Несовершенства - Мейерсон Эми

Джейк не в состоянии постичь сестринские полунамеки, что еще раз подтверждает, что он не понимает женщин.

— Какая еще булавка?

— Такое украшение для шляпы, — с невозмутимым лицом произносит Бек.

Джейк закатывает глаза.

— В данном случае подвеска для короны. Исчезнувший в восемнадцатом году «Флорентиец» был вставлен в шляпную булавку вместе с несколькими другими бриллиантами. Брошь Хелен изготовлена не раньше пятидесятых годов, так что, возможно, бабушка привезла с собой булавку и много лет спустя вынула «Флорентийца» и вставила его в брошь.

— Бриллиант мог появиться откуда угодно. Почему вы думаете, что он именно из булавки?

Бек вздыхает.

— Разве не ты у нас сочиняешь сюжеты?

— Это натяжка.

— Это гипотеза. Которая, разумеется, требует доказательств. Поверь мне, я не склонна делать преждевременные выводы.

— Ну что ты, Бек Миллер никогда бы не позволила себе пустые домыслы.

— Знаешь что? Если у тебя нелады с девушкой, в чем, я уверена, ты сам виноват, это не значит…

— А у мистера Франкеля есть идеи, откуда у Хелен бриллиант? — вклинивается в их пикировку Эшли, пытаясь предотвратить надвигающуюся ссору.

Джейк пожимает плечами.

— Он сказал, что их чемоданы обыскивали очень тщательно.

— А еще что-нибудь он о Хелен рассказывал? — спрашивает Эшли.

— Только то, что она умела за себя постоять.

— Это мы и так знаем.

— Она повздорила с одним пацаном, который подсунул в ее куклу тухлую селедку, и нагрубила мистеру Гольдштайну.

Эшли смеется.

— Уверена, у того паренька отпала охота с ней связываться.

— Погоди-ка, — задумчиво произносит вдруг Бек. — Он сунул рыбу в куклу?

— У нее был фартук с карманом или что-то вроде того, — рассеянно отвечает Джейк.

— Кукла! — с воодушевлением говорит Бек Эшли.

— Думаешь?

— Она ведь где-то вот такого размера? — Бек разводит руки сантиметров на тридцать. — В ней легко можно спрятать украшение. А тело у куклы твердое, так что прощупать то, что внутри, нельзя.

— Может мне кто-нибудь объяснить, о чем вообще речь? — восклицает Джейк.

— Мы нашли в коробках с фотографиями куклу Хелен. В детстве она повсюду носила ее с собой, — снисходит к его просьбе Бек.

— И что же? — спрашивает Джейк.

— Держу пари, внутри она полая.

Дебора лежит в кровати, рядом на подушке покоится ее свидетельство о рождении. Сейчас девять часов, но она очень устала. Все тело ноет. Прошло много месяцев с тех пор, как к ней прикасался мужчина, с пикантными намерениями или в медицинских целях. Нужно снова начать встречаться с кем-то. Нужно найти нового иглотерапевта, желательно без гладко зачесанного хвостика и озорной улыбки. У Деборы всегда была насыщенная личная жизнь. Ей нравятся кожа, нагота, секс. Сейчас она жаждет отвлечься. От двух выпитых бокалов вина она чувствует себя еще более подавленной. Первый ей понадобился, чтобы собраться с духом и открыть конверт из Министерства здравоохранения Пенсильвании, второй — чтобы справиться с разочарованием: в документе не сказано, кто ее отец.

Все имеющиеся в свидетельстве о рождении сведения она могла бы заполнить сама. Дата рождения: 12 февраля 1952 года; округ: Филадельфия; имя матери: Хелен Ауэрбах; ее собственное имя: Дебора Флора Ауэрбах. В строке «Отец» одна только пустота кремового цвета.

Дебора Флора Ауэрбах. Ей никогда не казалось странным, что при рождении она получила девичью фамилию матери. Хелен всегда говорила дочери, что ее брак был совсем коротким и она никогда не чувствовала себя Хелен Кляйн. Она хотела и дальше носить фамилию своей семьи и поэтому после смерти Джозефа снова стала Ауэрбах. И это тоже была ложь. Мать никогда не переставала быть Хелен Ауэрбах. И Дебора всегда была Деборой Флорой Ауэрбах, пока не сделалась Деборой Ауэрбах-Миллер. После бегства Кенни она собиралась вернуть себе девичью фамилию, но бумажная волокита ее пугала, к тому же в тот период ей было тяжело даже вылезти из кровати. Дебора берет свидетельство и рвет его пополам. Лучше она будет носить фамилию Кенни, чем Хелен, но второе имя, Флора, ей хочется сохранить, чтобы сильнее чувствовать связь с бабушкой.

