Тони Магуайр - Только не говори маме. История одного предательства
Слеза скатилась по его щеке. Усыпанная пигментными пятнами рука коснулась моей руки, и я на мгновение смягчилась и просто произнесла:
– Я твоя дочь.
Глава 20
Пришла Пасха, принеся с собой раннее лето, которое не только оживило пейзаж, но и наполнило наш дом оптимизмом. На протяжении нескольких недель отец вел себя безупречно, и во мне затеплилась надежда, что весельчак, каким его знали друзья и родственники, навсегда поселился в нашей семье. Мать, которая тоже была счастлива от его хорошего настроения, стала добрее и внимательнее ко мне. Должно быть, я вела себя примерно, думала я, ведь обычно мое поведение провоцировало его ярость, хотя мама ни разу не объяснила мне, в чем я была виновата.
Перед самым праздником мы переехали в собственный дом. Родители наконец нашли маленький коттедж по разумной цене на окраине Коулрейна. Теперь у мамы была работа, которая ей нравилась, а отец наконец-то купил машину своей мечты – подержанный «ягуар», который он любовно надраил перед тем, как поехать на нем к родственникам. Фурор, который он произвел, подкатив к дому стариков, разлился краской удовольствия на его лице, как это всегда бывало, когда он выслушивал восхищенные комплименты в свой адрес.
Умиротворенное состояние матери выражалось в том, что она постоянно напевала себе под нос мелодии Гленна Миллера, популярные в годы ее молодости. Поскольку оптимизм заразителен, я тоже принялась искать себе работу на предстоящие три недели каникул. И нашла ее в местной кондитерской. Мне хотелось быть независимой и иметь собственные деньги.
Я была так горда собой, когда в конце первой недели работы мне вручили коричневый конверт с жалованьем, и в выходной купила в секонд-хенде комплект энциклопедий и пару джинсов. Это было начало эры молодежной моды, и мне хотелось сменить школьную форму на что-то современное. Следующими покупками стали туфли без шнуровки и белая блузка.
Когда пасхальные каникулы закончились, в магазине согласились оставить меня работать по субботам. Это вселило в меня надежду скопить денег на велосипед. На этот раз я была решительно настроена не давать велосипед отцу. Впрочем, теперь, когда у него была любимая машина, можно было и не волноваться. Родители, казалось, были довольны моей активностью, и, хотя я постоянно с ужасом думала о том, что меня попросят делиться заработанными тяжким трудом деньгами, в тот период всеобщего счастья никто об этом не заикался. Мама даже восхищалась моими обновками.
Дом наполнился атмосферой счастья; я подружилась с одноклассницами, и, как мне казалось, родители с пониманием относились к моей новой, подростковой жизни. Внешне все так и выглядело. Но только внешне. Я полюбила виски; оно притупляло боль и взбадривало меня, при этом истощая морально и физически. Апатия, которую мама списывала на переходный возраст или критические дни, охватывала меня все чаще. Она мешала наслаждаться школьной дружбой, независимостью, которую давала работа, окрашивала мои дни в тусклый серый цвет, а ночи превращала в бесконечный кошмар. Сны, в которых за мной охотились, я падала, страдала от беспомощности, заставляли просыпаться среди ночи, и я подолгу лежала, мокрая от пота, не засыпая от страха перед возвращением ужаса.
Участившиеся притязания отца стали нормой моей жизни; омерзительный секс я запивала виски. Отца забавляло то, что я, протестуя против первого, с радостью принимала второе. Мои просьбы о выпивке обычно встречали отказ, и он нацеживал мне виски лишь несколько раз в неделю, приучая ценить его вкус. Я была слишком маленькой, чтобы покупать собственный алкоголь; следовало подождать еще три года.
Воскресенья стали днями семейного выхода. Отец усаживал нас в машину вместе с Джуди, теперь уже пожилой собакой. Соседи видели, как наша счастливая семья выезжает на дорогу и сворачивает к прибрежному городку Портстюарт. Просьба разрешить мне остаться дома, которую я высказала матери лишь однажды, вызвала такую бурю негодования, что я больше об этом не заикалась.
– Твой отец так много работает, – воскликнула она, – и в свой единственный выходной хочет сделать для нас что-то приятное. А ты неблагодарная. Не понимаю тебя, Антуанетта, и никогда не смогу понять.
И пожалуй, это было самое искреннее признание, которое я когда-либо от нее слышала.
Приезжая в Портстюарт, мы устраивались на пикник с чаем из термоса и завернутыми в пергамент сэндвичами. После еды была прогулка. Джуди, без оглядки на свой возраст, резвилась, как щенок, радостно облаивая каждую чайку, а я гонялась за ней, в то время как родители медленно брели сзади. Воскресная прогулка неизменно заканчивалась маминым вопросом: «Ты поблагодарила папу, дорогая?», и я бормотала слова благодарности улыбающемуся человеку, которого презирала и боялась.
В те времена, когда телевизор еще был в диковинку, походы в кинотеатр считались традиционным семейным развлечением, и, разумеется, наша семья не была исключением. Я обожала кино. Каждый раз, когда родители собирались пойти посмотреть новый фильм, я с надеждой ждала, что пригласят и меня. Но случалось это крайне редко.
В четырнадцать лет мне по-прежнему не разрешали выходить из дому по вечерам, разве что посидеть с кем-то из родственников. Иногда мне удавалось ускользнуть ранним утром под предлогом, что нужно позаниматься в библиотеке, и в такие моменты я наслаждалась одиночеством.
Пасхальные каникулы подошли к концу, когда мама удивила меня приглашением.
– Антуанетта, папа хочет пригласить нас вечером в город, так что беги к себе и переодевайся, – сказала она, возвращаясь вместе с ним с работы.
Он встал с постели всего час назад и, оставив меня в их спальне, поехал встречать маму с работы. Как только за ним закрылась дверь, я помылась, тщательно почистила зубы и язык, чтобы от меня не пахло виски, потом застелила постель и приготовила поднос с чаем. После этого я снова надела школьную форму и стала ждать их возвращения. Новую одежду я приберегала для особых случаев, а поскольку мой гардероб был скудным, дома я ходила в школьной форме, переодевалась только на выход.
В тот день он не скупился на виски для меня, поскольку пребывал в хорошем настроении. Он выиграл на скачках, и как я узнала позже, в такие счастливые моменты был щедр во всем.
Чувствуя себя вялой и разбитой, я быстро сняла с себя школьный сарафан и швырнула его на постель, постель, в которую мне так хотелось забраться и уснуть. Сейчас даже идея похода в кинотеатр меня не вдохновляла.
Фильм, один из любимых у моего отца, оказался вестерном, но я едва могла сосредоточиться на сюжете. Головная боль переместилась в область шеи, и всякий раз, когда на экране палили из ружей, я морщилась. Мне хотелось заткнуть уши, когда музыка становилась нестерпимо громкой, каждый звук был подобен ножу, вонзающемуся в мой череп. Я испытала облегчение, когда зажегся свет и заиграли гимн. Мне хотелось только одного: поскорее лечь спать.
![Борис Екимов - "Говори, мама, говори..."[рассказы]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
