Борис Фальков - Ёлка для Ба
— А что, она сегодня не идёт в свой тиянтир? — спросил я.
— Я сегодня была, и снова пойду не в тиянтир, — зловеще прошипела Валя, а в комнату смеха. На Большой базар. Почему снова? Ха… Если бы вы видели там то, что видела я, то тоже бы пошли. Побежали бы!
— Ха, — сказала мать, — в кабинет доктора Калигари. Но вы там видели в зеркале себя. А нам такое видеть невозможно.
— Себя, себя, — вдруг согласилась Валя. — Но только в самом первом зеркале, которое нормальное. А во всех других, кривых, вас.
— Совсем сдурела, — прошептал отец. — С такого резидента станется и бомбу бросить.
— Пожалуйста, конкретно, Валя, — раздельно произнесла Ба. — Что именно вас не устраивает?
— Всё, — отрезала Валя, и снова трахнула блюдцем по столу. И замолчала, глядя на Ба горячечными глазами.
— Ей не в тиянтир, ей замуж хочется, — заметила мать.
— Чем не тиянтир? — возразил отец.
— Вам можно, а мне нельзя, — утвердительно сказала Валя. — Небось, из меня получше бы жена вышла. Про мать уж и не говорю…
— Что это вы имеете в виду? — вскинулась мать.
— Она уже была замужем, — сказал отец. — Успокойся.
— Не из-за меня же у неё нет детей! — продолжила, тем не менее, мать.
— Из-за таких, как вы, — радостно сказала Валя. — Потому что мой немец уже и продукты стал в дом приносить, и деньги…
— И стаж, — вставил Ю. — В моей школе было это их гестапо.
— Это и моя школа, забыл? — ухмыльнулся отец.
— И в доме чисто было, — не дала себя сбить Валя, — и спала я в нормальной кровати. Там, где сейчас вы.
Ба, которой посылалось это сообщение, промолчала.
— Особенно чисто было, когда мы вернулись, — сказал Ю. — Всю библиотеку к нашему приезду подчистили.
— А вы знаете, что я тут не причём, — возразила Валя. — При мне всё было на месте, а немец мой ни одной струны на вашей пьянине не порвал. Играл аккуратно, не то, что некоторые… Добро ваше в те два дня подчистили, когда нас уже не было, а вас ещё не было.
— Вот картина лучшего из миров, — воскликнул отец, — и лучшее из его описаний! Учись, братец.
— А что, — спросил Ди, — факт ограбления именно в эти два дня установлен всеми международными организациями?
— Нет, — многозначительно сверкнула глазами Валя. — Это установлено только одной организацией, но в которой мне верят, а вам, слава Богу, уже нет.
— Это та организация, которая была в твоей школе? — спросила мать.
— Для её теперешней организации сейчас построили новый дом в соседнем квартале, — опроверг Ю. — С гранитным цоколем, как в Москве. А что ты спрашиваешь, разве твоя собственная организация не напротив этого дома?
— Валя, а как вам удаётся справляться с обязанностями в вашей организации? Писать-то вы, по слухам, не умеете? — спросил отец.
— Что надо — сумею, — пообещала Валя.
— А она знает, что надо, — сказала мать. — Кроме того, и на этот случай есть телефон, душу с него вон.
— Подумаешь, — поморщилась Изабелла, — теперь многие знают, что надо. Кто не знает? И зачем им телефоны, когда всего-то два квартала пройтись.
— Да уж, — подтвердила Валя, — вашего брата теперь знают все, во всех кварталах, не только в вашем.
— У меня сестра, — напомнила Изабелла.
— Это одно и то же, — сказала Валя, — даже ещё хуже.
— Валя, на что вы намекаете? — спросил Ди. — Кроме того, как прикажете квалифицировать ваше заявление: как протест? Как шантаж? Или, уже, как репетицию доноса?
— И это всё одно и то же, — заметила Изабелла.
— Вот, — с большим удовлетворением сказала Валя. — Уже все в городе знают, что со мной здесь обращаются, как со скотиной. А почему? А потому что такие, как вы, не считают людьми таких, как я.
— Надо было ехать с немцем до упора, — посоветовал отец. — Там бы вас посчитали. Хефтлинги, на первый-второй, рассчитайсь!
— Почему она вернулась? — спросил Ю. — Я тоже не понимаю. Хотя, благодаря именно этой загадке, я и нашёл домработницу.
— Она сама тебя нашла, — сказала Изабелла. — Вопрос, не почему она вернулась, а почему она вернулась именно сюда, где все знают про неё всё?
— А она и немцу устраивала тиянтир, он её и турнул, — ответила мать.
— Да нет, — возразил отец. — Почему бы ей не вернуться? Вот взяли же её мы, несмотря на то, что знали всё… И организация взяла.
— Да, да, а почему вы меня взяли? — встрепенулась Валя. — Я скажу, зачем: чтобы на мне ездить. Вы про меня знали, и думали, что ездить будет легко, что я смолчу. Но нашлись и другие люди, которые поверили мне, а не вам. Потому что вы не одну меня — а и их, всех нас за людей не считаете, и я это слышу каждый день. Что ж, теперь я ещё лучше знаю вашего брата.
— Мой брат — вот он, слева от меня, — сказал отец. — Ну, и что вы про него знаете?
