Мирча Элиаде - Гадальщик на камешках (сборник)
— В восемь утра в суд, — повторил изумленно Эмануэль. — А я думал, что суды распущены на лето, — добавил он. — В таком случае он уедет один…
— Нет, они оба уезжают, — раздраженно ответил Ароп.
Эмануэль наблюдал, как он кладет левую руку на книгу записей, погружает перо глубоко в чернильницу и начинает каллиграфически выводить букву за буквой.
— Вы что-нибудь хотели? — спросил он, подняв голову.
— Ах, да, — спохватился Эмануэль, словно очнувшись ото сна. — Я хотел спросить, не знаете ли вы, где я могу найти господина Бельдимана.
— В это время? — удивился Арон, взглянув на часы. — Ума не приложу.
Эмануэль вернулся к дивану, взял журналы, плащ и пошел к себе в номер. Но, сделав несколько шагов по лестнице, раздумал, положил журналы на стол, надел плащ и вышел на улицу. Дождь продолжал мелко сеять, фонари были зажжены. Эмануэль направился к пляжу. Море тонуло в густом тумане, но волны накатывались на берег одна за другой еще быстрее, чем раньше. Он был не один. На молу гуляли две пары, удрученные плохой погодой. Какой-то молодой человек только что вышел из воды и надевал дождевик поверх мокрого купального костюма. По пустынному пляжу, твердо ступая, шагал человек. Засучив брюки, он шел босиком по самой кромке берега, омываемой волнами. Эмануэль остановился, быстро разулся, закатал брюки и побежал следом за ним. Когда он был уже в нескольких шагах, человек вдруг обернулся.
— Ах! — воскликнул Эмануэль, не в силах сдержать разочарования. — Я думал, что вы господин Бельдиман. Издалека я принял вас за господина Бельдимана.
Человек улыбнулся, но ничего не сказал.
— До свидания! — Эмануэль.
Снова очутившись на молу, он отряхнул песок с ног, опустил брюки и, держа ботинки в руках, пошел к Видригину. Терраса и обе залы были битком набиты дачниками. Кое-кто из посетителей с улыбкой наблюдал, как он идет по ресторану босиком, в плаще поверх элегантного костюма и с черными туфлями в руке. Не было ни одного свободного столика, и Эмануэль направился к стойке, сел на табурет и носовым платком принялся вытирать ноги. Обувшись, он снял плащ, положил его на край стойки и спросил кофе. Он пил его, сидя на табурете, задумчиво покуривая, наблюдая, как с плаща стекают капли.
— На террасе освобождается столик, — шепнул ему Видригин, проходя мимо. — Что-нибудь еще?
— Принесите мне коньяку.
За соседним столиком, на террасе, кто-то из сидящей там компании сделал ему знак рукой. Эмануэль, улыбаясь, поздоровался, но не двинулся с места, ожидая Видригина.
— Вы знаете господина Бельдимана? — спросил он, вынимая бумажник и расплачиваясь.
— Знаю, но не очень близко, — сказал Видригин. — Он здесь не бывает. Сотрудничает с моим конкурентом. Надеюсь, вы поняли, кого я имею в виду, — добавил он, подмигивая. — Это клиент Трандафира. Вы найдете его у Трандафира.
Эмануэль быстро выпил коньяк и вышел. Совсем стемнело, и свет фонарей казался не таким зловещим под холодным и мелким дождем. У Трандафира народу было мало, и почти одни местные жители. Там не было радио, но был граммофон. Когда он вошел, Трандафир как раз поставил новую пластинку «Голубое небо». Эмануэль остановился посреди зала и стал один за другим осматривать столики.
— Я ищу господина Бельдимана, — сказал он официанту, который подошел, чтобы принять заказ.
— Сегодня я его не видел. В очень плохую погоду он к нам не приходит. Отправляется к себе на виллу… Что вам принести? — спросил он.
— Коньяк.
Он поискал глазами столик в стороне и задумчиво сел.
— Да, — объяснил ему Трандафир спустя несколько минут, — когда идет дождь или снег или плохая погода, особенно зимой, господин Бельдиман уезжает на большую виллу. В остальное время его можно найти или дома, то есть в доме его первой жены, возле примэрии, или здесь у нас, или на пляже…
— Но где находится его вилла? Может быть, я заеду туда?
— Ах, — ответил Трандафир, качая головой, — это далеко, у Тузлы. А сейчас, в такой дождь, ни одна машина не повезет вас. Дороги плохие, фонарей нет… Там, на вилле, полное запустение, — добавил он.
— А как же он туда добирается?
— Ну, это совсем другое дело. Он всегда знает, когда наступит плохая погода, пойдет дождь или разразится буря, и уезжает вовремя. Иногда пешком, а иногда и на автобусе, который подвозит его совсем близко…
— А как он определяет, что наступит плохая погода?
