Гийом Мюссо - Прошло семь лет
— В порту Арсенал. Между каналом Сен-Мартен и Сеной.
— Откуда ты это взял? Щелкнул пальцами — и вот тебе порт?
— Прочитал в рекламном буклете для туристов в самолете. А запомнил название, потому что оно такое же, как у английской футбольной команды, за которую болеет Камилла.
— У тебя там яхта на причале? — не удержалась, чтобы не поддеть бывшего мужа, Никки.
— Нет. Но мы там непременно подберем себе какую-нибудь, если только ты возьмешь последний барьер!
Никки посмотрела на Себастьяна и не могла ему не улыбнуться. Да, хуже их положения трудно было себе представить, но если бы у них всегда был такой настрой, она, Никки, никогда бы и ничего не боялась.
Барьер, который предстояло взять, был оградой метра в полтора высотой. Объявление на деревянной доске напоминало, что порт закрыт для посещений с 23 часов вечера до 6 утра и охраняет его сторож с собакой.
— Как ты думаешь, какой породы у него собака? Пудель или питбуль? — посмеялась Никки, карабкаясь на решетку.
Одолела она ее с трудом, но все-таки одолела и заковыляла по набережной. Себастьян шел рядом. В порту было удивительно спокойно, вдоль набережной размещалось не меньше сотни причалов, и каких только там не стояло судов! Всех видов, всех величин и размеров, от роскошных boat house[47] до старых калош, которым предстоял ремонт. Порт, забитый самыми разными суденышками, напомнил Никки Амстердам, где она побывала, когда еще работала манекенщицей.
Они шли по набережной и внимательно присматривались к спящим корабликам.
Себастьян потерял терпение.
— Позволю напомнить тебе, Никки, что мы сейчас не будем покупать яхту! Нам просто нужно поспать хотя бы несколько часов!
— Вот эта недурна! Как считаешь?
— На мой взгляд, слишком роскошна. Могу поспорить, что на ней сигнализация.
— Ну, тогда вот этот.
Никки показала на маленький тьялк, голландский грузовой парусник, длиной метров в двенадцать, с узким корпусом и полукруглой кормой. На стекле рубки прилеплена бумажка: «Продается». Похоже, и в самом деле то, что нужно. Себастьян вспрыгнул на палубу и с непринужденностью, которой Никки от него никак не ожидала, ударом ноги в дверь открыл рубку.
— Можно подумать, что ты всю жизнь только и жил на чужих яхтах, — заметила Никки, входя в каюту вслед за Себастьяном. — Поверить не могу, что всего два дня назад ты корпел над скрипками у себя в мастерской…
— Выяснилось, что скрипки не мое призвание. Мое призвание быть убийцей на двух континентах, беглым преступником, иметь дело с наркобаронами, угрожать ножом капитанам на речных пароходах…
— Вот-вот! Мы с тобой просто Бонни и Клайд, — улыбнулась Никки и прикрыла за собой дверь.
Из рулевой рубки они перешли в каюту, где стояли две скамьи и стол. Тьялк в прошлом перевозил грузы, но потом из него сделали прогулочную яхту. Внутреннее убранство было незатейливым, но симпатичным, в стиле, так сказать, «мы старые морские волки»: пиратский флаг на стене, макет кораблика в бутылке, керосиновые лампы, канаты.
Из большой каюты они попали в маленькую — вот здесь наконец можно было выспаться. Удостоверившись в чистоте простыней, Никки рухнула на койку. Не было сомнений, нога у нее здорово болела. Себастьян подложил ей под ногу две подушки и помог устроиться поудобнее.
— Подожди, я сейчас вернусь.
На носу яхты он обнаружил маленькую кухоньку со всем необходимым оборудованием и решетчатой дверью. По счастью, холодильник работал. Себастьян выложил весь лед, какой нашел, в целлофановый пакет и вернулся в спальню.
— Ой, холодно! — вскрикнула Никки, когда он приложил пакет со льдом к больной ноге.
— Не строй из себя недотрогу! От холода опухоль спадет.
В самом деле, прошло несколько минут, и Никки стало легче. Никки сразу же полезла в сумку и достала «залог любви».
— Ну что ж, рассмотрим его повнимательнее.
Самый обыкновенный металлический замок с двумя наклейками и еще цифрами, расположенными в два ряда, один под другим.
— Как же меня достали эти загадки из «Кода да Винчи»! — взорвался Себастьян.
— Кто знает, может, Джереми как раз и похитил Дэн Браун, — пошутила Никки, чтобы разрядить атмосферу.
Такова была Никки. Ее излюбленным оружием был юмор, с его помощью она справлялась с самыми тяжкими испытаниями. Юмор был ее второй натурой. Но Себастьяну было не до смеха. Он испепелил ее гневным взглядом и предположил:
— Может, это номер телефона?
— С начальным кодом «сорок восемь»? Меня бы это удивило. Во всяком случае, ни во Франции, ни в Штатах нет таких номеров!
— Похоже, дорогая, до тебя не дошла весть, что в мире есть и другие страны.
Увлеченный своим предположением, Себастьян отправился в большую каюту и в куче наваленных в углу вещей отыскал пыльный телефонный справочник. Взял его и принес в спальню.
— «Сорок восемь» — это международный код Польши, — сообщил он.
Никки сразу страшно заволновалась и забеспокоилась. Как-никак Польша ее историческая родина…
— Нужно попробовать набрать номер!
Но как это сделать? У Себастьяна телефон украли. Никки только что сама избавилась от своего, чтобы их не засекли.
— У меня есть кредитная карточка, — обрадовалась Никки, помахивая ламинированной картонкой.
Глаза у нее лихорадочно блестели, лицо было осунувшимся и усталым. Себастьян положил ей на лоб руку. Лоб горел, у Никки явно была температура.
— Попробуем позвонить завтра из телефона-автомата, — решил он.
Он обследовал ванную, нашел пачку ибупрофена, дал Никки таблетку и посидел возле нее, пока она, бормоча что-то, засыпала. Потом включил обогреватель, который стоял в ногах постели, погасил свет и вышел.
В холодильнике еды не оказалось. Просроченный йогурт не в счет. Зато стояла дюжина бутылок «Мор Субит».[48] Себастьян открыл бутылку пива и отправился пить ее на палубу.
Вокруг было тихо-тихо. Порт казался сновидением. Призраком вне времени. Оазисом, который затаился всего в нескольких сотнях метров от площади Бастилии. Себастьян уселся прямо на доски, опершись спиной на деревянную стенку рубки. Вытянул ноги, отхлебнул пива и положил замок обратно в сумку Никки. Увидел в сумке пачку сигарет. Вытащил одну, закурил и воспользовался случаем — заглянул в бумажник бывшей жены. Как он и ожидал, там лежала недавняя фотография детей. Камилла и Джереми были разнояйцовыми близнецами. Они родились в один день, но трудно было найти более точные слепки двух разных семей — Камилла была Лараби, Джереми — Никовски. Честное слово, это было что-то неправдоподобное! Камилла ничуть не походила на свою мать. Она тоже была необыкновенно привлекательной, но лицо у нее было круглое, на щеках ямочки, черты мягкие, носик чуть вздернутый. Джереми унаследовал черты польских предков матери. Холодную недоступную красоту, прямые волосы, тонкий нос, очень светлые глаза, стройное гибкое тело. С годами сходство только увеличивалось, лишая Себастьяна душевного равновесия.
