Оксана Даровская - Браво Берте
Приняв чуть ли не насильственно вложенный ей в руки букет, ощутив правой ладонью жар его неутомимых губ, Берта с недоумением обнаружила, что незнакомец перешагнул порог и стоял в прихожей.
– Вижу, – продолжил он, – с вашего лица не исчезает немой знак вопроса. Перехожу к главному: ваш дом по генплану поставлен на реконструкцию в будущем году, что означает капитальный ремонт с неминуемым отселением всех жильцов. Ни больше ни меньше. По выражению ваших глаз читаю, что вы никогда не посещали местных собраний жильцов. Уверен, не посещали и последнего, состоявшегося шесть дней назад, вечером понедельника. Именно на этом собрании представитель префектуры Центрального округа обещал жильцам вашего дома временное отселение с последующим возвращением в отремонтированные квартиры. О чем, кстати, до вчерашнего дня висело объявление в подъезде, внизу у лифта. Но такого рода объявлений, предвижу, Берта Генриховна, вы не замечаете. Так вот, спешу сообщить конфиденциальную информацию, обещание это – чистейшей воды ложь. Никакого возвращения не будет. Всех жильцов сошлют в Южное Бутово. Подчеркиваю, навечно! Уж кто-кто, а наша компания знает это не понаслышке.
У Берты от его речей и благоухания в букете лилий голова пошла кругом. Он, кажется, это заметил:
– Вам не мешало бы присесть, Берта Генриховна. Позвольте проводить вас в комнату. – Он галантно взял ее под руку, отвел в гостиную, усадил там на стул. – А букетик положимте вот сюда. – Взяв у нее букет, он пристроил его на столе.
Пока Берта, обхватив ладонями виски, превозмогала головокружение и пыталась осмыслить им сказанное, он безостановочно продолжал:
– Однако для нас есть особые люди. Их можно перечесть по пальцам, тем ценнее каждый из них. Именно вам, женщине, целиком посвятившей себя искусству, дарившей счастье сотням и сотням зрителей не одного поколения, мы хотим предложить особые условия. Но! С убедительной просьбой не афишировать этих условий окружающим вас простым смертным, в частности соседям.
Одновременно со своей речью он стал прохаживаться вдоль стен гостиной, изучая фотографии, где кроме двух совместных портретов Серафимы Федоровны с Алексеем Яковлевичем, девичьего портрета сгинувшей в горниле войны матери Берты, Марии, и двух – детской и юношеской – фотографий самой Берты было на что посмотреть: Берта на Вацлавской площади Праги, Берта на Театральной площади Варшавы, Берта на фоне Концертного зала на Площади академии в Берлине.
– Какие замечательные фотографии, – произнес он с придыханием.
– Да, – отозвалась Берта, ощущая себя отчего-то совершенно пьяной, – в каждом из городов, где гастролировал наш театр, я выбирала знаковые места.
– Я понял, понял. Но я не нахожу здесь Парижа. Бывали ли вы когда-нибудь в Париже? – Он продолжал неторопливо исследовать фото.
В этот миг сердце Берты вздрогнуло и приостановилось.
Он словно уловил ее состояние и виртуозно подхватил его:
– Истинная цитадель всяческих искусств все-таки Париж, не правда ли? Вы согласны?
«Он будет рассказывать мне (мне!) про цитадель искусств», – мысленно усмехнулась Берта.
– Я, голубчик, – расправила она спину и отняла ладони от висков, – могу просветить вас и насчет современного «Комеди франсез», и по поводу его знаменитого предшественника «Блистательного театра» господина де Мольера куда лучше многих маститых искусствоведов!
– О-о, не сомневаюсь. Вам осталось только принять наше предложение.
– А в чем, собственно, оно заключается?
– Небольшая двухкомнатная квартира в пределах Садового кольца и доплата в валюте, которой вы сможете распорядиться по личному усмотрению, посетив, к примеру, тот же Париж. Знаю, сейчас у вас непомерная квартплата, догадываюсь, как вам трудно. Но главное, вы и Бутово – полный абсурд. Итак, прежде всего, мы подберем вам подходящий вариант, оформим все честь по чести, перевезем вас; и тогда на кухне вашей новой квартиры, за чашечкой чая, а лучше за бокалом шампанского, вы расскажете мне и про Мольера, и про «комеди», и про «франсез».
– Нет-нет, только не шампанского, у меня всегда болела от него голова, вот белого сухого вина, пожалуй, выпила бы, но непременно французского, – поражаясь тому, что она говорит, произнесла Берта.
– Вина – так вина! – Он присел напротив за стол, одаривая ее внимательным острым прищуром. – Да. Так и есть. Мое руководство именно так вас и описывало. Отзывалось о вас восторженно. Так и есть! – повторил он, пристукнув ладонью о крепкое колено. – Незаурядность!
– Нет, я совершенно не понимаю, что происходит. Откуда меня знает ваше руководство?
