, но не для ваших уговоров, а для того, чтоб объявить им, что их Отечество, их Родина-мать, их Россия-матушка, святая Русь, — Чухнина немного понесло в сторону пафоса, но ему было уже все равно, — что их страна приняла кровожадное решение утопить их ради сотни каких-то там секретных ракет.
— Э-эх, нашел время геройствовать, — презрительно покачал головой генерал. — Людей-то не жалко?
— А вам? — едко парировал Чухнин.
— Жалко! Очень жалко!
На секунду показалось, что у генерала что-то блеснуло в правом глазу, возможно, даже непрошеная слеза. Левый, впрочем, остался подозрительно сухим.
— А если жалко, то.
— То что?!
— То отпустите нас в Норвегию, — выдохнул Чухнин. Генерал слегка опешил от такого, с его точки зрения, дикого решения проблемы.
— Да ты что? Паша, милый! Да меня же четвертуют, а потом на кол посадят!
Порядок пыток показался Чухнину несколько странным, но он промолчал.
— Да меня же в порошок сотрут!
— Послушай, генерал, — Чухнин злобно перешел на ты. — Ты что, считаешь свою жизнь равноценной жизни целого поселка?
Такая резкая постановка вопроса смутила генерала. Если честно, то, как всякий обычный человек, он считал свою жизнь ценнее всех человеческих жизней вместе взятых. Однако он был человеком не обычным, а военным — военных же учат, что их жизнь стоит ровно столько, сколько посчитает Родина, то есть нисколько. Дать однозначный ответ о ценности собственной жизни он не был готов.
— Слушай, генерал, — взял быка за рога Чухнин. — А может, мы просто этот объект разберем на запчасти, а ракеты в воду покидаем? У меня четыреста человек — они ж камня на камне через полчаса не оставят. И всё. И дальше «наш островок вперед лети — в Финнмарке остановка», а?..
— Каком Финнмарке?
— Это губерния Норвегии так называется.
— А-а. Нет, не выйдет.
— Да почему?
— Объект охраняется военным подразделением — у него приказ открывать огонь на поражение. И вооружены они до зубов. А у тебя бабы с вилами и мужики с лопатами. Кучу народу зазря положишь.
— Так может, им приказать не стрелять?
— Я не могу.
— А кто может?
— Только президент страны. Лично.
— Так пускай он и приказывает.
— Он уже приказал.
— Что?
— Приказал остров затопить.
— Бляха-муха! — в отчаянии закричал Чухнин. — И что у нас всё так не по-людски?
Генерал пропустил этот вопрос как риторический.
— Хорошо, генерал. Тогда выбор у тебя простой. Либо ты нас всех ко дну пускаешь, либо за кордон отпускаешь.
И, предвидя возражения генерала, тут же добавил:
— Ко второму пункту прилагается дополнение. Ты вместе с нами плывешь в Норвегию. И тогда тебя никто не колесует. И не четвертует. И даже на кол не посадит. Понимаешь? Только думай быстрее, у нас мало времени.
Чухнин устало откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Генерал задумался. Греха на душу ему брать не хотелось — это он знал точно. А выбрав первый вариант, пришлось бы его взять. Что же касается второго варианта, то… Семьи у него не было. С женой он развелся десять лет назад. Родители умерли. Сыну было за тридцать, и генерал видел его раз в пятилетку. Впереди ждала копеечная пенсия, а если учесть, что он не воровал и взяток не брал, то и собственности у него тоже было с гулькин нос. Принимая по внимание относительно либеральные времена, КГБ его по всему миру преследовать не будет. Да и предателем его назвать сложно. Впрочем, как и перебежчиком. А мировая общественность его решение одобрит, это к гадалке не ходи. Да и российская тоже. Что же касается ракет, то фактически он за них не в ответе. Присягу он, конечно, нарушает, но… ради жизни на Земле. «Вот-вот. Ради жизни на Земле!» — подумал генерал. Именно так он мог бы закончить свою речь на какой-нибудь внеочередной сессии ООН, куда он стопроцентно будет приглашен в качестве почетного гостя. Кстати, могут и Нобелевскую премию мира дать — тем более Швеция, опять же, под боком. В общем, второй вариант был не таким уж паршивым, как казалось ему вначале, и он, вздохнув, согласился.