Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный
– Еще как.
– Наверное, это ужасно.
– Он не жаловался. Наоборот, считал ее хорошим местом.
– Хорошим? Мне это трудно представить.
– Это другая жизнь, Нина, с ней надо столкнуться вплотную.
– Ты в «скорую» звонил?
– Нет.
Витек удивился, что эта простая мысль не пришла ему в голову раньше.
Нина достала телефон:
– Как его зовут?
– Толян.
– Анатолий, значит. А фамилия?
– Не знаю. Спрашивать было неудобно – в бегах он был.
– В каких бегах?
– Прятался от кредиторов по бизнесу.
– Так это он из-за долгов под землю забился?
– Да.
– Можно было бы попробовать решить проблему иначе.
– Может, он и пробовал.
– Ладно, – сказала Нина, – какого числа и с какого адреса его увезли?
– Недели две назад, с Плющихи.
Нина набрала «скорую» и долго выясняла у диспетчера судьбу Толяна.
Наконец она захлопнула телефон:
– Они говорят, что бомжа с Плющихи не забирали.
– Где же он? – удивился Витек. – Кто его тогда забрал?
Нина пожала плечами. Предчувствие у Витька было нехорошее.
– И еще один мой приятель куда-то делся, – вспомнил он про Гопчика и рассказал о нем Нине.
Та еще раз позвонила в «скорую», но и о таком бомже там ничего не знали.
– Не хочу, конечно, каркать, – сказала Нина, – но кажется мне, что кого-то из твоих приятелей, а может быть, и сразу двоих, уже нет в живых.
– У меня такое же ощущение. Что будем делать?
– Нужно узнать, кто вызывал к ним «скорую» и что это были за машины. Хорошо бы еще и в милицию заявить.
– Яне пойду, – сразу отказался Витек. – Будут таскать, а потом на меня же и повесят.
– Я могу сходить, – предложила Нина. – На меня уж точно ничего не повесят.
– А тебе оно надо? – возразил Витек. – У тебя своих забот мало?
Ему не хотелось вовлекать Нину в ненужные ей заботы.
– Тогда надо сообщить их родственникам.
– Это можно. У Толяна жена была. А вот у Гопчика, насколько я знаю, нет никого. Сын бомжей, оба родителя уже умерли.
– Надо же, – заметила Нина, – какие у вас страсти случаются.
– У нас и не такое бывает.
– Расскажи, – попросила она.
– Зачем оно тебе? – удивился Витек. – Кроме грязи и похабщины в этих историях ничего нет.
– Я хочу знать, как живешь ты.
– Я? Тебе это интересно? Она кивнула.
– Стараюсь избегать грязи, но не всегда получается. Расскажу правду – ты станешь меня презирать. Расскажу неправду – какой в этом смысл?
– Расскажи тогда что-нибудь, о чем можно говорить. О других своих приятелях, например.
– Можно и о приятелях. Только наскучит оно тебе.
– Если наскучит – я скажу.
– Хорошо, – согласился Витек. – Но с условием, что и ты мне потом что-нибудь расскажешь про свой офис. А то я вижу, ходят мимо клерки, а кто такие, чем занимаются – понятия не имею. Некоторые такие лютые взгляды на нас бросают – мороз по коже. Кажется, дай им палку в руки и скажи, что можно бить бомжей и им за это ничего не будет, – начнут бить. И очень старательно.
– Есть и такие, – согласилась Нина, – но их немного. Во всяком случае, не большинство.
Витек поведал ей о Профессоре и Рябом, а она ему – о своих коллегах. Витек думал, что ее рассказ будет скучным, но получилось наоборот. Он увлекся и стал даже задавать вопросы.
– Да ты, никак, клерком хочешь стать, – засмеялась Нина.
– Я чертом бы стал, – вырвалось у него, – лишь бы уйти от такой жизни.
Она посмотрела на него пристально:
– Значит, надежда еще есть. Все начинается с желания. Кто-то сказал: «Желание – тысяча возможностей, нежелание – тысяча причин».
– Я запомню, – пообещал Витек. – Хорошая фраза.
– Мне она тоже нравится, – сказала Нина.
– А вот если бы я не был бомжом, – спросил Витек, – а опять стал нормальным, – я бы мог тебе понравиться?
– Мог бы, – с улыбкой ответила она. – Становись уже скорее.
51
Вечерело. Витек сидел под деревом. Стояла середина августа. На дереве уже появились желтые листья и время от времени они облетали под порывами ветра. Витек загадал, что очередной оторвавшийся лист – это он сам. Ему хотелось увидеть, куда тот упадет. Он поднял голову и посмотрел вверх. Желтых листьев было много. «А чего мелочиться-то? – подумал он. – Пусть все желтые листья будут мной. Посмотрим, приземлится ли хоть один удачно».
