Ирвин Шоу - Вечер в Византии
— Много воды утекло, — сказал Крейг, — с тех пор, как мы интересно проводили время. Люди отвыкли друг от друга. И если он считает меня замечательным человеком, то это для меня новость. По правде говоря, я боюсь, что это заявление не совсем точно характеризует твоего отца.
— Уж хоть ты-то не занимайся самоуничижением, — сказала Энн. — Почему мистер Мэрфи и ему подобные уверены в себе?
— Ладно. — Он взял ее под локоть, и они медленно зашагали по набережной. — Попробую сделать что-нибудь для него, если смогу.
— А знаешь, ты ведь тоже много пьешь, папа.
— Да, пожалуй.
— Почему люди старше тридцати так старательно губят себя?
— Потому что они старше тридцати.
— Брось ты свои шутки, — резко сказала она.
— Когда не знаешь, что ответить, только и остается, что шутить, Энн.
— Ну, хоть при мне не надо.
Некоторое время они шли молча: сделанный ею выговор не располагал к беседе.
— Господи, — сказала она, — а я-то думала, что чудесно проведу здесь время. Средиземное море, этот замечательный город, все эти знаменитости, таланты… И побуду с тобой. — Она печально покачала головой. — Видно, никогда ничего нельзя загадывать заранее.
— Это же только первый вечер, Энн. Будут и приятные дни.
— Завтра ты уезжаешь, — сказала она. — А меня даже не предупредил.
— Как-то неожиданно вышло.
— Можно мне поехать с тобой?
— Боюсь, что нет.
— Я не спрашиваю почему.
— Да я и уеду-то на день-два, не больше, — смущенно сказал он.
Они опять замолчали, слушая плеск воды у причала, где стояли лодки.
— Хорошо бы сейчас сесть в одну из этих лодок и уплыть куда глаза глядят.
— Тебе-то от чего бежать?
— От многого, — тихо сказала она.
— Не хочешь мне сказать?
— Когда вернешься.
«Все женщины, — подумал он, — независимо от возраста умеют заставить человека почувствовать себя так, словно ты их бросил, даже если ты вышел на десять минут купить сигарет».
— Энн! У меня идея. Пока я буду в отъезде, почему бы тебе не перебраться на Антибский мыс? Там и купаться приятнее. Ты сможешь пользоваться пляжным домиком Мэрфи и…
— Я не нуждаюсь в наставниках, — отрезала Энн.
— Я не думал о наставниках, — возразил он, хотя и понял теперь, что подсознательно имел в виду именно это. — Я просто думал, что там тебе будет приятней, есть с кем поговорить…
— Я и здесь найду, с кем поговорить. Кроме того, я хочу посмотреть побольше фильмов. Странно, но я люблю смотреть кино. А ненавижу я только то, что делает кино с людьми, в нем работающими.
Автомобиль, проезжавший по набережной, замедлил ход. В нем сидели две женщины. Одна из них — та, что была ближе к тротуару, — зазывно улыбнулась. Крейг отвернулся, и машина пошла дальше.
— Это проститутки, да? — спросила Энн.
— Да.
— В храмах древней Греции женщины отдавались незнакомым мужчинам прямо перед алтарем.
— С тех пор алтари стали другие, — сказал Крейг. «Не ходите ночью одна», — сказала Гейл, когда познакомилась с Энн у подъезда отеля. Надо бы ей добавить: не ходите даже с отцом. «Проституткам, — сердито подумал он, — следовало бы придерживаться каких-то правил».
— Ты когда-нибудь бывал с проституткой?
— Нет, — солгал он.
— Будь я мужчиной, мне, наверно, захотелось бы попробовать.
— Зачем?
— Один только раз. Узнать, что это такое.
Крейг вспомнил книгу, которую читал в молодости, — «Юрген» Джеймса Бранча Кебелла. Читал потому, что она считалась непристойной. Ее герой говорил: «Меня зовут Юрген, и я вкушаю каждого вина только раз». Бедный Кебелл, опьяненный славой («Скажите этому сброду, что Кебелл я отроду», — изрек он с высоты своего надменного величия, которое ему казалось непреходящим), бедный Кебелл, мертвый, сброшенный со счетов, забытый еще при жизни, он мог бы сейчас найти утешение в том, что много лет спустя целое поколение людей руководствуется губительным девизом его героя, вкушая каждого вина только раз, каждого наркотика, каждого политического убеждения, каждого мужчины и каждой женщины — только раз.
Энн кивнула на удалявшиеся огоньки машины.
— Может, это помогло бы кое в чем разобраться.
— В чем именно?
— В том, что такое любовь, например.
— Разве любовь нуждается в анализе?
— Конечно. Ты так не считаешь?
— Нет.
— Счастливый ты, если действительно так думаешь. По-твоему, у них роман?
