Альфред Кох - Отходняк после ящика водки
Пастух неопределенного возраста верхом на коренастом коньке сгорбился в седле и смотрит в нашу сторону, сильно сморщившись от солнца: глаза-щелки, верхняя губа поднята, видны прокуренные зубы. Вокруг него либо сотня баранов, либо с два десятка коров. Никакой романтики в пастухе нет. Похоже, что он и не подозревает, что по-английски его зовут «ковбой». Пастухи встречаются часто, то близко к дороге, то вдалеке. Бесконечная степь кормит все эти бесконечные стада бесконечно давно. И, как писал Толстой, над всем этим вечное, бесконечное небо… В данном случае бледно-синее, с высокими перистыми облаками.
Нас, людей, привыкших жить в конкретном стационарном мире, пугает это иначе организованное изоморфное пространство, где все повторяется и все так одинаково на протяжении тысяч километров. Поистине нужно обладать крепкой психикой кочевника, чтобы не потерять себя в этом странном мире грандиозного однообразия.
У Джека Лондона есть такой образ бесконечных арктических снегов – «белое безмолвие». Он пишет, что редкий человек может выдержать его несколько дней и не сойти с ума. А тут тысячи лет целые народы живут в степи, и ничего… Изредка взбрыкнет какой-нибудь джигит, соберет орду и давай покорять и грабить страны, лежащие по краям Дикого поля. Пограбит лет сто, а потом опять все постепенно успокоится и затихнет. Лет этак на пятьсот…
Постепенно вдалеке начинают подниматься алтайские хребты с белыми пятнами снега наверху, степь кончается, и мы въезжаем в совершенно иной мир суровых и величественных гор. Здесь, на краю горной тайги и степи у впадения реки Ульбы в Иртыш, расположен Усть-Каменогорск, столица Восточного Казахстана.
В городе развита цветная металлургия. Аж три завода: титаномагниевый, свинцово-цинковый и УМЗ[22] – составляют гордость казахстанской промышленности. Город сравнительно богатый. Нет в нем нашей провинциальной убогости, но и каких-то выдающихся архитектурных сооружений я тоже не обнаружил. Стоит еще, наверное, со сталинских времен Дом культуры «Металлург», банальная серо-буро-малиновая реплика Парфенона с неожиданно богатым коринфским ордером, – вот, пожалуй, и все. А так все чистенько, зелененько…
Характерной чертой города (во всяком случае то, что мне бросилось в глаза) явилось отсутствие богатых предместий. Казалось бы, как: три мощных завода производят дорогущую продукцию, пользующуюся бешеным спросом на мировом рынке. Значит, в городе полным-полно богатых людей. А следовательно, должны быть богатые предместья с красивыми особняками, дорогие автомобили, магазины и рестораны, высокий уровень сервиса, шикарная, яркая и красивая ночная жизнь. Но ничего этого нет!
Нет, то есть кафе и ресторанчиков навалом, магазинов предостаточно, есть даже в самом центре некое подобие шопинг-мола, на окраинах города стоят вполне сносного вида кирпичные и деревянные дома. Но это все не то. Это все пресловутый средний класс. А где нувориши? Где золотая молодежь? Где все эти «Шеваль Бланк», «Шато Петрюс», свежие устрицы, «Шопард», «Брионии», «Вы поедете в этом году на Лазурный Берег», «Он ей купил «порше», дом как нормандское шале, дети в Англии? Где гувернантки, вышколенные официанты, домашние учителя, вечно радостные продавщицы, с которыми можно украдкой перемигиваться?
Ничего этого нет. Есть незамысловатый советский сервис, когда любая услуга оказывается тебе в порядке одолжения, а продавец или официант прекрасно понимает, что, обслуживая тебя, он унижается, и компенсирует это демонстрацией полного к тебе безразличия, а то и просто хамит. Да и ты сам, впрочем, тоже понимаешь, что своей дурацкой просьбой унижаешь солидного человека и в связи с этим чувствуешь себя неловко, покорно терпишь, пока он наговорится по телефону и так далее.
Оказалось, что отсутствие по-настоящему богатых людей снижает планку требований к качеству сервиса. Будь то торговля, общественное питание, здравоохранение или образование. Отсутствие образцов высшего стандарта качества приводит к тому, что сфера услуг теряет ориентиры и барахтается на едва приемлемом позднесоветском уровне.
Вот тебе и «честная» приватизация с привлечением солидных западных инвесторов. Бабки от флагманов металлургии уходят к их нынешним хозяевам, которые в Усть-Каменогорске появляются хорошо если раз в год, поэтому не нуждаются в обустройстве здесь комфортного для жизни пространства.
