Дэвид Лодж - Райские новости
«Надеюсь, Урсула была рада услышать наконец твой голос», — отвлек я папу.
Он пожал плечами. «Так она сказала. Грозилась нанять санитарную машину, чтобы приехать сюда повидаться со мной».
«Ну что ж, может дойти и до этого, — согласился я. — Вы недолго говорили по телефону».
«Да, — ответил он. — Для меня всегда чем меньше было Урсулы, тем лучше».
Уже перед самым моим уходом Урсула мечтательно произнесла: «Вот было бы здорово, правда, если бы мы с тобой и с Джеком могли бы завалиться куда-нибудь сегодня вечером и покутить? Ты должен отпраздновать это за нас, Бернард. Поужинай в каком-нибудь шикарном месте».
«Что, прямо так, в одиночку?» — спросил я.
«А тебе некого пригласить?»
Я тут же подумал об Иоланде Миллер. Будет возможность отплатить ей за гостеприимство, но поскольку я не рассказал Урсуле про мой воскресный ужин, то не мог взять и назвать это имя теперь, не вызвав удивления и нежелательного любопытства. «Я всегда могу пригласить Софи Кнопфльмахер», — по шутил я.
«Только попробуй! — воскликнула Урсула. Когда же она поняла, что я ее дразню, черты ее лица разгладились. — Я скажу тебе, что ты можешь сделать, Бернард, — именно это я бы сделала сегодня вечером, если бы могла. Пойди в «Моану» выпить коктейль с шампанским. Это самый старый отель в Вайкики — и самый красивый. Ты, должно быть, видел его на Калакауа, там, где она вливается в Каиолани. Его недавно отреставрировали, он был в страшно запущенном состоянии. Позади него, во внутреннем дворике, обращенном к океану, растет огромный старый баньян, там можно посидеть и выпить. Оттуда на материк передавали в свое время популярную радиопрограмму «Говорят Гавайи». Я часто слушала ее, когда приехала в Америку. Сходи туда за меня сегодня вечером. Расскажешь завтра, как все было».
Я пообещал, что так и сделаю. Сейчас 4-30 дня. Если я собираюсь пригласить Иоланду Миллер, то нужно поторопиться.
Среда, 16-е
Сегодняшний день был чуть менее безумным, чем предыдущий. Я договорился, чтобы Урсулу перевезли в Макаи-мэнор в пятницу, что не вызовет трудностей, «учитывая удовлетворительные финансовые гарантии». Съездил туда, чтобы наполнить необходимые Документы («наполнить» — я быстро постигаю американский английский), и привез назад брошюру — показать Урсуле. Еще я привез в больницу свежую смену белья, которую она просила. Должен сказать, что эта задача оказалась непривычной и несколько щекотливой — шарить в комоде, стоящем в се спальне, в поисках интимных принадлежностей женского гардероба, рассматривать, определяя их назначение, щупать тонкие ткани, чтобы отличить шелк от нейлона; но, с другой стороны, вся эта экспедиция на Гавайи с самого начала ввергла меня в пучину неведомых дотоле ощущений.
На дне одного из ящиков я нашел незаклеенный, без всяких пометок конверт и, подумав, что в нем может оказаться еще один забытый сертификат акций или другое подобное сокровище, заглянул внутрь. Однако там лежала всего лишь старая фотография, пожелтевший снимок, который когда-то был разорван почти пополам, а потом склеен скотчем. На нем были запечатлены трое детей — девочка лет семи и два мальчика постарше, лет тринадцати и пятнадцати. Девочка и младший мальчик сидели на поваленном дереве по среди поля и, прищурившись, смотрели в объектив, а старший мальчик стоял позади них в ленивой позе — засунув руки в карманы — и с нахальной ухмылкой. Одеты они были просто и старомодно, все в грубых ботинках на шнурках, хотя, похоже, снимок делали летом. Я сразу же узнал в младшем мальчике папу. У девочки была копна кудряшек и застенчивая улыбка Урсулы, а старший мальчик, вероятно, их брат — возможно Шон: мне показалось, что я узнал беспечную позу утонувшего героя с фотографии на папином буфете.
Я взял снимок с собой в больницу, думая, что он может вызвать какие-нибудь интересные воспоминания из детства Урсулы. Она глянула на фотографию и как- то странно на меня посмотрела: «Где ты ее взял?» Я сказал. «Она когда-то порвалась, и я пыталась ее склеить. Не стоит ее хранить. — Урсула вернула мне снимок. — Выброси». Я сказал, что, если ей фотография не нужна, я оставлю ее себе. Она подтвердила мои догадки насчет детей на снимке, но, похоже, не стремилась продолжать этот разговор. «Он был сделан в Ирландии, — пояснила она, — когда мы жили в Корке, перед тем как перебраться в Англию. Очень давно. Ты ходил вчера вечером в «Моану»?»
