Алиса Бяльская - Легкая корона
— Когда ты так жуешь губы, то похожа на злого кролика.
— Спасибо за комплимент. Сереж, ты меня прости, но у меня жутко разболелась голова. Я пойду Домой.
У ТЕЛЕФОНА
После 10 часов вечера у меня начинал трезвонить телефон.
Звонили мои близкие подруги, у которых постоянно случались какие-то драмы, они жаждали поделиться ими со мной. Звонили едва знакомые люди, с которыми я где-то когда-то случайно пересекалась, или даже знакомые знакомых, которым нужно было найти в Москве «своего человека». Звонили потенциальные клиенты в поисках зажигалок со слезоточивым газом. Их я, проверив на благонадежность, перенаправляла к Глебу (после того, как отец запретил мне заниматься этим самой). Звонили представители малоизвестных или, вернее, совсем неизвестных групп, которые хотели, чтобы я послушала их демо-кассеты или пришла на сейшен и потом написала рецензию в любом из тех мест, где я публиковалась. Звонили редакторы разных провинциальных рок-изданий, вдруг во множестве появившихся по всей стране — от более-менее нормальных журналов и газет до листков, исписанных от руки, — которым катастрофически не хватало материалов и которые потому были готовы напечатать все, что выходило из-под моего пера. Наконец, постоянно звонили те, кому нужна была вписка в Москве. Моя точка на Преображенке начинала обрастать легендами.
Не звонил только Громов, а я не звонила ему. Странно, но я не чувствовала по этому поводу никаких отрицательных эмоций. Наоборот, была даже немного рада возникшей паузе. Зато неожиданно объявился Никита.
— Привет, это я. Узнаешь?
— Никита? — Было плохо слышно, но я все равно узнала его голос. — Ты где?
— А я в Крыму. Я очень пьяный и потерялся.
— Я слышу, что ты пьяный.
— Захотел тебе позвонить. У меня был твой телефон.
Нас разъединили. Он сразу перезвонил.
— Тут телефон не работает. Это ничего, что я звоню?
— Конечно, я очень рада.
— Да?
— Да.
Опять разъединилось. На этот раз времени до следующего звонка прошло намного больше.
— Нашел другой аппарат. Так что ты делаешь?
— Сижу дома одна и слушаю музыку.
— И почему ты одна? Я думал, у тебя есть компания.
— Ну, настроение у меня такое — хочется побыть одной.
— И я мешаю твоему уединению?
— Нет, ты не мешаешь.
— А я тут разглядывал твои фотографии и вот решил позвонить.
— Какие фотографии? А я думала, у тебя отняли ту пленку.
— Какую пленку? А, ту на вокзале. Ну, у меня полно пленок Есть фотки с той стройки, помнишь? — В трубке загудело, нас прервали.
Буквально сразу же раздался звонок.
— Слушай, должно быть так больно? — Это была Пален.
— А? — растерялась я, ожидавшая услышать Никиту.
— Что «а»? Мы с Малышом пытаемся…
— Кто такой Малыш?
— Господи, почему ты такая тупая? Ну Малыш, я тебе его показывала, мы с ним еще в «Октябрь» ходили на фильм.
— А…
— Опять ты акаешь. Ладно. Мы вчера ночью и сегодня весь день пытаемся трахнуться.
— Ого!
— Ничего не «ого»! Мне ужасно больно. Так больно, что я в голос кричу и не даю ему ничего делать. Ему приходится выходить. Должно быть так больно?
— Ну, мне было больно, но не так, чтобы нельзя было терпеть.
— Мы двадцать часов этим занимаемся, и ничего не получается. У меня ощущение, что у него не член, а острый нож и он мне его туда вставляет. Ты себе не представляешь, какой у него огромный…
— Не надо этих подробностей.
Она бросила трубку. Через минуту снова раздался звонок.
— Он стахановец в забое, что ли? Иди домой, не сходи с ума.
— Чего? — это был Никита.
Я запуталась.
— Это я не тебе. Так что?
— Я говорю, отличные фотки вышли, супер. Ой, подожди, тут кто-то хочет отнять у меня аппарат. Секунду. Эй, в чем дело? Я заплатил и буду говорить столько, сколько мне надо… убери руки, я сказал.
Гудки.
Я сидела у телефона как на иголках. Звонок! Схватила трубку:
— Ты же пьяный, не связывайся там ни с кем. Иди домой. Потом созвонимся.
— Как я пойду домой? Надо же довести до конца, а то что это такое? У меня так все сжимается, что он просто физически не может войти. Мы уже все перепробовали. — Это была Пален.
— Ты что, по телефону звонишь? — в трубке послышался удивленный мужской голос.
— Я подруге звоню. Может, она знает, что делать.
