Олег Ермаков - Иван-чай-сутра
Каменный Клюв продолжал наблюдать за синешапочным. Но Горбач был уже далеко. А человек слишком медленно двигался. И наконец вовсе остановился. Постоял и повернул назад. Нет! Это был не охотник. Он пошел в обратную сторону, потом внезапно свернул на тропу Хрюкающих, вскоре бросил и ее. Он бродил в травах без цели, оглядывался, шел к высоким деревьям, от них — к другим деревьям…
Потеряв к нему интерес, Каменный Клюв отдался во власть Прозрачных Крыльев. Да, пусть теперь за него потрудятся они. Прозрачные Крылья сразу же его подхватили и повлекли. Откуда у Них берется сила? Каменный Клюв никогда не видел, чтобы Они чем-то питались: падалью или свежатинкой, зернами или ягодами, кореньями или листьями. Но силы у Них были немереные. Каменный Клюв много раз пытался разрешить эту загадку и наблюдал за Ними. Но даже когда Прозрачные Крылья обрушивались на живое всей мощью, сбивали кого-нибудь наземь или придавливали деревом, Они не трогали жертву, то ли брезгуя, то ли щадя. Но то, что не сделали они, делали остальные Крылатые и Бегающие, Ползающие, Воющие: вонзали зубы в жертву, прибитую к земле деревом и только вздымающую бока и сверкающую глазами, полными ужаса. Погружал в теплую плоть жертвы свое оружие и Каменный Клюв, — в первую очередь, чтобы проверить, есть ли в ней жизненные соки, не высосали ли их, прежде чем взлететь, Прозрачные Крылья. Нет, сила Прозрачных неизвестно откуда бралась. Это было выше понимания Каменного Клюва. Но Каменный Клюв не отказывал себе в удовольствии хотя бы поспорить с Ними, немного потягаться для разнообразия. И он медленно поднимался и застывал на одном месте, работая крыльями. И наконец продвигался вперед. Прозрачные Крылья, конечно, с ним забавлялись, пропуская его. Но легко могли смять и швырнуть в любую сторону. Каменный Клюв хорошо понимал, чувствовал это. И сейчас он просто позволил Им влечь себя, этим непонятным бездомным Крыльям.
Да! — думал он. — Никто никогда не видел гнезда или норы или дупла Прозрачных Крыльев. Ведь часто ни один листик не шелохнется, ни одна травинка. Все млеет в полудреме и тишине. И это значит, что Прозрачные Крылья отдыхают. Где? В каком месте? Может, у Них есть небесные норы? Правда, Каменный Клюв не находил никаких нор или гнезд на самой большой высоте, на какую он только мог подняться со своим вечно скрипящим крылом, — это была память о встрече с охотником, выстрелившим в его сторону, сыпанувшим мелкими горошинами, и одна из них или две застряли в его плече. И с тех пор, как только он видел, что охотник снимает свое оружие, камнем падал вниз. Так вот, на предельных высотах не было никаких жилищ. Но надо признаться, что Каменный Клюв знал других соперников, умевших подниматься еще выше. Однажды у них с Клекочущим Языком затеялся спор, кто взлетит выше. Они случайно встретились в просторах осеннего теплого и ясного неба, просто кружась, паря на восходящем дыхании Земли. И Каменный Клюв взял повыше, чтобы не мешать Клекоту. Все-таки лапы и когти, крылья у того весьма внушительны. К тому же он бы с подругой. Но Клекот воспринял это как вызов. И по спирали они взбирались все выше. Подруга осталась внизу. Каменный Клюв уже чувствовал холод, плечо у него ныло, но со скрипом, а он все-таки восходил еще на один виток. Клекот издавал насмешливое ворчание. Каменный Клюв изображал блаженство своей осенней песнью. Она всем хорошо известна в этой местности и звучит так: «Кро! Кро!» Хотя на самом деле ему уже приходилось туго. Но он не хотел уступать Клекоту. Достаточно того, что он никогда не приближался к его охоте и не претендовал на долю. Впрочем, это было и невозможно! Хо-хо! Более того, не раз Каменному Клюву приходилось убираться восвояси, освобождая дорогу охоте Клекота. Но теперь он не хотел сдаваться. Но проклятое плечо ныло все сильнее, холод прыткими насекомыми проникал под перья, сердце билось слишком часто, кровь пульсировала в горле, — и, когда деревья внизу превратились уже в гнезда мелких Пернатых, а горы в маленькие кочки, и Дальняя Река сузилась до никчемной речушки, а в той стороне, где заходит обычно Рыжий Глаз, показалось хрупкое марево Большого Жилья людей, Каменный Клюв не выдержал, задохнувшись, выплюнул что-то бессвязное и оставил Клекота в гордом одиночестве.
Что ж, Клекот выиграл. Но разве в этом главное преимущество? Ведь выше Клекота Прозрачные Крылья, Они летают где-то в стране Ночных Глаз, — а может, это и есть Их гнезда? Исчезающие днем, наверное, попросту сгорающие в пламени Большого Ока, если только это тоже не чье-нибудь гнездо. И пусть-ка попробует Клекот опуститься туда! Хотел бы Каменный Клюв тогда на него посмотреть, на этого зажаренного петуха.