– Представьте, некоторые старожилы верхнего эшелона нашего агентства до сих пор живут под впечатлением ваших театральных работ. Да, прошу не удивляться и поверить, среди риелторов встречаются порой заядлые театралы. Именно это обстоятельство подвигло наше руководство на сегодняшнее благотворительное действо. А хотите знать мое персональное мнение? В более широком смысле, выходя за рамки театральных пределов?
– Ну, ну?
– Многие наши соотечественники, побывавшие в Париже, восторгаются французскими пожилыми дамами, их ухоженностью, моложавостью, жизнелюбием, но, думаю, именно вы с вашей грацией, внутренней культурой, с лучащимся из глаз светом, юной душой смогли бы посоперничать с ними и даже, – он погрозил ей пальцем, – утереть им нос.
В его интонации, особенно в жесте, Берта узрела фамильярность, но, покосившись на букет, не стала заострять на этом внимание. «Издержки недоразвитого капитализма, – подумала она, – куда денешься».
– Это, голубчик, уже неприкрытая лесть.
– Ничуть. Москва держится на таких, как вы. Да что там Москва… Россия! Уверен, наше предложение не оставит вас равнодушной. – Он встал, ловким движением задвинул за собой стул, направился к выходу. У двери оглянулся, осуществил короткий поклон головой. – Звоните. Для вас я доступен в любое время суток.
Берта поднялась проводить его. У входной двери она не выдержала:
– Никак не возьму в толк, вам-то от этого какая выгода?
– Выгода? – оглянулся он на нее с порога квартиры. – Вспомните Савву Мамонтова, Савву Морозова. Разве они искали в своих деяниях выгоды? И не надо говорить мне, что сейчас не те времена. Дело отнюдь не во временах, а исключительно в человеческом факторе. Меценатству есть место всегда.
Не воспользовавшись лифтом, он легко побежал вниз, скользя по ступеням ботинками из песочного цвета замши. И Берта, закрывая за ним дверь, пожала плечами, расслышав, как он пропел с нижнего пролета: «Старики-и, вы мои-и старики-и, да-айте я-я вас сейчас расцелу-ую…»
Часов до пяти утра она не сомкнула глаз. Взвешивала все «за» и «против». А какие, собственно, могут быть тут «против»? «За» было значительно больше. «Конечно, – шептала она среди ночи, – мою ненаглядную квартиру, где, осеняя меня мягким любовным крылом, до сих пор бродит нетленный теткин дух, жалко до безумия. С другой стороны, капремонт неотвратим, после него все равно ничего от прежнего не останется. Да если бы и осталось? Я была бы ни при чем. Он сказал, Бутово неминуемо. Соседке наконец отдам долг – три тысячи рублей. А потом Париж… Париж!»
Пришедшая к Берте под утро тетка хоть и молчала, но лицо ее было необыкновенно настороженным, хмурым. Она поводила плечами и отрицательно мотала головой, как делала обычно при жизни в минуты крайнего недовольства и несогласия с некоторыми Бертиными закидонами. Берта же объясняла ей с привычной горячностью: «Ты должна понять меня, Симочка, я не хочу в Бутово. А потом, я ни разу не бывала в Париже. Не знаю… мне отчего-то кажется, я непременно встречу там Георгия. Вот так, запросто, буду идти по улице, по Елисейским, к примеру, Полям, а мне навстречу он, элегантный, в длинном кашемировом пальто, с зонтиком-тростью цвета бордо…»
По пробуждении Берта почувствовала некоторый душевный дискомфорт, но постаралась прогнать его от себя. Вечером она позвонила по телефону с визитки.
– Только вот сборы… – поколебалась она в процессе разговора с Михаилом, – один переезд, говорят, равен двум пожарам. Потом, у меня такая громоздкая мебель.
– Ни в коем случае! Мы не дадим вам ни к чему притронуться. Я организую эксклюзивную услугу. Все сделают профессионалы, упакуют ваши вещи по высшему разряду. Такая услуга стоит приблизительно тысячу евро, но пусть это будет еще одним подарком, дополнительным бонусом от нашей фирмы. С мебелью тоже что-нибудь придумаем.
На следующий день с утра он заехал за ней и повез смотреть будущую квартиру. Все понеслось, как в убыстренном кино. Просмотр показавшейся ей игрушечной, но уютной, вполне милой квартиры на Новослободской. Тихая классическая музыка в салоне его машины, неназойливый запах восточных благовоний, с вклинившимся на мгновение, как ей почудилось, запахом серы, снизошедшие на нее чуть позже истома и мечтательная благость. Посещение вслед за просмотром квартиры нотариуса, подписание двух договоров купли-продажи, доверенности на сбор документов и регистрацию перехода права собственности, подписание Михаилом расписки-обязательства выплатить ей обещанную сумму в евро (с указанием, по правилам нотариальной конторы, рублевого эквивалента) и его реплика на выходе из нотариальной конторы: «А теперь, пожалуйте, мне свой паспорт для ускорения процесса».
