Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»
Она шутила, но священник не улыбнулся. Наверное, был слишком молод, чтобы понимать такие шутки. Он только смущенно заерзал на стуле. Дети меж тем возились вокруг него, точно суетливые, неугомонные муравьи, а у самой маленькой слюни текли прямо на его ботинки. Он осторожно поджал ноги, словно опасаясь обидеть ребенка.
— Да, но мне кажется… — Он осмотрительно выбирал слова. — Вы сами уже были разведены, не так ли?
— Дважды. — Дженни хихикнула; это еще больше озадачило священника. — А Джо только один раз, — добавила она.
Муж улыбнулся ей с дивана.
— Если бы у меня не хватило ума оставить девичью фамилию, — сказала Дженни, — мой медицинский диплом был бы похож на записную книжку с адресами людей, которые только и делают, что переезжают. Зачеркнутые имена, над ними записаны другие, потом опять вычеркнуты и вписаны новые — полнейший хаос! Доктор Дженни Мария Тулл Бейнс Уайли Сент-Амброз.
Священник был из тех бесцветных блондинов, чьи волосы кажутся стеклянными; лицо у него было такое красное, что Дженни подумала, уж не страдает ли он гипертонией. Впрочем, возможно, он просто смущается.
— Итак, — сказал он, — миссис… то есть доктор…
— Тулл…
— Доктор Тулл, по-моему, все трудности у Слевина от непрочности… от отсутствия стабильности в семье. Так сказать, из-за смены отцов…
— Отцов? О чем вы говорите? Слевин не мой ребенок. Он сын Джо.
— Что?
— Джо — его родной отец. И был им всегда.
— Прошу прощения, — извинился священник.
И покраснел еще больше.
Так тебе и надо, подумала Дженни, ведь каждому ясно, что медлительный толстяк Слевин с его пепельными волосами сын Джо. Дженни — миниатюрная, темноволосая, а Джо — внушительный бородатый блондин, настоящий медведь, с чуть раскосыми голубыми, как у Слевина, глазами. (Ее постоянно тянуло к крупным мужчинам. Рядом с ними она казалась себе такой изящной.)
— Слевин, — сказала она священнику, — его сын от первой жены, Греты, как, впрочем, и все остальные дети, которых вы здесь видите. Кроме Бекки; Бекки — моя, а остальные шестеро — его. — Она нагнулась, чтобы отобрать у малышки кость, которую притащила собака. — Так вот, Грета, жена Джо, бросила их.
— Бросила, — повторил священник.
— Насовсем, — весело сказал Джо. — Смылась из Балтимора. В один прекрасный день, когда я был на работе, она оставила детей у соседки, вызвала машину с грузчиками и вывезла из дома все, буквально все, что у нас было, кроме детской одежды. Ее она сложила аккуратными стопками на полу.
— Боже праведный! — вздохнул священник.
— Забрала с собой даже ребячьи кроватки и пеленальный столик. Как прикажете это понимать? Единственное, что мне приходит в голову: она так привыкла быть с детьми, что не представляет себе иной жизни. Видно, в самом деле решила, что ей понадобится детская кроватка, где бы она ни находилась. Когда я вернулся в тот вечер с работы, мне пришлось немедленно отправиться к «Сирсу» и закупить кучу кроватей. Там, наверное, решили, что я открываю мотель.
— Вы только представьте себе, — сказала Дженни, — Джо в переднике готовит малышке молочную смесь. Он, естественно, растерялся. Пришел в отчаяние. А встретились мы вот как: Джо вызвал меня среди ночи, когда малышка заболела краснухой. Он безнадежно отстал от жизни: вот уже лет двадцать, как педиатры не принимают вызовы на дом. Но я пошла, сама не знаю почему. Возможно, потому, что они жили в двух кварталах от моего дома. И он был в таком отчаянии — открыл дверь, как был, в полосатой пижаме, с ребенком на руках…
— Я влюбился с первого взгляда, едва она появилась на пороге. — Джо разгладил бороду, и золотистые вьющиеся волоски пробились между его толстых коротких пальцев.
— Он решил, что я фея, — сказала Дженни, — с медицинским саквояжем в руке вместо волшебной палочки. Трудно сопротивляться мужчине, который нуждается в твоей помощи.
— Дело не в этом, — сказал Джо.
— Ну, тогда уйти от мужчины, который восхищается тобой. Он спросил, есть ли у меня дети и куда я их деваю, когда ухожу на работу. Я сказала, смотря по обстоятельствам, иногда за моей дочерью приглядывают девочки-подростки, иногда старушки, а то и мать, если у нее есть такая возможность, брат или соседка, а бывает, Бекки просто-напросто сидит у меня в приемной и готовит уроки…
— Я сразу понял, что она не мелочная, — сказал Джо священнику. — Не суровая, не из этих серьезных, чопорных дам.
— Да, — кротко сказал священник, оглядывая комнату. (В этот день Дженни не успела заняться уборкой.)
