Татьяна Веденская - Как женить слона
– Итак, заходим очень тихо. Помнишь, как на охоте? – спросила я, и Варя кивнула. Она была уставшей, измотанной. Явно переживала. Но сейчас было важно завершить операцию по спасению нас обеих от торнадо. Честно говоря, это будет чудо, если у нас все получится.
– Сейчас уже три часа. Если они не проснулись раньше, то сейчас спят очень крепко, – продолжила я.
– А если не спят? – перепугалась Варя, когда мы уже вошли в подъезд. Мое спокойствие тоже подходило к концу, как песок в маленьких песочных часах. Нервы реагировали на все звуки обостренно. Мне казалось, что и лифт едет неоправданно громко, и звук закрывающихся дверей лифта способен перебудить весь квартал. А уж когда я открывала замок двери, это был самый громогласный дверной щелчок в мире.
– Если они не спят, мы скажем, что выходили поговорить, – прошептала я, приоткрывая дверь. Варя нахмурилась и ткнула меня в бок.
– Поговорить? О чем? Зачем в коридор? – почти беззвучно спросила она, делая большие глаза.
– Чтобы никого не будить, – так же беззвучно прошептала я.
– А почему я одета? – спросила Варя. Глупый предлог, глупая отмазка, и вся история была бы шита белыми нитками. Но что ты с нами сделаешь, если мы будем говорить одно и то же. Попробуй докажи обратное.
Гриша потом бы меня пытал, чтобы выбить правду. Он бы допрашивал меня, направив мне в лицо яркий свет стоваттной лампы. Но его проблема заключалась в том, что он все проспал.
Сонная тетеря.
Мы пробрались в квартиру и сразу, первым же делом услышали бабушкин храп. Переглянувшись, мы дружно улыбнулись. Аккуратно, ювелирно, будто устанавливая спичку на вершину спичечного домика, Варя сняла и уложила кроссовки на пол, не издав при этом ни звука. Я проделала то же самое с сапогами, хотя звук расстегиваемой молнии все же был слышнее.
– Ты босиком? – уставилась на меня Варя, когда я сбросила второй сапог и пальто.
– В комнату! – скомандовала я, и мы обе, как два заправских призрака, на цыпочках, нога в ногу прокрались в комнату Варвары. Я медленно, с полным контролем движений, открыла дверь, и – вуаля – мы обе оказались в безопасном периметре размером в четырнадцать квадратных метров, с занавешенным окном.
– Ох, все, – выдохнула Варя и плюхнулась на кровать. Я посмотрела на нее с жалостью. Да, моя дорогая. Я хотела бы согласиться с тобой, но есть у меня такая «чуйка», что наше ночное приключение – далеко не все. Что это – только начало.
– Переоденься в пижаму, – тихо скомандовала я.
– Мам, может, завтра поговорим, а? Я так устала, – Варя совершенно искренне зевнула, но я уперла руки в боки и посмотрела на нее с упреком. – Ладно, ладно! – дочь подняла руки вверх, как сигнал капитуляции, и я стянула с нее свитер и протянула ей чистую пижаму.
– Сейчас я попрошу тебя кое-что сделать, и ты сделаешь это и не станешь возмущаться и кричать, как я могла так о тебе подумать и как вообще мне такое пришло в голову. Ты обещала, помнишь? – я поймала Варю за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.
– Что такое? – побледнела она. – О чем ты, мам? Я все тебе расскажу, но только… ты меня пугаешь.
– Я сама боюсь, – честно призналась я.
– Можно, я хоть в туалет схожу, а? – попросила она. Я прикусила губу, а затем вздохнула, присела к ней на кровать и положила руку ей на плечо.
– Конечно, можно, Варя. Только вот… тебе придется пописать вот в эту баночку, – и я потянулась, достала с ее стола чашку-непроливайку, в которой Варя обычно полоскала кисточки, когда рисовала. Она одеревенела, я чувствовала, как ее тело стало жестким и сжалось под моей рукой. Дочь дернулась и посмотрела на меня, как на врага народа.
– Что?
– Да, ты пописаешь в баночку. И ты не будешь сейчас кричать, помнишь?
– Ты что, думаешь, что я принимала наркотики? Думаешь, может, я стала пьяницей и курить начала, да? Так ты обо мне думаешь? – возмущение захлестнуло ее через край.
– Ты сделаешь это? – спросила я, нахмурившись.
– Да пожалуйста! – бросила она мне с вызовом. – Ты ничего не найдешь, и тебе будет стыдно!
– Тогда я попрошу у тебя прощения, – пообещала я ей.
– Плевать мне на твое прощение, – бросила мне моя колючая дочь. Я бы так хотела сказать тебе, что я ошибаюсь, что ничего страшного, что все образуется и уже с завтрашнего дня мы начнем забывать все произошедшее, как страшный сон.
– Просто сделай это, – я протянула ей баночку. Она почти вырвала ее из моих рук и направилась к туалету.
– Это просто противно, в конце концов, – сказала Варя напоследок.
– Не шуми, – бросила я ей вслед, но она меня не услышала. Несколько минут я сидела на ее кровати в полной уверенности, что сейчас она вернется с пустыми руками, устроит мне истерику, откажется от теста, и мне придется выкладывать ей всю правду. Она думает, что я хочу найти следы наркотиков в ее крови. Я вздрогнула, подумав, что это ведь тоже возможно. А что, если этот рыжий мерзавец и вправду дал моей дочери попробовать что-то ужасное! Эта мысль заставила меня покрыться испариной.
Это будет настоящий кошмар.
Я должна была сказать ей, какой тест хочу сделать. Нужно было заверить ее, что я не подозреваю ее ни в чем таком. Что верю ей, понимаю, и что женщины совершали одну и ту же глупость начиная от Евы, и продолжают, и будут продолжать до скончания веков. И только этим и живет человечество – черпая жадно из щедрого источника женской глупости. Отпивая жадными глотками от бездонного озера слепой женской любви.
– На, держи! Довольна? – на лице моей дорогой Варвары написано омерзение и гадливость. – Я ничего не принимала.
– Знаю, – мягко кивнула я, доставая из большого кармана моей ночнушки тест на беременность.
– Зачем же тогда все это? – обиженно сплела руки на груди дочь. Я уже держала тонкую тест-полоску на изготовке, и только Варя поставила баночку на стол, я опустила ее туда. Не так часто, знаете ли, делала в жизни тесты на беременность, но знала, как надо. Любая женщина знает это. Свой первый тест я опускала в свою баночку шестнадцать лет назад. Тест был положительным.
– Знаешь, Варюша, это, наверное, у нас семейное, – пробормотала я, выкладывая тонкую полоску на стол. – Я тоже была помешана на сыре. Твой папа тогда замучился бегать, искать его по магазинам. Но мне не нравился сыр с дырочками, я любила горгонзолу.
– О чем ты? – вытаращилась на меня Варя. Затем она перевела взгляд на полоску. – Что это?
