Ален Боттон - Искусство путешествовать
Де Местр попытался встряхнуть читателя, вывести его из этой пассивности. Во втором томе трактата, посвященного путешествиям по собственной комнате — «Ночной экспедиции вокруг моей комнаты», — герой подходит к окну и, выглянув в него, смотрит в ночное небо. Красота усыпанного звездами небосвода приводит его в восхищение. При этом герой немало огорчен, что на такую красоту люди перестают обращать внимание — просто в силу привычности и доступности этого зрелища: «Печально, что лишь очень немногие разделяют сейчас со мной этот восторг. Как жаль, что вид прекрасного ночного неба оказывается не востребованным большей частью спящего человечества! Даже тем, кто сейчас просто прогуливается или же, например, выходит из театра, ничего не стоило бы посмотреть ввысь и восхититься звездами, мерцающими у них над головами. Что, спрашивается, мешает им сделать это?» Мешает же людям посмотреть на небо одна простая вещь — привычка. Они просто никогда этого не делают. Большинство людей привычно считают окружающий мир унылым и неинтересным, и он, к величайшему сожалению, таким и становится, подстраиваясь под вкусы и ожидания большинства своих обитателей.
5Я предпринял попытку совершить путешествие по собственной спальне. Увы, из этой затеи ничего толкового не вышло: моя комната настолько мала, что в ней едва помещается кровать, и путешествовать по ней сколько-нибудь продолжительное время, действительно, не представляется возможным. В общем, я решил, что подход де Местра можно с тем же, если не с большим успехом применить не только непосредственно к дому, но и к его ближайшим окрестностям.
Спальня автора
В общем, в один прекрасный мартовский день, часа в три пополудни, по прошествии нескольких недель после возвращения с Барбадоса, я решил предпринять «деместровское» путешествие по Хаммерсмиту. По правде говоря, я даже удивился тому, насколько интересно и непривычно оказаться на улице посреди рабочего дня и при этом никуда не спешить и не нестись сломя голову в какое-то заранее известное место по очередному важному делу. Я с удивлением смотрел на самых обычных людей, наблюдал за привычными бытовыми картинами городской жизни: вот женщина, гуляющая с двумя маленькими детьми, вот целая россыпь кафе и магазинов на первых этажах домов по нашей улице, вот двухэтажный автобус, подъехавший к остановке напротив парка и высадивший нескольких пассажиров. С плаката на огромном рекламном щите меня призывали покупать какой-то соус. По этой улице я ходил почти каждый день: по ней пролегал кратчайший путь к ближайшей станции метро. Разумеется, мне и в голову не приходило воспринимать улицу как объект изучения, а не как средство добраться до нужной мне точки. Конечно, я проделывал свой путь не с закрытыми глазами, но внимание было поглощено другими мыслями и заботами. Так, например, я учитывал, много ли народу на тротуаре, и, торопясь на метро, тщательно выбирал траекторию движения, чтобы не столкнуться с другими людьми. При этом мне, естественно, не было никакого дела до того, с каким выражением гуляют или торопятся на работу попадающиеся мне навстречу люди. Не обращал я внимания ни на архитектурный стиль ближайших кварталов, ни на то, что происходит в ближайших магазинчиках и ресторанах.
Разумеется, так было не всегда. Переехав в этот район, я внимательно и, можно даже сказать, ревниво изучал окрестности своего нового дома. В то время я еще не воспринимал нашу улицу как пространство, отделяющее меня от метро, и в то же время как кратчайший путь к нужной мне станции.
Попадая в новое место, человек с готовностью воспринимает мельчайшие детали окружающего пространства и лишь по мере привыкания к этому месту сокращает количество интересующих его элементов до минимально необходимого для реализации функционального взаимодействия с тем или иным предметом, человеком иди местностью. На нашей улице, наверное, можно было увидеть и отметить про себя не меньше четырех тысяч деталей, явлений и параметров. Ежедневно проходя по ней, я ограничивался тем, что обращал внимание лишь на некоторые из них: на количество людей у меня на пути, на плотность движения на проезжей части и на то, насколько вероятен дождь в ближайшие час-два. Даже автобус, который поначалу мы воспринимаем эстетически — как произведение дизайнерского искусства, или как достижение механики и определенного набора технологий, или даже как трамплин для того, чтобы задуматься над проблемой транспортной изолированности и слабого взаимодействия между различными районами внутри одного города, — постепенно становится просто металлической коробкой, которая по мере возможности быстро приносит нас из точки А в точку Б. При этом территория, по которой проходит наш маршрут, для нас практически не существует — настолько нам до нее нет дела. Таким образом, все пространство от точки А до точки Б оказывается одним сплошным провалом в темноту и пустоту.