Я рассказал Урсуле все про «Моану» — все, за исключением того, что меня сопровождала Иоланда.
Я окончательно собрался с духом и позвонил ей в пять часов вечера. Ответила Рокси. Я слышал, как она зовет свою мать, которая, видимо, была на улице: «Мам! Это тебя, кажется, тот мужчина, что был у нас позавчера». Потом к телефону подошла Иоланда, ответившая довольно холодно и сдержанно, что вполне понятно, учитывая мой внезапный уход в воскресенье вечером. Тараторя и задыхаясь от неловкости и смущения, я кратко изложил волнующие события дня и рассказал о желании Урсулы, чтобы я отпраздновал ниспосланную ей радость вместо нее («по уполномочию», как выразился я) с коктейлями в «Моане». И спросил у Иоланды, знает ли она этот отель.
«Конечно знаю, все его знают. Мне говорили, что его изумительно отреставрировали».
«Значит, вы пойдете?»
«Когда?»
«Сегодня вечером».
«Сегодня вечером? Вы хотите сказать, прямо сейчас?»
«Это должно быть сегодня вечером, — сказал я. — Я обещал тете».
«Я вожусь во дворе, — объяснила она, — обрезаю заросли. Вся грязная и потная как не знаю кто».
«Прошу вас, соглашайтесь».
«Ну, не знаю...», — нерешительно проговорила она.
«Я буду там через полчаса, — сообщил я. — Надеюсь, вы ко мне присоединитесь».
Не знаю, откуда я взял этот небрежный, почти ухарский тон, совсем мне не свойственный; но он сработал. Сорок минут спустя я в чистой белой рубашке сидел в плетеном кресле за столиком на двоих на веранде, идущей вокруг баньянового дворика «Моаны», и видел, как из задних дверей отеля вышла и огляделась, защищая ладонью глаза от вечернего солнца, Иоланда. Я помахал, и она зашагала ко мне летящей спортивной походкой. Ее черные волосы, еще влажные после душа, подпрыгивали над плечами. На ней было хлопчатобумажное платье с пышной юбкой, которое выглядело модным и удобным. Когда я поднялся из-за стола и пожал ей руку, она насмешливо посмотрела на меня.
«Удивлены, что я пришла?»
«Нет, — ответил я. Потом, подумав, что это прозвучало весьма самодовольно, поправился: — Да, — и наконец произнес: — В общем, давайте остановимся на том, что я чувствую облегчение. Большое спасибо, что пришли».
Она села.
«Вы должны подумать, что моя светская жизнь весьма бедна, раз я все бросаю и мчусь выпить по первому зову».
«Нет, я...»
«И будете абсолютно правы. Кроме того, я не могла отказаться от свидания с человеком, который знает, как употребить такое слово, как «уполномочие».
Я засмеялся, ощутив при слове «свидание» легкий холодок опасности, но не неудовольствия.
Подошел официант. Я спросил, какие есть коктейли с шампанским, и, когда он ответил, предложил Иоланде выпить просто шампанского, с чем она охотно согласилась. Я заказал бутылку «Боллинжера» — только это название я уловил в перечне, который протрещал официант.
«Вы хоть представляете, сколько это может стоить в таком месте?» — спросила Иоланда, когда официант отбыл.
«У меня приказ вести себя сегодня вечером экстравагантно».
«Ну что ж, — произнесла она, оглядываясь вокруг, — обстановка здесь элегантная».
И в самом деле, «Моана» совсем не похож ни на одно из зданий, что я видел в Вайкики, — не кич, не лубочный викторианский торговый квартальчик, воспроизведенный в масштабе три четверти, как тот, на который я наткнулся позавчера («Бургер-кинг», разместившийся за подъемными окнами, псевдоанглийский паб под названием «Роза и корона»), — но нечто подлинное, изящная деревянная постройка, по-настоящему величественная и оригинальная, прекрасно отреставрированная, с полированными полами из дерева твердых пород и текстилем Уильяма Морриса[79]. Бледно-серый фасад с ионическими колоннами и верандой с арками впечатляет. На заднем дворике, который выходит на пляж, возвышается огромный древний баньян, привязанный к земле своими занятными воздушными корнями. В тени баньяна струнное три играло Гайдна, — Гайдн и Вайкики! — а по небу в абрикосовой дымке скользило к океану солнце. Не помню, когда я чувствовал себя таким счастливым, таким беззаботным, когда еще жизнь казалась мне такой приятной. Я пил великолепное марочное шампанское, слушал классическую музыку, наблюдал солнечный закат над Тихим океаном и вел беседу с умной, приятной и привлекательной внешне спутницей. «Как приятно деньги иметь, хей-хо, как приятно деньги иметь!» — нараспев прочитал я.
