Чарльз Буковски - Первая красотка в городе
Генри Мейсон испустил долгий медленный вздох и откинулся в кресле. художники нестерпимо тупы. и близоруки. если у них получалось, они верили в собственное величие, сколь бы плохи ни были. если у них не получалось, они все равно верили в собственное величие, сколь бы плохи ни были. если у них не получалось, виноват в этом всегда бывал кто-то другой. не потому, что у них нет таланта; сколько бы они ни воняли, они всегда верили в свой гений. они всегда могли предъявить Ван-Гога, Моцарта или пару дюжин других, кто сошел в могилу до того, как маленькие жопки им отлакировало Славой. однако на каждого Моцарта приходилось 50 000 несносных идиотов, которые, не переставая, изрыгали гниль. только лучшие бросали игру — вроде Рембо или Россини.
Бёркетт закурил еще одну сигарету и, снова держа перед собой горящую спичку, сказал:
— слушайте, вы же печатаете Буковски. а он прокис. сами же знаете, что он прокис. признай это, чувак! Буковски же прокис, а? правда?
— ну, прокис.
— он пишет ГОВНО!
— если говно продается, мы будем его продавать. послушайте, мистер Бёркетт, мы — не единственное издательство. попробовали бы кого другого? не принимайте наше суждение, и все.
Бёркетт встал.
— а толку-то, ёбть? вы все одинаковы! вам хорошая литература ни к чему, всему миру ни к чему НАСТОЯЩАЯ литература! да вы человека от мухи навозной отличить не сможете! потому что вы — дохлятина! ДОХЛЯТИНА, слышь? ВЫ ВСЕ, ПИЗДЮКИ, — ДОХЛЯТИНА! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ!
Бёркетт швырнул тлевшую сигарету на ковер, развернулся, подошел к двери, ГРОХНУЛ ею и исчез.
Генри Мейсон встал, подобрал сигарету, сунул ее в пепельницу, сел, закурил свою. с такой работой хрена лысого бросишь курить, подумал он. откинулся на спинку кресла и затянулся: так приятно, что Бёркетт ушел, такие люди просто опасны — абсолютно безумны и злобны — особенно те, кто всегда пишет о ЛЮБВИ, или СЕКСЕ, или ЛУЧШЕМ МИРЕ. господи, господи. он выдохнул. задребезжал интерком.
он снял трубку.
— к вам некий мистер Эйнсуорт Хокли.
— чего ему надо? мы же отправили ему чек за ЗУД В ЯЙЦАХ И АТАСЫ В ОБЩАГЕ.
— он говорит, что у него есть новый рассказ.
— прекрасно. пусть оставит у тебя.
— он говорит, еще не написал.
— ладно, пусть план оставит. я посмотрю.
— он говорит, у него нет плана.
— так чего ж ему тогда надо?
— он хочет поговорить с вами лично.
— и ты не можешь от него отделаться?
— нет, он только таращится на мои ноги и скалится.
— так одерни же юбку, ради Христа!
— она слишком короткая.
— ладно, зови.
вошел Эйнсуорт Хокли.
— присаживайтесь, — сказал Мейсон.
Хокли присел. затем подскочил. закурил сигару.
Хокли носил с собой десятки сигар. он боялся стать гомосексуалистом. то есть он не знал, гомосексуалист он или нет, а потому все время курил сигары, считая, что это по-мужски и к тому же динамично, но все равно сомневался, в каком он лагере. ему казалось, что женщины ему тоже нравятся. такая неразбериха.
— послушайте, — сказал Хокли. — я только что сосал 36-дюймовый ХУЙ! гигантский!
— послушайте вы, Хокли, мы делом здесь занимаемся. я только что от одного психа избавился. вам чего от меня надо?
— я хочу у вас ХУЙ сосать, чувак! ВОТ чего я хочу!
— я бы воздержался.
в комнате уже висел толстый слой сигарного смога. пыхал Хокли что надо. он вскочил с кресла. походил вокруг. сел. вскочил с кресла, походил вокруг.
— я, наверное, схожу с ума, — сказал Эйнсуорт Хокли. — я постоянно думаю о хуе. я раньше жил с 14-летним пареньком. огромный ХУЙ! господи. ОГРОМНЫЙ! он однажды его прямо у меня перед носом отбил, никогда этого не забуду! а когда я учился в колледже, там парни по раздевалке ходили, типа крутые такие, знаете? а у одного ЯЙЦА висели до самых КОЛЕН! мы, бывало, звали его ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ. так вот, когда ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ кончал, детка, это был пиздец ВСЕМУ! будто взбитая сметана из шланга! а когда все высыхало… чувак, по утрам ему приходилось простыню бейсбольной битой выколачивать, шелупонь стряхивать, прежде чем в прачечную отдавить…
— вы полоумный, Эйнсуорт.
— я знаю, я знаю, я вам про то же САМОЕ! хотите сигару?
Хокли ткнул ему сигарой прямо в рот.
— нет-нет, спасибо.
— может, хотите у МЕНЯ отсосать?
— ни малейшего желания. ладно, чего вам надо?
— у меня есть идея такого рассказа, мужик.
— хорошо. напишите его.
— нет, я хочу, чтоб вы послушали.
Мейсон промолчал.
— ладно, — сказал Хокли. — вот.
он забегал вокруг, пуляясь дымом.
— космический корабль, да? 2 парня, 4 тетки и компьютер. и вот они рассекают по открытому космосу, понятно? дни, недели проходят. 2 парня, 4 тетки, компьютер. у теток уже все аж чешется. им хочется, понимаете? понятно?
— понятно.
— но знаете что?
— нет.
— два парня решают, что они гомосексуалисты, и начинают заигрывать друг с другом. на теток — ноль внимания.
— ага, это уже смешно. так и напишите.
— постойте, я еще не закончил, эти два парня заигрывают друг с другом. это омерзительно. нет. это не омерзительно! как бы там ни было, тетки подходят к компьютеру и открывают дверцы. и внутри компьютера — 4 ОГРОМНЫХ хуя с яйцами.
— безумно. пишите.
— постойте, постойте. но не успевают они и одного хуя цапнуть, как у машины появляются рты с жопами, и вся эта чертова механика пускается в оргию САМА С СОБОЙ. черт побери, вы можете себе такое вообразить?
— ладно, пишите. мне кажется, мы сможем это использовать.
Эйнсуорт зажег еще одну сигару, походил взад-вперед.
— как насчет аванса?
— нам кое-кто уже должен 5 рассказов и 2 романа. а от сроков отстает все больше и больше. если так будет продолжаться, он станет хозяином всей компании.
— тогда дайте мне половину, какого черта. полхуя лучше, чем никакого.
— когда мы получим рассказ?
— через неделю.
Мейсон выписал чек на $ 75.
— спасибо, детка, — сказал Хокли, — вы и теперь уверены, что нам не хочется друг у друга отсосать?
— уверен.
и Хокли ушел. Мейсон вышел к секретарше. ее звали Франсин.
Мейсон взглянул на ее ноги.
— это платье — довольно короткое, Франсин.
он не отрывал взгляда.
— такой стиль сейчас, мистер Мейсон.
— зови меня Генри. мне кажется, я никогда раньше не видел таких коротких платьев.
— они становится все короче.
— у всех, кто сюда заходит, от тебя встает. а потом они идут ко мне в кабинет и несут ахинею как полоумные.