Нет, дело совсем не в этом. А в срединном полете. Откуда можно наблюдать вереницу дней, нанизывать их, как мышей на веточку мастерски нанизывает Чжа-Чжа. Многое видеть и помнить, разные забавные случаи, чтобы утолять ими скуку, когда придет пора длинных ночей. Чжа-Чжа, конечно, никогда не додумается до этого, голова у него мелковата. Мыши для него и есть только мыши. Клекот сообразительнее, но и он не успевает дозреть, его жизнь слишком коротка. И больше видит не тот, кто выше летает, а — он, Каменный Клюв, Тот, Кто Живет Дольше.
И сейчас, несомый Прозрачными Крыльями, он видел обширный холм с волнующимися травами и шумящими деревьями, видел то место, где остался рыжеголовый, завернувшийся в пеструю шкуру, — он помнил этих двоих, беспечно голых на Смотровой Горе с железной макушкой: теперь они кутались в свои шкуры и что-то искали, чего-то ждали. Незавидная участь бродить внизу, пачкаясь и перелезая через стволы и ямы, каждое мгновенье рискуя быть поверженным. Даже маленькие и тонкие, как корни, Шипящие там опасны. Не говоря уже о вечно голодных Клацающих зубами и Щелкающих клыками. В воздухе тебя тоже подстерегает опасность, но тут всегда можно сманеврировать и спастись внизу. Главное, не приближаться к низким небесным болотам. Ведь даже заносчивый Клекочущий Язык при случае не прочь свернуть тебе шею, хотя и знает, что старое мясо не вкусно. А в тот осенний день, когда они соревновались, он был просто сыт. Или что-то еще, кто знает.
Пролетев в Прозрачных Крыльях еще немного, Каменный Клюв заметил над травами кого-то еще. Он взмахнул посильнее крыльями, чтобы задержаться на мгновение, глядел, повернув голову. Из трав снова появились две головы. Это были люди. Каменный Клюв колебался, подлетать ли ближе, и все-таки отклонился от того направления, в котором его несли Прозрачные Крылья. Привычка наблюдать взяла свое. Он полетел поперек движения Прозрачных. Но не прямо к людям, их головам, круглыми кувшинками качающимися в волнах трав, а взял немного левее, чтобы приблизиться к ним сзади. И, совершив свой несложный маневр, разглядел у одного за плечом палку. Вот эти были охотниками. Если бы они вышли на след Горбача, то уж увязались за ним надолго.
Охотники были во всем сером, заношенном, сливающиеся с этим серым ненастным днем. Они были похожи скорее на тени, ожившие деревца. Они поднимались со стороны Черного Болота, где обитают Меднорылые. Наверное, всю ночь сидели в засаде, и так ничего и не добыли.
* * *Маня услышала вроде бы голос, замерла, сдерживая дрожь. Показалось в плеске трав и свисте ветвей? На всякий случай она все же крикнула: «Э-э-ййй!» Прислушалась и снова прокричала ветру: «Ки-и-и-р!» Услышал ли он? Пожалуй, надо кричать сильнее. И она снова закричала: «Ки-и-и-и-р! Зде-э-э-сь!» Она встала, не скидывая палатки, вглядываясь в качание трав. Кира нигде не было видно. Девушка беспокойно огляделась — и увидела, что он возвращается совсем с другой стороны. Значит, заблудился! Но вышел на ее голос. «Кир!» — снова воскликнула она и замолчала. Сквозь травы на нее смотрело какое-то незнакомое лицо, серое и стертое. Черная линялая выгоревшая вязаная шапка была надвинута на брови. У Кира синяя бейсболка… Лицо наплывало сквозь травы. Чуть позади и в стороне появилось второе, скуластое, с вислыми светлыми усами; на голове был брезентовый капюшон. Маня растерялась. Она не могла взять в толк, откуда здесь люди. Они появились слишком внезапно. И приближались, внимательно, остро глядя на нее. Если это вообще были люди, а не глюки от холода. Маня вспомнила, что на ней палатка, вообразила, как она в ней выглядит и сбросила шуршащий кокон. И первый с плоским стертым лицом и бесцветными глазами вдруг ощерил мелкие желтоватые зубы. Кажется, это была улыбка. Второй глядел требовательно-хмуро. Они вышли к ее осине, разглядывая девушку, упавшую на траву палатку, рюкзак. Это были люди. Их подбородки и щеки покрывала щетина. В глазах у вислоусого краснели прожилки, а уголок левого глаза алел кровоподтеком. У стертого по вискам вздувались болячки, губы были в бледной коросте. Вислоусый сжимал большой кистью замасленный измочаленный брезентовый ремень ружья. У второго за спиной висел небольшой холщовый мешок на веревках. На вислоусом был брезентовый пастушеский плащ с капюшоном, кирзовые сапоги. На втором выгоревшая телогрейка, подпоясанная растрескавшейся рыжей портупеей, резиновые сапоги. Они молчали, и Маня, не выдержав, первая поздоровалась. Охотники переглянулись.