На свою улицу я словно наложил трафарет, сквозь который видел только то, что продолжало быть мне нужным и полезным. Разумеется, в этой усеченной картине не оставалось места ни для гуляющих детей, ни для рекламы соуса, ни для тротуарной плитки, равно как и для оформления фасадов магазинов и уж тем более для выражения лица куда-то спешащих деловых людей и неспешно прогуливающихся пенсионеров. Стремление как можно скорее добраться до цели душило во мне любое желание остановиться и оглядеться — хотя бы для того, чтобы присмотреться к планировке ближайшего сквера или обратить внимание на довольно необычное сочетание в одном квартале зданий, построенных как в викторианском стиле, так и в духе эпох королей Георга и Эдуарда. Мое перемещение по улице было напрочь лишено какого бы то ни было внимания к окружающей красоте, любого подобия ассоциативного мышления, готовности воспринять что-то хорошее и, конечно, выразить кому-то за это свою благодарность. Никаких размышлений, никаких философских экзерсисов — все ограничивалось чередой визуальных образов, делившихся на нужные и не имеющие значения. Все подчинялось ставшему почти инстинктивным зову как можно скорее добраться до метро.
Выполняя заветы де Местра, я сделал над собой огромное усилие и попытался повернуть вспять процесс привыкания. Мне пришлось сознательно отграничить окружающее пространство от того функционального назначения, которым я наделил его за предшествующее время. Я заставил себя выполнять сознательно отдаваемые, но казавшиеся безумно странными мысленные команды: воспринимать пространство вокруг себя так, будто я никогда раньше его не видел. Постепенно мои усилия стали приносить плоды.
Сознательно наблюдаемые и словно из-под палки замечаемые предметы и объекты вдруг стали открываться с совершенно неожиданной стороны и обретать для меня новую ценность. Например, ряд магазинов, который я до того воспринимал просто как один длинный и монотонный кирпичный квартал, вдруг получил собственное архитектурное лицо: вход в цветочный магазин обрамляли колонны в георгианском стиле. Поздневикторианские, стилизованные под готику горгульи караулили вход в мясную лавку. Ресторан наполнился живыми обедающими людьми, а не безликими тенями. Живые люди появились и за огромными стеклами дома, перестроенного под бизнес-центр: в одном окне я увидел жестикулирующих, явно спорящих о чем-то сотрудников какой-то фирмы, над головами которых висел проектор, отображавший на экране некую секторную диаграмму. В то же самое время через дорогу от офисного здания рабочий заново мостил небольшой участок тротуара, плотно подкладывая друг к другу новые бетонные плитки и подравнивая их уголок к уголку. Я сел в автобус и, вместо того чтобы задуматься о своих делах и проблемах, попытался хотя бы в воображении установить контакт с другими пассажирами. Я прислушался: с сиденья передо мной доносился телефонный разговор. Человек жаловался собеседнику на какую-то фирму, а его абонент — судя по всему, начальник моего соседа по автобусу — не хотел слышать никаких оправданий. Впрочем, вскоре его удалось убедить, и мой попутчик уже вместе с начальником посетовали на партнеров, поголовно не умеющих эффективно сотрудничать, и на их нежелание реагировать на любые жалобы и замечания. Я задумался, как многообразна жизнь города и на сколь разных уровнях разворачиваются ее события, причем в одно и то же время. Затем я задумался о сходности претензий, предъявляемых людьми друг к другу, — кто-то другой всегда оказывается слепым и глухим эгоистом, не желающим поступиться ради общего блага чем бы то ни было — и вспомнил одну из аксиом психологии: обычно мы находим в других именно те недостатки, которые окружающие видят в нас.
Ближайшие к моему дому кварталы не только наполнились живыми людьми и обрели индивидуальные черты, но и стали провоцировать меня на связанные с ними размышления. Например, я задумался о том, насколько очевидно общий экономический рост воздействовал на благосостояние моего района. Затем, увидев железнодорожные пути, я стал размышлять над тем, почему так люблю поезда и железнодорожные мосты, а заодно и автомобильные эстакады, словно подсекающие небосвод у основания, у самого горизонта.