— У кого? — спросил Крейг, хотя и догадывался, кого она имеет в виду.
— У Гейл и Йена Уодли.
— Почему ты спрашиваешь?
— Сама не понимаю. Они так держатся друг с другом… словно между ними что-то есть.
— Нет, — сказал он. — Не думаю.
«Сказать по правде, я просто отказываюсь так думать», — решил он.
— Она холодная, эта Гейл, да? — спросила Энн.
— Я уж теперь не знаю, что люди понимают под холодностью.
— Она очень самостоятельна. Ни от кого не зависит, красивая, но не на это делает ставку. Конечно, я познакомилась с ней только сегодня и могу ошибаться, но мне кажется, она умеет заставить других поступать так, как хочет она.
— По-твоему, она хотела, чтобы Уодли вел себя как дурак и кончил тем, что его вывернуло наизнанку?
— Возможно. Косвенным образом. Она за него беспокоится и потому хотела, чтобы он сам видел, в каком оказался тупике.
— По-моему, ты ее ценишь выше, чем она стоит.
— Возможно, — согласилась Энн. — И все же хотела бы я быть такой, как она, — холодной, гордой, знать, чего я хочу. И добиваться своего. Добиваться, не идя ни на какие сделки. — Энн помолчала немного, потом спросила:
— У тебя с ней роман?
— Нет, — ответил он. — Почему ты спрашиваешь?
— Просто так, — небрежно бросила она и поежилась. — Холодно стало. Хорошо бы поскорее прийти в отель и лечь спать. День был такой долгий.
Но когда они вернулись в отель, она решила, что спать еще рано, и поднялась к нему в номер выпить немного на сон грядущий. Кроме того, она вспомнила, что должна взять у него рукопись.
«Если Гейл постучится сейчас в дверь при Энн, — с усмешкой подумал Крейг, наливая в стаканы виски с содовой, — получится неплохая семейная вечеринка». Он открыл бы ее такими словами: «Гейл, Энн хочет задать вам несколько интересных вопросов». И Гейл, наверно, ответила бы на них. Со всеми подробностями.
Когда он подал Энн виски, она все еще разглядывала титульный лист рукописи.
— Кто этот Малколм Харт? — спросила она.
— Мой знакомый по армии. Он погиб.
— А мне казалось, ты говорил, что сам написал сценарий.
— Верно. — Он пожалел, что по пути из аэропорта проговорился. Теперь придется объяснить.
— Тогда почему же здесь стоит фамилия другого человека?
— Считай, что это nom de plume.[30]
— Зачем тебе nom de plume?
— Деловые соображения, — сказал он.
Она скорчила гримасу.
— Ты стыдишься своей работы?
— Не знаю. Пока еще не знаю.
— Не нравится мне это. Тут что-то не то.
— По-моему, ты слишком строга. — Ему было неприятно, что разговор принял такой оборот. — Это же давняя, почтенная традиция. Был такой писатель — и довольно хороший — Самюел Клеменс, который подписывал свои книги «Марк Твен». — Крейг видел по лицу Энн, что не убедил ее. — Скажу тебе откровенно: все это — от неуверенности. Или еще проще — от страха. Никогда раньше я не писал и не имею ни малейшего понятия, хорошо или плохо у меня получилось. Пока я не выясню мнение других, я чувствую себя в большей безопасности, скрываясь под чужим именем. Это ты можешь понять?
— Могу. И все же считаю это неправильным.
— Предоставь мне самому судить о том, что правильно, — а что неправильно, Энн, — сказал он нарочито решительным тоном. Не тот у него возраст, чтобы жить по законам незапятнанной совести собственной двадцатилетней дочери.
— Ладно, — с обидой сказала Энн. — Если не хочешь, чтобы я высказывала свое мнение, я буду молчать. — Она положила рукопись на стол.
— Милая Энн, — ласково сказал он. — Ну конечно, я хочу, чтобы ты высказывала свое мнение. Но я хочу высказывать и свое. Справедливо?
Она улыбнулась.
— Ты считаешь меня ребенком, да?
— Иногда.
— Да я, наверно, и есть ребенок. — Она поцеловала его в щеку. — Иногда. — Она подняла стакан. — Будем здоровы.
— Будем здоровы, — сказал и он. Она сделала большой глоток виски.
— Мм! — промычала она от удовольствия. Он вспомнил, как она в детстве пила перед сном молоко. Энн оглядела просторную гостиную. — Должно быть, ужасно дорогой номер, да?
— Ужасно, — согласился он.
— Мамуля говорит, что ты кончишь нищим.
— Думаю, мамуля права.
— Говорит, что ты дико расточителен.
— Кому же знать, как не ей, — сказал он.
— Она все спрашивает, употребляю ли я наркотики. — Энн явно ждала, что он тоже задаст ей этот вопрос.
