Гарри Гордон - Пастух своих коров
— Кого? — выдохнула Эля Исааковна.
— Кого надо. По обстоятельствам.
Он посмотрел на побледневшую жену и смягчился:
— Сама виновата. Я же говорил: поезжай с ним в Пицунду. И путевка сгорела.
— Ну что бы я там делала, да еще с ребенком! — трагически вскликнула Эля Исааковна.
Она приложила пальцы к виску, подошла к аптечке и достала пузырек с валерианкой.
— Накапай мне… пожалуйста…тридцать капель…
Заславский громко захлопнул за собой дверь.
— Будешь в Ялте, привези мне, будь другом, лавандовое масло, — попросила Люба, — там на базарчике…
— И мне! — проснулась Зигота.
— Нос в гамне!
Зигота медленно заморгала:
— Любчик, ну что она все время задается!..
Гитлерша сделала останавливающий жест:
— Ша! Уже никто никуда не едет. У моего занюханного Айвазовского новая любовь. Со старыми дырками.
Она крутнулась на одной ноге и проникновенно запела:
Мы с тобой случайно в жизни встретились
Оттого так скоро разошлись.
Мы просто счастья не заметили…
— Вот хорошо, — сказала Зигота, — а то я бы скучала.
Люба беспокойно поглядывала в окно: ночью был дождь и сейчас с хмурого неба падали грязные ватки облаков, цеплялись за деревья, мутили в лужах воду. В такую погоду нечего делать на море, даже Адаму. Люба не видела его уже неделю, и было на сердце какое-то неудовольствие — то ли предчувствие чего-то, то ли чувство вины.
— Любчик, а сердцебиение у тебя бывает? — спросила Зигота.
— Ну, ты прямо как Адам прорицаешь, — поразилась Люба, не сразу догадавшись, что речь не о ней. — Выпей, Зигуля, капли Зеленина и полежи. Давно ведь не лежала. Все, девочки, по местам! — она хлопнула в ладоши. — Сегодня трудный день.
Тем временем на подоконнике проступили слабые пятна бликов, в белом небе протаяли синие лужицы — чем черт не шутит, надо собираться на море.
В ванной случилась беда — Люба случайно смыла в отлив паучка, жившего все лето под раковиной. Она села на край ванны и заплакала. За что? Бегал себе по трубам, свисал на паутине с веревочки, плясал на фаянсе, разве что рожи не корчил. Не было ближе его… Люба испугалась этой мысли, вытерла глаза.
— Мама Люба, выходи скорее, твой Бамбино пришел, — крикнула Гитлерша. — А то смотри, отобью!
«Господи, на мою голову, — вздохнула Люба. — Три дня его не видела и даже не вспомнила. Нет, это не паучок. И откуда у меня эта вежливость на старости лет? От сырости?»
У Аркаши прорезалась новая интонация — покровительственная и ироничная.
— Мадемуазель, — торжественно провозгласил он. — Я предлагаю вам отправиться к морю, туда, где волны голубые блещут гордою красой…
— Короче, — сказала Люба — ты хочешь скупаться? Ты посмотри, какая погода…
Она кивнула на окно и замолчала: юные платаны сияли, солнце переполняло лужи, вытесняло их из берегов.
— Ну, замечательно. Тогда поехали. Только подожди, я наделаю бутербродов. На море надо кушать.
Она помыла огурцы, помидоры, редиску, нарезала копченой колбасы и дефицитного палтуса, уложила все это в корзинку из китайской соломки. На улице Аркаша оживленно жестикулировал, а ведь совсем недавно готов был нести дамскую сумочку.
— Держи, — протянула Люба корзинку.
— Ах, да, — опомнился Аркаша, — знаете, давайте купим вина, на море надо пить.
«Ого, мальчик готов к решительным действиям. Не иначе, Валера науськал».
— Пить, так пить.
Люба и так собиралась купить вина — как-никак получалось, что они идут к Адаму в гости.
— Только не в Аркадию, — торопливо предупредил Аркаша, — там, знаете, эти курортники.
— Конечно, нет. Мы пойдем в тихую бухточку, окруженную кустами барбариса…
В магазине Аркаша, со знанием дела, осматривал полки.
— Кисляк брать не будем, — заявил он. — Давайте купим Таврического портвейна. Или мадеры. Деньги у меня есть, не беспокойтесь.
— И откуда у юного музыканта деньги? Хотя, с твоими пальцами, хоть сейчас в щипачи. Только не вздумай, за это больно бьют.
— Подумаешь!.. а отчего вы ни разу не спросили, кто у меня родители?
— Зачем! Я же не собираюсь лишать их родительских прав. А ты на кого похож, на папу или на маму?
Аркаша покраснел:
— На маму. Батя у меня красавец.
Адам был на месте, только вместо «бобочки» на нем была белая поплиновая рубашка. На внутренней стороне слишком просторного воротника просматривался нашитый номерок прачечной.