— А я и про вас знаю, — заулыбалась Валя. Кажется, она начинала улыбаться всегда, обращаясь к отцу. — И про вашего сыночка. От меня не скроешь.
— А дети-то тут причём? — поправил очки Ди.
— Притом, — погрозила пальцем Валя.
— Валя, — проговорила Ба, ещё чуточку поворачиваясь к столу, — я обещаю выполнить ваши просьбы. Но пожалуйста, изложите их конкретно.
— Конкретно? — возликовала Валя. — Да ведь я только этого и добиваюсь! Пожалуйста, конкретно: мой Рихард был артиллерийский лейтенант, а не какой-нибудь ваш эсэсовец.
— С ума сойти… — тихо улыбнулась мать.
— Что за дикость, какой наш эсэсовец? — спросил Ди.
— Ломброзо, — сказал отец.
— Оставим это, — решила Ба. — Я поняла: вы хотите, чтобы вам повысили жалованье.
— Не жалованье, — опровергла Валя, — зарплату.
— Что это за наше СС? — с запоздалым недоумением спросил Ю.
— Оставь и ты, — толкнула его Изабелла. — После поймёшь, про Эйхмана я тебе расскажу отдельно.
— Его вы избиваете, чтоб молчал, — сказала Валя, — и он молчит. А мне вам не заткнуть рот, бейте хоть с утра до вечера. Он думает, что он Дубровский, а я Дубровского в школе проходила, и знаю: ему есть, зачем помалкивать.
— Это как? — вскричал Ю, задетый такой интерпретацией дважды: профессионально и морально.
— Да помолчи же, — сказала мать.
— Не замолчу! — вскричала и Валя. — Разве не он сам, как этот… Троекуров, не он придумал привести сюда эту, Сандру Сандропелу? Чуть за стол, а он уже Сандра, всё Сандра — да Сандра, а что значит эта Сандра? Мы это тоже проходили: СС.
— Слушай, — шепнула на ухо отцу мать, — а обследование у психиатра она проходила?
— А я всё слыхала, — заявила Валя, — как бы вы ни старались. И что вы сейчас нашептали, и раньше, все ваши споры, кто из них настоящий герой: наш Маресьев, или ваша СС.
— Её надо уволить, — решил отец. — Нельзя же так дальше жить, чёрт знает, что из этого может выйти. Если она всё это брешет и на базаре…
— Уволить её нельзя, — возразила Ба. — И это ещё не беда. Беда в том, что она это отлично знает.
— Она пойдёт в суд, — пояснила Изабелла, — а в такие времена суд решит в её пользу.
— Нет, — сказала Ба, — она знает, что не допущу её ухода я. А не суд.
— Зачем же она, в который раз, затевает эту… травлю! — не успокаивался Ю.
— А ты до сих пор не понял, филолог, — ответил отец. — Она и впрямь лучше тебя знает школьную программу.
— И вы бы помалкивали, — с улыбкой повернулась к нему Валя. — Думаете, если инвалид, то вам всё можно? А я вот слыхала, от людей, что вы сами себя инвалидом сделали. Мне сказали, что если бы вы вовремя стали ногу свою разрабатывать, то и не нужно было бы протеза. А к протезу — пенсии.
— Люди тебе это сказали? — взревел отец. — Где, опять на базаре, или в организации?
— Витя, — строго сказал Ди, — самую острую мысль можно высказать в вежливой форме.
— От кого вы такое слыхали, укажите нам, — послушался его отец.
— Вот от них, — с удовольствием сообщила Валя, указывая. — Вы не сомневайтесь, у меня уши имеются.
— От меня! — вскочила Изабелла, поправляя дрожащими руками сползающие с переносицы очки. — Боже ты мой!
— А ты по-ангельски к твоему Богу, по-ангельски, — железным голосом посоветовал отец. — Может, он нормального языка уже не понимает, отучила. Что, и у тебя теперь отшибло?
— Ты же видишь, она нарочно, — голос Изабеллы дрожал тоже.
— Не нарочно, — торжественно возгласила Валя, вздымая руки, — а специально. Потому что есть ещё в этом…
Она постучала по своему темени кулаком.
— … что-то. И потому я помню точно, что вы сказали, и что они вон — не возражали.
И она снова указала: кто не возражал.
— Продолжайте, продолжайте, — свирепо посоветовала мать, смиренно опустив длинные ресницы.
— Сколько вам нужно прибавки? — спросила Ба, повернувшись к нам окончательно.
— Купить хотите! — пророчески завопила Валя. — Битьём не вышло, так купить хотите моё молчание! Так я вам скажу: всего вашего золота не хватит, которым набиты ваши кабинеты. Я скажу мою правду, не побоюсь, и скажу громко. На базаре? Да я на углу нашей улицы стану и скажу: смотрите, как меня тут пытают! Вот, скажу, где находится гестапо, а не в школе номер пять. В палатах Кремлёвской больницы, как пишут в газетах, сидят доктора-убийцы? Э-э, нет. Вот где они сидят, скажу я, в кабинетах на улице Ильича дом семь. Я всё объявлю всем: САНДРА-А-А… САНДРОПЕЛИ, СС, Ильича семь, два восемьдесят семь два звонка! Звоните, подходите, смотрите, и денег с вас за это не возьмут! Не как на аттракционах…
