Карин Альвтеген - Стыд
— «Я догадываюсь, что вам интересно, откуда я узнала о ее болезни. Может быть, в следующем письме вы уже решили спросить меня об этом. Экономя ваше время, отвечу сразу. Единственный человек, которому я скажу об этом, — это сама Майсан, но я не сделаю этого ни в письме, ни по телефону. Удачи вам, Эллинор. С самыми добрыми пожеланиями, Ванья Турен».
Наступила полная тишина. Май-Бритт ощущала неприятный комок в горле. Она пыталась проглотить его, но он засел там крепко и становился все больше и больше. В конце концов на глазах у нее выступили слезы. Хорошо, что она стояла спиной к Эллинор, и та ничего не видела. Ее слабость могут использовать против нее. Она знала, так было всегда. Стоит хоть немного ослабить оборону — и этим тут же воспользуются.
— Май-Бритт, давайте я позвоню врачу!
— Нет!
— Я пойду с вами. Обещаю.
В голосе Эллинор зазвучали другие интонации. Она скорее была озабочена, а не рассержена. С ней легче справится, когда она злиться. Май-Бритт приготовилась защищаться.
— Почему я должна слушать кого-то, кто отбывает пожизненный срок? Мало ли что ей придет в голову!
— Потому что она говорит правду. Да? У вас болит поясница? Почему вы не хотите признаться?
Из письма было понятно, что Ванья даже не рассердилась. Несмотря на то, что Май-Бритт лгала. Ванья по-прежнему желала ей добра — вопреки ее злобным ответам. Май-Бритт почувствовала, как краснеет. Краска стыда заливала щеки.
Ванья.
Наверное, единственная, кому она не была безразлична. Единственная на всем свете.
— Вы не хотите хотя бы узнать, что именно ей известно?
Май-Бритт сглотнула, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— А как? Она же написала, что не будет рассказывать об этом ни в письме, ни по телефону. А сюда ее вряд ли отпустят.
— Да, но вы могли бы съездить к ней.
Май-Бритт фыркнула. Это было исключено, и Эллинор прекрасно знает об этом и все равно предлагает. Лишь бы подчеркнуть зависимое положение Май-Бритт. Пришлось опереться о подоконник. Она чувствовала сильную усталость. Огромную усталость оттого, что просто заставляла себя дышать. В последнее время боль не отпускала, Май-Бритт к ней привыкла, признала ее своим естественным состоянием. Иногда ей даже казалось, что боль доставляет удовольствие, потому что прогоняет мысли, от которых становится еще больнее. И только изредка боль набирала такую мощь, что делалась невыносимой.
У Май-Бритт устали колени, она повернулась. Комок в горле сделался меньше, и она снова могла более или менее контролировать выражение собственного лица. Она подошла к креслу и опустилась в него, стараясь скрыть гримасу.
— Давно у вас там болит?
Сделав несколько шагов, Эллинор присела на диван. По дороге оставила письмо Ваньи на столе. Увидев это, Май-Бритт почувствовала, что ей хочется перечитать письмо, увидеть все слова собственными глазами. Откуда она узнала? Ванья не была ей врагом. Никогда не была. Она просто поступила так, как Май-Бритт ее просила. Прекратила писать. Не со зла — из участия.
Но откуда она узнала?
— Давно у вас там болит?
У нее не было больше сил лгать. У нее вообще ни на что не было сил. И защищать ей было нечего.
— Не знаю.
— Хотя бы примерно?
— Все происходило как-то постепенно. Сначала боль появлялась время от времени.
— А теперь вы чувствуете ее постоянно?
Май-Бритт предприняла последнюю отчаянную попытку защититься — не ответила. И тут же поняла, что теперь уже все равно.
— Скажите, Май-Бритт, теперь вы чувствуете ее постоянно?
Пять секунд. Май-Бритт кивнула.
Эллинор тяжело вздохнула в ответ:
— Я просто хочу вам помочь, неужели вы этого не понимаете?
— Вам за это платят.
Это было несправедливо, понимала Май-Бритт, но все равно произнесла эти слова не задумываясь. По привычке, машинально. Она прекрасно отдавала себе отчет, что Эллинор сделала для нее гораздо больше того, за что получает зарплату. Гораздо. Вот только зачем — этого Май-Бритт даже представить себе не могла. Разумеется, Эллинор отреагировала немедленно:
— Почему вы все усложняете? Я знаю, что в жизни вам пришлось нелегко, но разве обязательно из-за этого красить весь мир в черный цвет? Неужели вы не замечаете разницу между теми, кого нужно и кого не нужно ненавидеть?
Май-Бритт посмотрела в окно. Ненавидеть. Произнесла про себя это слово, как будто пробуя его на вкус. Кто заслуживает ее ненависть? Кто виноват во всем?
Родители?
Община?
Йоран?
Он все понял. Открыто он ее не осуждал, но она помнила его взгляд. Смерть, как было объявлено, наступила в результате несчастного случая, но презрение Йорана вскоре превратилось в настоящую ненависть. И когда пришло время переезжать в долгожданную квартиру, она делала это в одиночестве. Здесь и осталась. Свой новый адрес она никому не сообщила, даже Ванье. Что случилось с Йораном после того, как бумаги были подписаны и их развод состоялся официально, она не знала и не хотела знать.
Когда Эллинор снова заговорила, голос ее звучал уже Отчасти обреченно — в нем исчез прежний жар, и, прежде чем заговорить, она глубоко вздохнула.
— Но, как пишет Ванья, выбирать — это ваше право.
От этих слов Май-Бритт вздрогнула:
— Что вы хотите сказать?
— Что это ваша жизнь, и вы должны решать сами. Силой отвести Вас к врачу я не могу.
Май-Бритт замолчала. Она не могла додумать эту мысль до конца. Мысль о том, что, возможно, она рискует жизнью. Возможно, эта боль означала конец. Завершение того, что было лишено всякого смысла, но, несмотря на это, со всей очевидностью существовало.
— Вы не хотите идти к врачу, потому что боитесь покидать квартиру?
Май-Бритт согласилась. Да. Определенно, это была одна из причин. Сама мысль о том, что ей придется выйти на улицу, вселяла в нее ужас. Но это только одна причина, вторая была серьезнее.
К ней будут прикасаться. Ей придется снять с себя одежду и допустить, чтобы ее безобразное тело трогали руками.
Эллинор вдруг встала, как будто ей в голову пришла внезапная идея.
— А если врач придет к вам домой?
У Май-Бритт забилось сердце. Настойчивые попытки Эллинор загнали ее в угол. Было бы намного проще сказать, что это невозможно, — она сняла бы с себя ответственность, и ей не нужно было бы принимать никаких решений.
— А что это будет за врач?
К Эллинор вернулся прежний энтузиазм, она же нашла выход.
— У моей мамы есть знакомый доктор. Я уверена, что, если ее попросить, она придет к вам на дом.
Она. Тогда Май-Бритт, наверное, выдержит. Наверное.
