Пен Фартинг - Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада
Стены были аккуратно выкрашены в два цвета, снизу серым, сверху тускло-оранжевым. Утепленные синие форменные куртки полицейских висели на стене на таких же крюках, как и тот, на котором снаружи была подвешена козлиная туша.
Забавно было видеть, что их автоматы висят на стене точно так же, дулом в пол.
В комнату вошел Джемаль, стриженный под горшок, с аккуратной бородкой. В руках у него была миска и полотенце. Он склонился перед нами, предлагая воду.
– Это чтобы руки помыть, – пояснил Гарри, заметив нашу неуверенность. Полицейские пересмеивались, он тоже засмеялся, и нам ничего не оставалось, как тоже заулыбаться смущенно.
Мы помыли руки по очереди, потом Джемаль обнес водой остальных. Следом зашел Абдул, неся только что помытые чашки и горячий серебряный чайник с чаем. На подносе также оказался мешочек с сахаром, по виду британский. Первым Абдулатип налил чай командиру, потом угостил нас.
Джон сидел по одну сторону от меня, Гарри по другую. Дальше за Гарри сидел Дэйв, а рядом с ним – Рози, еще более оживленный, чем обычно. Остальные НПАшники расположились по обе стороны от командира, который сидел и внимательно нас изучал.
Сколько я ни старался, я никак не мог понять, сколько их командиру лет. Он был для меня загадкой. Загорелое лицо почти не выражало эмоций, разве что в глазах иногда что-то отражалось. Он щелкнул пальцами Абдулатипу, терпеливо дожидавшемуся у дверей. Тинтина мы пока еще не видели: скорее всего, он был на кухне.
Абдулатип исчез за дверью. Вероятно, как я понял, его послали за едой. Командир обратился к Гарри. Мы трое терпеливо ждали, пока нам переведут, о чем речь.
– Командир хотел бы знать, как давно ты служишь, – наконец обратился ко мне Гарри, покивав в ответ на последние слова полицейского.
– Семнадцать лет как морпех, – ответил я, и командир одобрительно кивнул, выслушав перевод.
– Еще он спрашивает, где ты воевал.
– Перед тем как приехать в Наузад, мы были в Гиришке. А до этого мы все служили в Ираке, – ответил я, и командир снова кивнул. Кажется, мои ответы ему нравились.
– Он также хочет знать, сколько ты убил талибов.
Я посмотрел на Дэйва, тот пожал плечами.
– Скажи ему, что я точно не знаю. Мы обстреляли талибов, и потом они замолчали. Надеюсь, это означает, что больше они воевать не будут, – ответил я.
Это вызвало оживление у Рози и командира, но прежде чем я успел уточнить у Гарри, о чем они говорят между собой, Дэйв задал свой вопрос:
– Гарри, а ты не мог бы спросить у Рози, сколько он талибов убил?
Гарри обратился к Рози, и тот издал воинственный клич, восторженно размахивая руками. Кажется, он описывал свои многочисленные сражения.
– Он говорит, что убил много, много талибов. Он говорит, они все разбегаются в страхе, когда он выходит с патрулем.
Полицейские за столом разразились громким хохотом и принялись аплодировать Рози. Мы тоже не могли удержаться от смеха и похлопали ему. Рози все еще оживленно жестикулировал и сыпал словами.
За всей этой болтовней и смехом атмосфера в комнате стало совсем тепло. Мы знали, что основательно замерзнем, когда придет время вновь выходить во двор.
Абдулатип с Тинтином вернулись в сопровождении порыва холодного воздуха снаружи. Они несли два здоровенных пластиковых подноса, которые поставили по центру комнаты. Аплодисменты возобновились с новой силой.
На одном подносе было две плошки белого риса и десять больших круглых лепешек. На другом – две больших миски с волокнистым тушеным мысом в водянистом соусе и кувшинчик с чем-то белым.
Я бросил быстрый взгляд на Дэйва. Мы долго спорили между собой по поводу этого приглашения. То, что нас позвали на ужин, было очень почетно. И мы не хотели бы показаться неблагодарными, однако нам было хорошо известно, что и как они готовят. Я не раз видел младших НПАшников, пекущих лепешки на горячих камнях у задних ворот.
Хлебное тесто смешивалось в двух больших мисках, потом выкладывалось на огромный закопченный лист железа. Рис, который они ели каждый день, варился в большущем котелке, почерневшем от копоти на открытом огне. Но самая большая проблема была даже не в готовке, а в том, что они делали после этого. Точнее – не делали: они никогда не мыли посуду вечером, оставляя ее до утра. Может, ночью им было слишком холодно, я не знаю. Но пока посуда стояла нетронутой, туда добирались бродячие коты, которые старательно ее вылизывали. И даже Наузада и РПГ мне не раз приходилось оттаскивать от этих мисок и плошек, когда я выгуливал их по ночам.