Вопросов нет. Горожане получают вполне приличную по местным меркам зарплату, комбинаты работают стабильно, исправно платят налоги в городской бюджет. Простой человек идет в магазин, покупает еду и тряпочные китайские кроссовки. Ведет ребенка в школу и поликлинику, в которых их учат и лечат с умеренным усердием. А вот на «Вдову Клико» спроса нет.
Красивые тонконогие девушки ходят в походы в окрестные горы, а не загорают в Сен-Тропе. Хорошо ли это? Бог его знает. Но вот Лермонтов, Толстой и Набоков были из очень богатых семей. И в другой атмосфере их талант не развился бы. Это точно.
…Где-то далеко, в Англии, подруга одного из акционеров «Глинкора» (владелец свинцово-цинкового комбината) получила от него в подарок бриллиантовое колье, купленное на деньги от продажи цинка, выплавленного в Усть-Каменогорске. Почему это должна быть она, а не какая-нибудь Маша или Алия из местного педагогического института?
А может, я просто зажрался? Все может быть…
Однако вот информация на более животрепещущую тему. В городе (как, впрочем, и во всем Казахстане) уже несколько лет как прошла реформа коммунального хозяйства. Приватизированы и реструктурированы все городские службы: энергетика, водоканал, общественный транспорт. Поначалу было тяжело, но сейчас все образовалось и учреждений, сидящих на городском бюджете, стало значительно меньше.
Можно выделить как достопримечательность городской парк, ухоженный большой сквер с выложенными камнем водоемами, разнообразными деревьями и коллекцией старых рубленых домов, собранных со всего Восточного Казахстана. В таких домах жили русские люди – сибирские казаки, первопроходцы Горного Алтая.
Местный мэр («аким» по-ихнему) Александр Быстров родом из Мурманска, учился в Питере, полковник Советской армии в отставке, прошел, как говорится, «горячие точки», вся грудь в орденах. Спрашиваю его: «А что, обратно в Россию вернешься – тоже мэром в какой-нибудь областной центр?» Он, подумав, отвечает: «Нет. Уже нет. Столько мы тут с этими реформами пережили, что еще раз я уже, боюсь, не выдержу. Раньше сильно тянуло в Россию, а теперь – нет. Вы ж от нас с этими реформами отстали примерно лет на пять. Так зачем же мне обратно возвращаться? А русских здесь, в Восточном Казахстане, большинство. И образование по-русски получить можно, и второй государственный язык – русский. Так что нет. Точнее – уже нет».
Вот такие, понимаешь, россияне, которых мы потеряли…
А.К.
АЛТАЙСКАЯ ШАМБАЛА
Из Усть-Каменогорска мы выехали на восток, в Зыряновск. Сорок пять лет назад в этом городе я родился. Опустим неизбежную лирику возвращения в родные пенаты, к истокам, к родному пепелищу и прочую муть. Хотя, конечно, не без этого. Все было: и посещение родных могил, и роддома, в котором я появился на свет, и квартиры, куда меня принесли после… Но… опустим.
Дорога на Зыряновск уходит все глубже в горы, в тайгу, глухомань, самый что ни на есть медвежий угол. Предгорья Алтая постепенно сменяются настоящими хребтами с кусками снега на склонах и бледными осинниками по берегам бесконечных ручьев. Кое-где начинают появляться вкрапления пихт и кедрач. Но в целом горы пока лысые, покрытые травой и кустиками. Долины все распаханы. Чувствуется, что по мере удаления от степи скотоводство здесь постепенно сменяется земледелием. Урожайность зерновых невысокая, 15–20 центнеров с гектара. Иногда 25, но это редко. Однако все поля распаханы, больших пустошей я не видел.
Скоро начинаешь привыкать к окружающему пейзажу, но что-то необычное не дает сладкой дреме овладеть тобой полностью. Что-то в этих горах не то. Какая-то звенящая чистота и прохлада холодного весеннего воздуха, яркое солнце, запах просыпающейся земли. Обнаруживается интересная особенность – нет комаров.
Допустим, останавливаемся на краю полузаброшенной деревни Кутиха. Весенняя дорога полна глубоких луж, и паркетные джипы, на которых мы приехали, останавливаются. Дальше идем пешком. Подходим к берегу большой и бурной реки Тургусун. Все есть – смешанная тайга на склонах гор, залитая весенним половодьем долина реки, кустарник в пойме, весенние цветы на кочках, а комаров – нет. Вот должны быть, а нет.
Неромантичный и циничный скептик скажет: конечно, вы бы еще зимой приехали (а мы там были в начале мая)! Подождите, к середине июня здесь будет столько мошки и комаров, что без накомарника вообще на улицу нос не высунешь. А вот человек более возвышенный, верящий в то, что еще есть на земле какие-то необычности и непонятности (так интереснее), возразит: нет, и летом нет их. Поскольку здесь Беловодье, Шамбала, короче; как пел Высоцкий – «незакрытый пуп земли».
