Сэмюел Беккет - Мерфи
– Теперь, после того как мы выболтали все наши секреты…
– Облили друг друга помоями, – ввернул Вайли.
– И что мы от этого имеем?
– Вайли, остерегись! – призвал его Ниери к осторожности. – Ты оказался прямо на линии ее огня!
– О Богиня Подагры, – воскликнул Вайли, – тоскливо взирающая и мечтающее о лекарстве от артрита!
– Не подумай, что мне хочется поскорее тебя выпроводить, – сказал Ниери, – но мне кажется, что эта курочка настроена на то, чтобы ты отправился с ней домой.
– Ну вот еще! – вскричал Вайли. – Может, я и не прирожденный шут, но и ничтожеством меня назвать нельзя. Между прочим, то, что я стою выше ничтожества, отмечалось многими.
– Я повторяю свою вопрос, – обозвалась Кунихэн, – и я готова повторять его снова и снова.
– Если петух не кричит, – изрек Вайли, – значит, можете быть уверены, курица не снеслась.
– Но разве я уже не сказал, что мы можем расходиться? – удивился Ниери. – Расставание всем нам пойдет на пользу.
– Вы что, хотите сказать, что мы должны уходить, едва сойдясь? – вскричала Кунихэн. – Подумайте, какая наглость! Сидит себе на своем стуле и говорит дерзости!
Вайли прикрыл руками уши, закинул голову назад и воскликнул:
– Прекратите, прекратите! Или может быть, и в самом деле уже поздно?
Вайли выбросил руки высоко в воздух и, шаркая ногами по полу, бросился к Кунихэн. Оказавшись рядом с ней, он схватил Кунихэн за руки и медленно и осторожно снял их с Кунихэновых бедер. Да, становилось совершенно ясно, что они готовы уходить и отправляться домой к Кунихэн.
– И кто же это сошелся, – проговорила Кунихэн совершенно спокойным голосом так, словно бы происходящее ее никак не затрагивало, – позвольте вас спросить, оттого, что будто бы влюбился с первого взгляда? Кто имеется в виду?
– Существует лишь одна истинная встреча и одно стинное расставание, – высказался Вайли, – это акт любви.
– Надо же, вы только подумайте! – съязвила Кунихэн.
– В этом акте каждый остается самим собой и одновременно отдает себя другому, и каждый, оставаясь собой, получает другого, – продолжил Вайли развивать тему.
– Каждая остается сама собой, отдавая себя другому, – поправил Вайли Ниери. – Дурной тон, Вайли. Ты позволяешь себе лишнее. Ты что, забыл, что здесь присутствует и дама.
– Дама? – вскричал Вайли. – Не ожидал от тебя такой неблагодарности… как, впрочем, и от этой несчастной девочки…
В голосе Вайли звучала горечь.
– Неблагодарности? – удивилась Кунихэн. – А что еще можно было бы ожидать?
– Ну и самое главное теперь, так сказать, пункт третий, – резко поменял тему Ниери. – Я не прошу, чтобы мне предоставили возможность поговорить с Мерфи. Просто приведите его пред очи мои телесные – и денежки ваши.
– А ведь Мерфи может решить – он, знаете, человек непредсказуемый, – высказала предположение Кунихэн, – что обманув его один раз, мы можем обмануть его и еще раз.
– А как насчет маленького задатка? – взмолился Вайли. – Благодеяния морально укрепляют!
– Вернемся несколько назад, к пункту первому, – рассудительно сказал Ниери. – Не требуется даже такого малого, как этот столь превознесенный акт любви – если, конечно, предположить, что существует то, что можно назвать деянием любви, или что любовь может продолжиться и после такого акта, – чтобы поприветствовать соседа улыбкой, кивком головы и пожеланием доброго вечера, когда встречаешься с ним, возвращаясь домой, а встречаясь с ним поутру, можно его поприветствовать гадкой гримасой и отсутствием кивка, если принять описание акта любви, предложенного Вайли. В моем понимании встретиться и разойтись – это значит выйти за пределы чувств, сколь угодно нежных, и за пределы телесных движений, пусть и исключительно искусных и умелых…
Ниери замолчал, надеясь, что его начнут расспрашивать о том, на каком основании зиждется его мнение. Но ни Вайли, ни Кунихэн ничего не спросили, и Ниери продолжил:
– Отказ от известного и познанного является чисто умственным ходом неописуемой трудности.
– Возможно, ты и не знаешь того, что Гегель, к примеру, в какой-то момент прекратил развиваться как философ, – с глубокомысленным видом ни с того ни с сего сообщил Вайли.