— А, это долгая история. Он был моряком. И смотрителем на маяке в Тузле. Он знает погоду, знает, чего ждать…
— Вы хорошо с ним знакомы? — спросил Эмануэль после небольшой паузы.
— Я знал его, когда еще жива была его первая жена. Значит, больше тридцати лет.
— Что это за человек? — допытывался Эмануэль. — Это правда, что у него есть особый дар, что он умеет угадывать будущее?
— Ах, — произнес Трандафир с многозначительной улыбкой. — Господин Бельдиман знает все. Я говорю, он был моряком.
Уже перевалило за полночь, когда он решил наконец вернуться в гостиницу. Дождь несколько поутих, но мол и пляж давно опустели. Напрасно прогуливался он по молу, ожидая, что появится кто-нибудь, с кем можно будет поговорить. Слышен был лишь шум волн, все более яростных, и временами поскрипывание буйка. Когда от Видригина выходили посетители, до мола доносились обрывки джазовой музыки, молодые голоса, смех.
Перед гостиницей остановилась машина, и Эмануэль ускорил шаг.
— Нет, — отказал ему шофер. — Я из Констанцы. Привез одного господина и еду обратно.
— Это-то мне и нужно! — воскликнул Эмануэль, сильно волнуясь. — Отвезите меня в Констанцу.
Шофер взглянул на него с любопытством. И, как ему показалось, ответил с некоторым усилием.
— Это будет вам стоить целое состояние, — сказал он. — В какую часть города?
— К господину Алессандрини. На улицу…
— Я знаю, — сказал шофер, распахивая дверцу. — Пожалуйста.
Когда они доехали до Констанцы, дождь прекратился. Огни порта сверкали необычайно ярко, на улицах сильно пахло морем и мокрой травой. Дом Алессандрини еще был освещен. Эмануэль расплатился с шофером, взбежал по каменным ступенькам и сильно нажал на кнопку звонка. Спустя долгое время голос старой женщины спросил с недоверием, кто ему нужен.
— Это я, господин Санди, Санди Эмануэль.
Кухарка повернула ключ и открыла.
— Они ждали вас до недавнего времени, — сказала она. — А теперь все пошли в «Альбатрос».
— Кто они? Из Бухареста?
— Нет. Артисты. Сдается мне, что среди них есть и художники. Они приплыли из Балчика на яхте, сегодня утром.
— А сколько среди них дам? — быстро спросил Эмануэль.
— Две или три.
— Подумайте хорошенько, — настаивал Эмануэль. — Две или три?
— Три, — ответила кухарка после непродолжительного молчания. — Сначала пришли две, потом еще две, но одна из барышень ушла перед обедом. Я и не знаю, когда она ушла…
— Так, значит, три. Хорошо! — И быстро сбежал по ступенькам.
Перед «Альбатросом» он в нерешительности прогуливался некоторое время, засунув руки в карманы плаща. Когда он решился войти, дверь внезапно распахнулась и швейцар вытолкнул на тротуар двух пьяных матросов. Эмануэль быстро повернулся спиной и перешел улицу. Но через несколько минут вернулся, вошел внутрь, оставил плащ в гардеробе и купил пачку «Лаки Страйк».
— Выступает мадемуазель Одетт, — сказал ему швейцар.
Он закурил и стал ждать у двери окончания песни. Когда раздались аплодисменты, он на цыпочках вошел в зал. Алессандрини восседал на почетном месте в окружении мужчин и дам всех возрастов; некоторые из них были одеты небрежно и пестро, как на пляже, другие подчеркнуто корректно, даже элегантно. Увидев его, Алессандрини встал из-за стола.
— Ваше превосходительство! — закричал он, размахивая рукой.
Но Эмануэль вдруг повернулся, вышел из зала, спросил в гардеробе свой плащ и, подойдя к швейцару, вложил ему в руки деньги и предложил сигарету «Лаки Страйк».
— Я пришел повидать господина Бельдимана, — прошептал он, — но я его не вижу. Может быть, он ушел?
— Не думаю, — сказал швейцар. — Мариэтта, — крикнул он гардеробщице, — ты не видела случайно господина Бельдимана?
— Он ушел, — ответила гардеробщица. — Ушел часа в два. Он не пьет и не курит, — добавила она, значительно улыбаясь. — Он приходит ради представления.
— Я имею в виду господина Василе Бельдимана, — пояснил Эмануэль.
— Мы его хорошо знаем, — сказал швейцар. — Когда ему становится скучно на вилле, он приезжает в Констанцу, в свой дом на Порумбари, и примерно раз в два-три дня заходит к нам. Ради представления…
Алессандрини распахнул дверь и картинно застыл на пороге, раскрыв объятия, готовый расцеловать его.
— Ваше превосходительство! — воскликнул он. — Наконец-то!..