— Я сам прекрасно знаю, что делать!!!
Нас разъединили; наверное, он грохнул трубку об телефон. В принципе, я могла понять чувака — кому понравится, когда его девушка звонит прямо из-под него, проконсультироваться с подругой. С другой стороны, я волновалась за Пален. Она так жаждала настоящего большого чувства, что готова была принять за принца на белом коне первого же мужчинку, который скажет ей ласковое слово и подарит цветы. Из-за этого она часто попадала во всякие истории, из которых выходила потрепанная физически и эмоционально. Тем не менее она так до сих пор не потеряла ни девственности, ни веры в Настоящую Любовь.
— Ты не поверишь, какой-то грузин пытался выгнать меня из будки. И выгнал. Он был очень злой. А здесь все телефоны недоделанные. Я скоро возвращаюсь в Москву.
— Никита, слушай, когда приедешь — звони. А сейчас больше не надо, а то тебя побьют. Иди домой, проспись.
— Ладно, я тебе позвоню.
Неожиданно для себя я обрадовалась его звонку. Тогда мы с ним расстались нехорошо. На следующее утро после того, как Громов унес меня у него из-под носа, я не знала, как себя вести. Я надеялась, что Никита рано утречком как-нибудь потихоньку уберется из громовской квартиры — я бы сама так поступила в подобном положении на его месте — и избавит нас обоих от неловкости. Но Никита уходить не стал — наоборот, постоянно попадался мне на пути и смотрел в глаза. Я молча обходила его стороной и вступала в разговор с первым попавшимся человеком. В любом случае мне было не до него, потому что Громов, встав утром, вел себя так, как будто между нами ночью ничего не было. Он вел себя обычно. Когда в комнате были мужчины, он всегда разговаривал только с ними, а меня полностью игнорировал. Если я ожидала, что это изменится, то я глубоко ошибалась. Наконец мне надоело быть предметом мебели, и я решила пойти домой. Громов меня никак не задерживал и попрощался кивком головы, а Никита пристроился идти вместе со мной.
Мы с ним молча шли к метро. Я понятия не имела, что нужно говорить в такой ситуации, он, кажется, тоже.
— Н-да, а ты меня удивила, — наконец прервал он паузу.
Я угрюмо промолчала в ответ.
— Так, ты его девушка. А мной ты решила его подразнить? Поздравляю, кажется, сработало. А мне-то как приятно было.
— Никита, это все не так.
— Он меня сегодня весь день стебал, издевался, как мог. Сказал, что фотографии мои «Гонзо» не нужны, что у них хватает фотографов. А до этого, наоборот, просил фотографировать и говорил, что ему нравится, как я снимаю.
— Ладно, это моя станция, я выхожу, пока. — И я убежала.
Потом мы несколько раз встречались на концертах, но избегали друг друга. Но однажды он ко мне подошел, пьяный в дым, и зажал куда-то в угол.
— Я только что подрался с твоим Громовым. Он мне снимать не дает, типа на его концертах у меня нет допуска. Все, кто хочет, снимают, но не я. И других подговорил против меня, никто не берет мои фотографии. Так я ему говорю: «Пошел ты, ты кто такой, чтобы решать, снимать мне или нет?» — так он меня толкнул и ногой попытался выбить камеру из рук.
— Он пьяный. А когда он пьяный, то становится очень агрессивным.
— Нет, это из-за тебя. Это ты меня подставила.
— Тут не о чем разговаривать, Никита.
С тех пор я его не видела, и вот он звонит. Мне захотелось его увидеть. Я сидела и перебирала в голове варианты возможного развития событий. Опять зазвонил телефон.
— Ну, ты упорный. Я же сказала, не звони больше. Иди домой.
— Бяша, ты пьяная или колес наелась? Чего это ты ко мне в мужском роде? Все получилось! — Это была Пален.
— Что получилось? И почему ты шепчешь? — Крыша у меня уже ехала капитально.
— Он заснул, бедный! Еще бы, 25 часов подряд бился. Я ушла в ванную с телефоном, чтобы его не разбудить. Хотела тебе рассказать.
— Ага, понятно. Ну, поздравляю.
— Слушай, больно было. Я, кажется, даже сознание потеряла от боли. Но Малыш решил, что на этот раз надо все довести до конца и что, может быть, потом у меня боль пройдет. Ой, ужас, сколько крови… Она еще долго будет идти или остановится? У тебя много крови было?
— У меня вообще крови не было.
— Да? А это нормально? Что, вообще не было крови, ни разу? Так бывает? Может быть, у твоего Громова член маленький и поэтому….
— Слушай. Я рада за тебя, но давай не будем обсуждать интимные подробности? Терпеть не могу, когда бабы это делают.
— Да ладно тебе, Бяша. Чего ты такая зажатая?