Ждать пришлось недолго. От легкого ветерка с дерева слетел один лист, покружился и угодил в лужу. Лужа была старой, с каймой из подсохшей грязи. Витек чертыхнулся.
Следующий лист упал на дорогу, ветер протянул его вдоль бордюра и колесо проезжающей машины припечатало его к асфальту. Он сразу стал грязным и некрасивым.
Потом одновременно слетели три листа. Их занесло в летнее кафе и они упали на столики. Официантка тут же смахнула их на пол. «Нет бы в вазу поставила, – с неприязнью подумал Витек. – Все равно там у тебя из украшений только пепельницы с окурками».
Еще с десяток листьев упали на крышу припаркованной у обочины машины. Но она вскоре отъехала, и листья оказались на дороге. «Хоть бы один занесло к кому-нибудь в форточку, – подумал бомж. – Там его могли бы взять как закладку в книжку, или для икебаны, или школьники засушили бы для гербария».
Мысль об икебане заставила его вспомнить о бывшей жене. Она любила осенью составлять икебаны из сухих растений и цветов. Получалось красиво, но непонятно. Это была мертвая красота, а он любил живую. «Где-то она сейчас? – подумал Витек. И сам себе ответил: – Да уж где-нибудь есть. И наверняка, у нее все в порядке. У таких всегда все в порядке». Но несмотря ни на что, он не держал на нее зла. Ему только жаль было, что за несколько лет их брака она так поразительно изменилась, стала другим человеком – чужим и холодным. Эх, да что теперь вспоминать!
Он посмотрел вверх. Желтых листьев оставалось еще много. Ни один пока не упал удачно. Но он не мог ждать, пока облетят все. Скоро станет темно, пора приниматься за дело. Осталось пройти два круга по Садовому, и время торопило. Пока он доберется до места, на котором закончил в прошлый раз, будет ночь.
Он бросил взгляд на решетку, до которой было метров двести. Там спали бомжи, среди которых был и Иван. Бомжи любят спать. Если бомж не ищет еду и выпивку, то непременно спит. Во сне нет этих чертовых улиц. Во сне хорошо. Если бы не голод, можно было бы и не просыпаться вовсе. Проспать всю жизнь и умереть во сне – чем плохой вариант?
Из кафе послышались звуки «Отеля Калифорния». Мелодия добавила Витьку немного драйва. Он поднялся на ноги. Не хотелось ему сегодня идти на Садовое, а надо.
52
В этот раз обход продвигался быстро и почти что весело. Дурное настроение прошло, движение принесло бодрость и легкость. Он шел энергичным шагом от дома к дому и размашисто рисовал на стенах свою кривулину. Мысли уносили его в будущее, в то время, когда он закончит с обходом, укрепит свою шатающуюся жизнь, перестанет быть бомжом, покончит с пьянством и избавится от уродов в голове. Он не знал еще, каким образом это произойдет, но верил, что так оно и случится. Быть может, тогда и Нина посмотрит на него как на равного. И все у него станет, как у людей. Он будет не один, он будет рядом с ней.
Раньше Витек недоумевал, почему мужики везде таскают за собой жен и подруг. Неужели только из-за секса? Но не гиганты же они, а если и гиганты, то далеко не все.
Пускай некоторым «это» надо постоянно. А остальным? Но баб за собой таскают все. Почему терпят их капризы и всяческие неудобства?
И лишь став бомжом, понял – от страха перед одиночеством. Абсолютно все, даже самые крутые и брутальные особи, боятся одиночества и ощущения собственной ненужности. Человеку невыносимо остаться наедине с собой и своими мыслями даже на день-два – без телефона, радио, газет, телевизора и книг. А уж более длинный срок превращается в сущую пытку и заканчивается полной паникой, когда он срывается с места и мчится повидать тех, кого еще вчера, казалось, терпеть не мог и от кого так стремился отдохнуть. Или же заводит новые знакомства. Секс – только повод, чтобы быть рядом.
Страх одиночества – на самом деле страх перед смертью, потому что смерть – абсолютное, полное и окончательное одиночество. Пока человек не одинок – он еще жив. Стал одиноким – почти что умер. Бомжи по большей части одиноки, а стало быть – почти мертвы. И мало кто возвращается обратно из этого царства теней.
Витек надеялся, что он вернется. У него имелся друг, который сначала был врагом, но то было давно, а теперь в его дружбе можно было не сомневаться. Была женщина, которую он любил. Была надежда, которую дал ему Профессор. Значит, у него было почти все, что дает человеку силы жить, за что можно ухватиться, чтобы остановить это бесконечное скольжение в пропасть, которое и есть жизнь бомжа. Он вернется.
– Я же говорил, что вернусь, – услышал он вдруг вкрадчивый голос.
Витек вздрогнул. Перед ним стоял Морщинистый. Он и не заметил, когда их фургон тихо встал у тротуара. А может, он уже давно там стоял, поджидая его?