— Он сказал, ему нравится, что я разрешаю детям виснуть на мне. Сказал, что в последние годы дети страшно раздражали его жену. Понимаете? Вот так все и началось. А я уже дала себе зарок больше не выходить замуж. Решила, что мы с Бекки вполне проживем вдвоем, так оно спокойнее, — и тут появляется этот Джо со своим выводком. Малышка была совсем крохотная — ее только что отняли от груди, и, едва я взяла ее на руки, она повернула ко мне головку и открыла ротик: ясно, она еще все помнит… Интересно… — Дженни улыбнулась священнику, который в самом деле был удивительно молод, прямо-таки мальчик с широко раскрытыми удивленными глазами. — А почему это мы вдруг заговорили на эту тему?
— Слевин, — напомнил священник. — Мы говорили о Слевине.
— Ах да, Слевин.
Стоял дождливый апрельский день, ветер трепал листья на деревьях, стучал ветками по окнам; в гостиной едва начали сгущаться сумерки, и никто еще не осознал, что пора зажечь свет. Воздух казался густым и плотным. Дети затихли, будто маленькие часы, у которых кончился завод, и ерзали в ожидании ужина, но бездетный священник этого не замечал. Он слегка подался вперед, сложил кончики пальцев и сказал:
— Меня беспокоит поведение Слевина на собраниях молодых католиков. Он необщителен, у него нет друзей. Вид у него угрюмый и замкнутый. Возможно, это возрастное, но… Ему уже четырнадцать?
— Тринадцать, — подумав, уточнил Джо.
— Тринадцать лет — это, конечно, трудный возраст… Я бы не стал говорить об этом. Но когда я предложил ему зайти ко мне, он отвернулся и убежал — только его и видели. К тому же мы заметили, мистер Сент-Амброз, что каждое воскресенье вы привозите его к мессе, а он даже не заходит в церковь, усаживается на ступеньки и смотрит на проезжающие мимо машины. Так сказать, прогуливает… Но…
— Подумать только! — сказал Джо. — Я каждое воскресенье поднимаюсь ни свет ни заря, чтобы отвезти его в церковь, а он, видите ли, прогуливает!
— Но дело не в этом…
— И вообще, я не понимаю, зачем ему это понадобилось? Он единственный из детей, кто ходит в церковь.
— Меня беспокоит его замкнутость, а что он не бывает в церкви — это уж дело десятое, — сказал священник. — Хотя было бы, пожалуй, неплохо, если бы вы иногда приезжали вместе с ним к утренней мессе.
— Я? Но я же не католик, черт побери!
— Ну, может быть, тогда вы, доктор Тулл?
Мужчины, казалось, ожидали ее ответа. А внимание Дженни в эту минуту было приковано к подозрительно вспучившейся малышкиной пеленке; все же она собралась с мыслями и сказала:
— Боже мой, да мне такое и… — Она фыркнула, привычным жестом прикрыв ладонью рот. — И вообще, единственной католичкой у них в семье была Грета, мать Слевина.
— Ах вот оно что… Ну, в таком случае…
— Не знаю, зачем Слевин ходит в церковь. Да еще в ту же самую, куда ходила его мать, Грета, на другом конце города.
— Он поддерживает отношения с матерью?
— Нет, с тех пор она ни разу не появлялась. Сразу же оформила в штате Айдахо развод, и больше нам о ней ничего не известно.
— У вас не бывает трудностей с… э-э… приемными детьми?
— С приемными детьми? — переспросила Дженни. — Нет, пожалуй. А может, и да. Точно не знаю. Вероятно, должны быть, такое никогда не проходит гладко. Но жизнь тут у нас ключом кипит, ни на что не хватает времени.
— Слевин очень привязан к Дженни, — сказал Джо священнику.
— Ну спасибо, милый, — поблагодарила Дженни.
— Она сразу покорила его, куда она, туда и он. С детьми она неизменно спокойная и веселая.
— Стараюсь, как могу. Правда-правда стараюсь. Но с ними не знаешь, как лучше. В этом возрасте они очень скрытные.
— Может, мне еще раз позвать его к себе? — спросил священник.
— Как хотите.
— Просто так, поговорить о том, о сем…
Дженни не сомневалась, что толку от этого не будет.
Провожая священника к двери, она шла рядом, глубоко засунув руки в карманы юбки.
— Надеюсь, — сказала она, — вы поняли нас правильно. Джо прекрасный отец, это точно. Он всегда находил общий язык со Слевином.
— Да, конечно.
— И когда сравнишь его с другими… — У нее была привычка (и она об этом знала) проявлять чрезмерную разговорчивость с людьми, которые ее осуждали. — Вот хотя бы Сэм Уайли, мой второй муж, отец Бекки. Вы бы умерли на месте, если бы увидели его. Он художник. Из тех изящных, ловких, маленьких мужчин, которым я теперь нисколько не доверяю. Полнейшая безответственность и ненадежность. Он бросил меня еще до рождения Бекки, ради манекенщицы Адар Банье.