В другом углу комнаты звонит ее телефон. Осоловелая от эмоций и легкого опьянения, она, пошатываясь, идет за ним.

— Помнишь куклу? — говорит Бек, как только она отвечает. — Куклу Хелен, из Австрии. Посмотри, она пустая внутри?

Кукла сидит на комоде с тех пор, как ее нашли.

— Пустая? — переспрашивает Дебора. Пустая, как ее детство, как подложечная ямка, как вранье Хелен. Дебора сжимает куклу. — У нее твердое туловище, не могу сказать.

— Разрежь ее.

Деборе очень не хочется этим заниматься. Она просит это отложить, но Бек перебивает ее.

— Прямо сейчас, ладно? — произносит Бек своим характерным властным тоном, который ее мать всегда ненавидела. Однако сейчас Деборе нравится, что ее поступками кто-то руководит.

Она берет в кухне нож и делает надрез на спине куклы. Внутри в полости темно и пусто.

— Что-нибудь видишь там? — спрашивает Бек.

Дебора чуть раздвигает половинки кукольного туловища. В темноте что-то блестит, отражая свет потолочной лампы. Она переворачивает игрушку, и в ладонь ей падают три круглых бриллианта.

Двенадцать

Бек и Дебора входят в лифт и, поднимаясь в пентхаус Виктора, смотрят на цифры дисплея. Бек не видела ювелира два с половиной месяца, с тех пор как он получил от Международного геммологического общества результаты экспертизы бриллианта. За это время многое изменилось: в привычку вошли ужины с матерью и еженедельные разговоры по «Фейстайму» с братом и сестрой, они выяснили подробности переезда Хелен вместе с другими детьми в Америку, узнали о существовании у бабушки тайного любовника, который мог быть отцом Деборы.

— Пентхаус! — с восторгом произносит Дебора.

С тех пор как она обнаружила в кукле бриллианты, мать не выпускает их из виду. Она не спорит, когда дети настаивают на их продаже, чтобы оплатить услуги адвоката в деле о гражданской конфискации, но требует своего личного участия в сделке.

Лифт останавливается на последнем этаже. Бек поворачивается к матери.

— Пожалуйста, не опозорь меня.

— Буду держать свои предчувствия при себе.

— Я серьезно. Будь тише воды, ниже травы. Ничего не говори. Ты немая.

Дебора изобразила, как запирает рот на замок.

Когда дверь квартиры открывается, элегантный седовласый мужчина предлагает дамам шампанское. На нем черный кашемировый джемпер, что кажется Деборе странным и претенциозным: за окном двадцать семь градусов и моросит. Кем этот тип себя возомнил?

— Бек, вы не сказали, что придете с сестрой, — говорит Виктор, не давая возможности Бек представить свою спутницу.

Дебора хмурится. Столь грубая лесть — разновидность жалости.

— Я ее мать, — отвечает она, протягивая руку за бокалом, и теряется, когда хозяин дома принимает эти слова за приглашение подмигнуть ей.

В гостиной Виктор кладет бриллианты на кусок черного бархата. На темной мягкой поверхности они выглядят совершенно прозрачными.

— Это камни высокого качества, — подтверждает Виктор. — Около трех каратов каждый. По цвету, видимо, группа D, но нужно отправить их в лабораторию для подтверждения.

— Это значит, что они безупречные, — объясняет Бек матери, которая, как и обещала, не издала ни звука с тех пор, как они сели.

— А вы стали разбираться в бриллиантах, — улыбается Виктор.

Зубы у него тоже безупречные. Даже слишком. Он, вероятно, Скорпион, приходит к выводу Дебора. Кенни был Скорпионом.

— Можете сказать, какого они века? — спрашивает Бек Виктора.

— Определенно винтажные. — Он держит один из камней большим и указательным пальцами. — Видите, грани образуют круг? Никто больше не обрабатывает так бриллианты.

— Мы нашли их среди бабушкиных вещей. Они могут быть из шляпной булавки?