– Вернемся к пункту второму, – невозмутимо вел свое дальше Ниери. – У меня и в мыслях не было сидеть тут и объявлять госпоже Кунихэн, что мы сошлись, все обсудили и должны расстаться. Существует еще много чего, что я хотел бы сказать, но я бы никогда не рискнул высказать это многое в присутствии дамы. Надеюсь, предположение о том, что лед тронулся и что полагаться на Самого Всемогущего Кога, который мог бы помочь нам разрешить все наши затруднения, не является простотой душевной и наивностью.
В коридоре что-то громко щелкнуло, и свет там потух. Вайли судорожно обхватил Кунихэн, словно останавливал лошадь на самом краю пропасти. Ниери бросал слова в зияющую чернотой дверь; эхо болезненно затухало:
– А вот вам и Его вмешательство! Он погасил свет! И похоже, что я не ошибаюсь.
Вайли вдруг почувствовал, что устал держать руки Кунихэн и прижимать ее к себе, причем интересно, что она почувствовала усталость от того, что ее руки удерживают таким образом, в тот же самый момент. Вайли отпустил ее руки, она шагнула в темноту и тут же была поглощена ею. Прислонившись к противоположной от двери стене коридора, Кунихэн громко всхлипнула. Да, нелегкой выдалась эта встреча.
– Ну что ж, – весело проговорил Вайли, – до завтра. В десять. Приготовь свою чековую книжку.
– О, не покидай меня сейчас, – театрально воззвал Ниери к Вайли, – сейчас, когда во мне с треском ворочаются грехи, когда губы мои еще влажны от богохульств и нечестивых речей, вырвавшихся в пылу спора!
– Прислушайся и ты услышишь рыдания и шмыганья носом, – возмутился Вайли, – целый потоп, а ты только и знаешь, что думать лишь о себе.
– Передай ей от человека, страсти которого уже угасли, но после того, как осушишь все ее слезы губами, что ни одна ее слезинка не была напрасной.
За этим последовали и другие упреки, на которые ответа дано не было, и вскорости Вайли ушел с Кунихэн.
И тут странное чувство охватило Ниери – ему почему-то показалось, что он не доживет до утра. Такое чувство приближающейся ночи несколько раз охватывало его и в прошлом, но никогда ранее оно не было столь сильным. Ему даже показалось, что двинь он хоть мизинцем или произнеси он хоть звук – и он тут же умрет. Он тяжело и с большой осторожностью дышал, ожидая рассвета, его охватывала странная дрожь, он бессознательно впивался в ручки кресла, на котором сидел. Ему отнюдь не было холодно, ему не было дурно в обычном понимании этого слова, он не испытывал никаких болезненных ощущений, у него ничего не болело – его просто терзало страшное убеждение в том, что в любую секунду что-то шепнет, что ему осталось жить на этой земле последние десять или пятнадцать минут. Особо любопытный читатель может сам посчитать, сколько секунд длится ночь.
Когда на следующий день пополудни Вайли, опоздав на несколько часов, заявился к Ниери снова, то обнаружил, что волосы Ниери сделались белы как снег, однако чувствовал он себя значительно лучше.
– Знаешь, когда вы уходили, – рассказал Ниери, – меня охватило странное чувство… мне показалось, что я вот-вот умру…
– Глядя на тебя, вполне можно сказать, что ты уже вступил в период активного умирания, – успокоил его Вайли. – Ты стал вполне похож на древнего члена Королевского Научного Общества.
– А вот теперь мне кажется, что если я выйду, пройдусь, потолкаюсь среди всего этого сброда, что заполняет улицы, мне полегчает, – высказал осторожное предположение Ниери.
– Ну что ж, отлично, идем пройдемся. И не забудь взять с собой свою чековую книжку.
Пройдя несколько кварталов, Вайли спросил:
– Ну а сейчас как ты себя чувствуешь?
– Благодаря тебе – пробормотал Ниери, – жизнь уже не кажется мне такой уж ценной…
А в это время Кунихэн обрушивала на своего индуса поток гневных слов. Он стоял перед ней явно в состоянии глубокого уныния – он даже по-детски прижимал ручки к глазкам. Увидев сквозь растопыренные пальцы приближающихся Ниери и Вайли, индус бурно замахал руками, сделал жест, который словно обрекал весь мир на уничтожение, и вскочил в притормозившее у бровки такси. При этом он пребывал в полной уверенности, что не его безумная жестикуляция, а нечто совсем иное остановило такси прямо напротив него; он даже, наверное, считал, что эта машина ездит по неподвластному разумению маршруту, делая остановки и подбирая пассажиров, желающих уехать в вечность.
– Бедняга! – воскликнула Кунихэн с притворным сочувствием. – И куда это он так, в такой спешке сорвался?
– Ну, как мы себя чувствовали сегодня утречком? – с сальной улыбочкой полюбопытствовал Ниери. – Притомились, небось?
Кунихэн жеманно и глуповато улыбнулась.