Люба почувствовала, что у нее наворачиваются слезы. Она поспешно надела темные очки.
— Вот, знакомьтесь, мой племянник, Аркаша. А это — Адам, простите, по батюшке?
— Саваофович, — улыбнулся тот. — Можно просто Адам.
Аркаша протянул руку. Адам посмотрел на нее, потом на Любу, снова оглядел тонкие пальцы и, наконец, легонько их пожал.
Аркаша снял часы, бросил их в китайскую корзину, потрогал ногой воду, разбежался, высоко задирая тощие ноги, шлепнулся грудью о небольшую волну и поплыл, размахивая головой.
— Как вода? — спросила Люба.
Адам улыбнулся.
— Потрясающая. Да снимите вы эту гадость, — кивнул он на очки, — ведь все в порядке.
Аркаша вышел из воды и пригладил волосы. Место законное, ничего не скажешь. Вокруг скалки, никого нет, а этого дядьку надо нагнать. Да он и так скоро уйдет — вон, одетый сидит. Люба, тоже, и о чем с ним можно разговаривать. Бич какой-то. В крайнем случае, — вон на горке кустов навалом. Дереза в основном. Они это называют барбарисом? Нехай будет барбарис, кисло ему в борщ. А на Любу в купальнике лучше не глядеть — ноги начинают дрожать. Он искоса глянул на свои плавки и покраснел: подпоясаться, что ли, рубашкой?
— А вы не находите, Адам, — простодушно спросил Аркаша, — что эта бухта напоминает гриновскую? Зурбаган, предположим, или Гель-Гью?
Люба беспокойно глянула на Адама — пацан, кажется, начинает заедаться, только бы не приступ…
— Я не читаю беллетристики, молодой человек. Я устал от персонажей — они шумят и рефлексируют. Если бы роман был без слов, я бы с удовольствием его прочел.
— Тогда это будет картина, — робко догадалась Люба.
— Правильно. Только и живопись я не смотрю: она всасывается в меня помимо моей воли, как вода в песок. Если я час простою у картины, от нее останется только чистый холст. Вернее, грязный. Не бойтесь, — кивнул он Любе, — это еще не приступ, но уже хохма.
Люба победоносно посмотрела на Аркашу. Тот отвернулся. Да, такого не нагонишь.
— А что, тетушка, — бодро сказал он — не выпить ли нам? Адам, я думаю, присоединится.
Этот премудрый алкаш скоро скапустится — есть и портвейн и мадера.
— Что ж вы, тетя, стопки не захватили, — с досадой сказал Аркаша, когда Адам протолкнул пробку портвейна.
Люба повела бровью:
— А что, кто-то заразный?
Адам, между тем, вскрыл бутылку мадеры.
— Это для дамы, — пояснил он.
Люба расстелила на скале скатерть, выложила снедь.
— Надо кушать, — сказала она и посмотрела на Адама. — Ну, за ваш талант.
— Положим, это болезнь. — усмехнулся Адам.
— Адам у нас прорицатель. Он видит будущее. Аркаша, хочешь знать?
— Ну-ка, ну-ка…что я буду делать после консерватории? Слабо?
— Нет, нет, — заволновалась Люба, — Адам не гадалка, он мыслит этим… глобусом.
— Глобально, — подсказал Адам. — Ладно. Я вам расскажу, что будет в конце века, в 2000 году. Годится? Только не свалитесь со скалки, молодой человек. — Адам помолчал.
— Эх, сударыня. Если бы вы дожили до этого времени, вы бы немедленно заплакали.
— Что вдруг?
— Ну… Во-первых, не будет советской власти. Совсем.
— Куда же она денется, — недоверчиво спросила Люба. — Тоже уедет в Израиль?
— Очень просто, тетя Люба, нас завоюют американцы, — ехидно объяснил Аркаша. — А может китайцы?
— Американцы, американцы, — успокоил Адам, — только не завоюют, а так занесут, как снег дохлого мамонта.
Аркаша успокоился. Этот, с понтом, бродяга, просто идеологический диверсант, прихвостень империализма. Тем лучше — будет путаться под ногами, можно стукнуть бате.
— И что будет при капитализме? — заволновалась Люба.
— Много чего будет, да мало чего останется. Вот ваша профессия отомрет.
— Ну да, — хмыкнула Люба и насторожилась, — а какая моя профессия?
— Как же, вы ведь манекенщица?
Аркаша многозначительно посмотрел на Любу и сделал долгий глоток.
— Не подавись, племянник, — сердито сказала Люба. — И что, Адам? Куда же мы денемся?
— Жизнь пойдет по упрощенной схеме. Вы будете называться моделями. Модель красивой женщины. Макет ученого. А все дела и мероприятия будут называться проектами. Проект смены унитаза, например.