Поутру полицейские просто споласкивали посуду холодной водой и слегка терли ладонью. Так у них было принято, и, я полагаю, их желудки с этим прекрасно справлялись. Но я сомневался, что справятся наши.
Все эти два с половиной месяца мы регулярно протирали руки гелем на спиртовой основе. Любые сковородки и кастрюли, в которых готовилась пища, сразу мыли с мылом в горячей воде. Мы не могли позволить себе болеть, каждый человек был на счету. Бегать в уборную каждые десять минут, особенно если талибы начнут обстрел, – это было совсем не смешно.
Возможно, я судил афганцев слишком строго, но мне довелось оказаться на борту «Сэра Галахада» в Египте. Девяносто процентов экипажа слегло с диареей и рвотой одновременно. Никому не желал бы повторить этот опыт.
Но отступать было поздно. Мы решили, что такой шанс выпадает раз в жизни, и упускать его нельзя. Впрочем, это не помешало для подстраховки каждому из нас запастись туалетной бумагой.
Командир жестом предложил нам угощаться. Я огляделся в поисках ложки, но ничего не нашел.
– Рукой, Пенни, – засмеялся Гарри, показывая, как зачерпывать рис пальцами.
Ладно, значит, рукой. Я потянулся к миске с рисом и положил на тарелку перед собой две горстки мягкого риса. Затем я передал миску Джону. Точно так же ко мне на тарелку перекочевало несколько кусков козлятины. Свое мясо Гарри полил густой белой жидкостью, используя деревянный черпак.
– А это что такое, Гарри? – спросил я у него.
– Молоко овцы, – ответил он.
– Козье, ты хочешь сказать? – поправил я.
– Нет, – повторил он. – Это молоко от овцы.
Дэйв хрюкнул, когда я попробовал молоко с ложки. Как я ни пытался удержать лицо, но кисло-горький вкус заставил меня поморщиться. Полицейские тоже внимательно наблюдали за происходящим и теперь радостно хохотали надо мной. Я вернул черпак, и Гарри зачерпнул молока себе, а потом выпил с очень довольным видом. Вот кто морщиться и не думал.
– Дэйв наверняка тоже хочет попробовать, – сказал я.
В ответном взгляде Дэйва читалось: «Я потом тебя убью».
Мясо было жилистым и жирным, но луковый соус спасал положение. Мы старались не ронять рис на ковер. Полицейские ели быстро, не оставлял ни крошки.
Когда тарелки опустели, Абдулатип распределил остатки из больших мисок всем поровну, хотя, по-моему, нам досталось чуть больше. Мы пытались отказываться, но командир настоял.
Потом тарелки унесли, нам снова разлили чай, и разговор возобновился. Командиру хотелось больше узнать об Англии, и сколько времени мы там проводим, пока нас не пошлют куда-то еще. Особенно их заинтересовало, что у меня жена тоже служит в армии. Они никак не могли понять: неужели она имеет право командовать мужчинами? Пришлось довольно долго объяснять, как это устроено у нас.
Последние несколько дней я часто думал о том, как полицейские будут патрулировать город после нашего отъезда, и у меня зародилась идея.
– Гарри, ты не мог бы спросить командира: они, когда патрулируют, часто останавливают и обыскивают машины?
Гарри перевел, потом кивнул, после того как кивнул командир.
– А ты не мог бы спросить, не найдет ли он машину для меня? – Я пил уже третью чашку чая за полчаса. Абдулатип постоянно подливал нам, чтобы чашки не пустовали.
– Командир спрашивает зачем, – перевел Гарри.
– Мне нужно перевезти в Кандагар собак, за которыми я тут присматриваю.
Это вызвало оживленную дискуссию. Командир о чем-то долго толковал с Рози и Гарри, после чего все посмотрели на меня, и Гарри произнес слова, которые я уже и не надеялся услышать:
– Командир все сделает.
Я зажмурился. Невозможно было поверить, после трех месяцев мучений, что все наконец получится. Мне пообещал помочь человек, чьим словам можно было доверять.
Полчаса мы потратили на обсуждение деталей операции и оплаты. Мне назвали цену четыреста долларов. План был прост: командир наймет машину, которая довезет собак из Наузада в Лашкар-Гар. Оттуда другой грузовик доставит их до Кандагара, где будет ждать водитель из приюта.
Мы с командиром скрепили сделку рукопожатием. Все оказалось так просто. И почему я не подумал об этом раньше? Хотя четыреста долларов наверняка сыграли свою роль.
– Теперь будем праздновать, – объявил Гарри, когда Абдулатип в очередной раз вышел из комнаты. Он вернулся через пару секунд с засаленной колодой карт.
