Дина Рубина - «…Их бин нервосо!» (сборник)
Одна моя приятельница в начале девяностых годов была направлена министерством иностранных дел Израиля в деловую и политическую поездку по Украине. Ехала она не одна, а с известным израильским политиком, женщиной легендарной судьбы: йеменская еврейка, совсем молоденькой девушкой она стала одной из самых ярких и бесстрашных фигур еврейского подполья в Палестине.
И вот, едут они вдвоем по городам Украины на машине, которую им любезно предоставили местные власти. Проезжают Бердичев…
– Скажите, – обращается моя приятельница к шоферу, – вон та церковь, не в ней ли Бальзак венчался?
Шофер пожимает плечами: он не знает. Возможно, он и Бальзака не знает. И тут легендарная израильтянка, которая, разумеется, по-русски не говорит, но своим еврейским ухом улавливает какую-то странную фамилию, спрашивает:
– Кто такой Бальзак?
– Один французский писатель, – отвечает на иврите моя приятельница.
– Он еврей?
– Нет, он француз.
– Так на что он тебе сдался! – искренне восклицает та.
Впрочем, в человеке, всю жизнь посвятившем себя борьбе своего народа за независимость, строительству своего молодого государства, эта гипернациональная ориентированность как раз неудивительна.
Но вот совсем иная судьба. Иная страна, иное воспитание…
Отец моей подруги родился в белорусском местечке, при рождении получил нормальное еврейское имя Хаим, в подростковом возрасте ринулся в комсомол, в мечту о всеобщем равенстве и братстве. Выбрал новое имя – Вил (как вы догадываетесь, аббревиатура от «Владимир Ильич Ленин») и всю жизнь выкорчевывал не только из себя, но из бедной своей матери всяческое напоминание о еврейских корнях. Слышать не хотел ни о каких евреях, при чем тут евреи, когда мы строим новый прекрасный мир, в котором будет только один народ – советский!
В пятидесятом его взяли. Ему чудовищно повезло: несмотря на страшные побои и пытки, он ни на кого «не подписал», и на него «не подписали». Поэтому он отделался неслыханно легкой мерой: пять лет ссылки в Красноярский край, село Ярцево, семьсот километров вниз по Енисею.
На рассвете августовского дня его ссадили с этапа на какой-то пристани. Он постоял на дощатом причале, не зная куда идти, и вдруг увидел киоск. Там сидела продавщица Рахиль, тоже сосланная, отбывающая свой второй срок… Потом всю жизнь они дружили семьями. Вот как описывает Рахиль эту их первую встречу:
«Подходит такой, губами еле шевелит. Спрашивает: „Скажите, где здесь найти евреев?“ Я ему говорю: „А на что вам евреи?“ – „Попросить пять рублей, дать телеграмму домой“»…
Я абсолютно убеждена, что пять рублей бывшему комсомольцу Вилу дал бы любой сердобольный человек, каких, ей-Богу, всегда в России было множество. Что должен был пережить этот человек, и что должно было произойти в его сознании (или подсознании?), если инстинктивно, как больное животное – целебную травку – он искал «своих»?
Так вот, страшная путаница со времен Авраама – кого считать евреем. И как правильно – еврей или иудей? К тому же это не всегда совпадает. Ведь иудеем можно стать вовсе не будучи евреем по рождению. Достаточно взвалить на себя этот немалый груз – исполнение всех заповедей – и никто в общине не посмеет отделить тебя от еврейства. Ибо такой человек (гер) считается более праведным евреем, чем тот, кто рожден еврейской матерью.
Заодно уж несколько слов по поводу пресловутой «избранности» евреев: я ощущаю это иначе. Они не ИЗБРАНЫ. Они – ВЫЗВАНЫ.
Вот, как на уроке, скажем, химии, учитель объясняет какой-то опыт. Что-то в колбе шипит, краснеет, клубится и булькает.
– Вот такая реакция, ребята, – говорит учитель. – Вещество булькает, но не взрывается. А сейчас мы покажем действие этой смеси на ком-нибудь из вас. Увидите, как это произойдет… Он обводит взглядом класс: «Витя, к доске».
Вите страшно не хочется, чтобы на нем экспериментировал этот старый дурак, который обещает одно, а выходит всегда другое. Витя предполагает, что будет херово. Но отказаться не может, его же вызвали. И он плетется. И стоит у доски под смешки одноклассников; он посмешище, в него пуляют жеваной промокашкой, к тому же, как он и чувствовал, посреди опыта смесь взрывается в колбе, опалив ему ухо и чуть не выбив глаз. На него смотрят все, кого НЕ ВЫЗВАЛИ. Он до известной степени герой дня, и каждый ученик вечером расскажет дома про очередное происшествие с недотепой Витей, который сам виноват… И когда назавтра с перевязанным ухом он поплетется по школьному двору, на него малышня станет показывать пальцами… А, главное, что и на другой день, на другом уроке уже по другому предмету его опять вызовут, потому что рожа такая, заметная.
Ну? Нравится вам такая «избранность»? Хотите? Уступлю недорого…
…Ну, хорошо, а как определять и что делать с теми, кто по рождению нееврей, по вероисповеданию – христианин, а по всему остальному: по языку, по знанию истории и литературы, по страстному устремлению души, по истовому служению идишистской и ивритской культуре, по сути своей, наконец, по суматошно-въедливому характеру, – самый настоящий еврейский еврей?
Я уже писала про своего знакомого Петю Черноусова и про его еврейскую судьбу. Талантливый идишистский поэт, знаток литературы, истории, религии, он – так уж вышло – к евреям не имеет ни кровного, ни религиозного отношения. Только страстно-культурное.
Какое-то время я работала в городском Доме культуры, организовывала вечера. И однажды пригласила Петю выступить. Он явился: вдохновенный, пылкий, как всегда. Публика у меня в основном была пожилая, как принято говорить – культурная, все московско-ленинградские старики с высшим образованием. Люди воспитанные, доброжелательные.
Петя стал читать свои стихи на идиш. Прошло несколько минут. Публика слушала преданно и даже благоговейно – так, затаив дыхание, смотрят на канатоходца под куполом цирка. Это действительно сильный аттракцион: нетрезвый русский человек Петя, читающий свои стихи на идиш.
Наконец, кто-то из публики кротко попросил:
– А нельзя ли теперь перевести?
– А вы что – идиш не знаете? – не веря себе, спросил Петя.
Выяснилось, что не знают.
– Никто?! – выдохнул Петя. – Ни один не знает своего языка?!
Выяснилось, что – никто… Ни один.
– Похоже, я здесь – единственный еврей, – сурово проговорил Петя, глядя на притихших стариков поверх очков…
Нечто похожее я наблюдала в Германии, общаясь с Колей Миллером, немцем из города Фрунзе. Коля вообще забавная личность. Талантливый коммерсант. Начинал в Кельне с продажи видеокассет, а стал сейчас владельцем двух магазинов. Но немецкого языка не знает и, кажется, не очень понимает – где находится. Когда я упомянула об объединенной Германии, он переспросил: «Объединенная с кем?».
