Нора Шарифф - Тайны Норы
— У вас есть опыт в этой сфере?
— Никакого, мадам, — честно ответила я. — Но я всегда мечтала работать в театре! Еще с детства.
— Какими качествами вы обладаете, которые могли бы вам помочь при выполнении данной программы?
— Я меня богатое воображение. Я много пишу и не боюсь показаться смешной.
— Это групповая работа, во время которой возможны частые трения между участниками. Как вы будете вести себя в подобной ситуации?
— Человек я очень спокойный, склонный к компромиссам.
— И последний вопрос: почему объявление, в котором не было никаких деталей относительно предлагаемой работы, заставило вас позвонить нам?
— Я обвела кружком все объявления, которые имели отношения к моему опыту работы. Возможно, вы примете меня за сумасшедшую, но когда я увидела ваше объявление, я решила, что оно адресовано именно мне.
С серьезным видом она несколько секунд смотрела мне прямо в глаза. Потом показала на кипу анкет на правой стороне бюро.
— Видите, сколько людей желает принять участие в социально значимом проекте? Их слишком много, и я должна подумать, прежде чем выбрать. Я позвоню вам и сообщу о своем решении.
Я была настроена оптимистически. Интуиция подсказывала мне, что все будет нормально. Утром следующего дня Элси позвонила.
— Если вы позвонили, значит, я вас устраиваю, не так ли? — машинально спросила я.
— Мммм… да, — ответила она слегка удивленно.
Я была вне себя от счастья, узнав, что должна приступить к работе на следующий день прямо с утра. После беспокойной ночи я пришла на пятнадцать минут раньше. Я ужасно волновалась! Половина группы уже ждала у входа. На меня посмотрели изучающе. Здороваясь с ними, я почувствовала, как лед начал таять. Все мы были приблизительно одного возраста, за исключением одной шестнадцатилетней девушки. Нам предложили целую театральную студию, чтобы за первые три месяца мы написали пьесу на современную проблемную тему с воспитательно-профилактической целью. Сюжет мы вольны были выбирать сами. Я предложила бросить в ящик бумажки с идеями, которые придут в голову, и выбрать наиболее часто встречающуюся.
Но не обошлось без проблем: нашлось две приблизительно равных по значимости темы — инцест и предубеждение против гомосексуалистов. Большая часть группы склонялась к теме инцеста, против была только самая младшая участница. Она отказалась принимать участие в работе, даже упоминание слова «инцест» бросало ее в дрожь. Чем настойчивее убеждали ее члены группы, тем больше она закрывалась в себе, словно устрица. Как-то вечером она ушла и больше не вернулась. Из-за ее ухода мы все чувствовали себя неловко. Едва мы возобновили работу, как разгорелась ссора, которая задела и меня. Одна девушка старалась убедить соседку в своей правоте, но я видела, что она совсем не разбирается в сути вопроса.
— Жертва испытывает издевательства отца, не понимая, что это плохо; она полагает, что так делают все, что это нормально.
Она сыпала доводами и все говорила и говорила. Не в силах себя сдерживать дальше, я взорвалась:
— Как ты можешь говорить, что это нормально? Даже я, когда была маленькой, знала, что он мне делает плохо!
Мертвая тишина воцарилась в зале. Все смотрели на меня глазами, полными смущения и жалости.
— Проехали. И не надо на меня так смотреть! Вот дерьмо!
Я расплакалась. Взять себя в руки мне удалось через несколько минут. Для меня было шоком, что я раскрылась так внезапно. Я считалась лидером группы и, естественно, злилась на себя за то, что продемонстрировала свою слабую сторону.
— Что делаем, Нора?
— Давайте лучше возьмем тему однополой любви, если, конечно, разговоры об этом никого не смущают. Не сталкиваясь с этим лично, мы должны изучить тему, чтобы сюжет получился достаточно содержательным. Это позволит нам осмыслить глубину проблемы и никого не обидеть из группы. Согласны?
Все закивали. Мы разбились на четыре бригады, и каждая стала вести поиски. Нашей группе удалось сделать интересные открытия и собрать массу сведений.
Потом мы приступили к написанию диалогов и мизансцен. Мы репетировали и развлекались, как сумасшедшие. Мечта, а не работа.
Наступил день премьеры в настоящем театральном зале. Все труппа была на месте уже в восемь утра, хотя спектакль начинался только в семь вечера. Мы запланировали провести несколько репетиций днем. Чем меньше времени оставалось, тем больше мы волновались. Несколькими неделями ранее один из коллег — в своем квартале он был старшим хора — научил нас одной песне. Чтобы снять стресс, мы воодушевленно пели хором, а он дирижировал. Получилась настоящая капелла. Пение успокаивало и сближало нас.
В девятнадцать часов в театре прозвенел третий звонок. Участники труппы стояли за занавесом и слушали, как заиграла музыка. Мы были готовы.
Премьера прошла на ура. Держась за руки, мы кланялись и благодарили публику. Меня переполняла радость. Вместе мы совершили невозможное! Мы создали трогательную пьесу, и нам рукоплескала сотня зрителей. Приглашенный мною активист из организации геев после постановки взял микрофон и поздравил нас. Он говорил, что нам удалось попасть в самую суть проблемы. В тот вечер мы были горды нашим творением.
Это был день, которого мы ждали с нетерпением, но, к сожалению, это был и день начала конца. После нескольких дополнительных спектаклей труппа должна была прекратить свое существование! К счастью, меня и еще двух моих новых друзей из труппы выбрали для постановки другой пьесы. Что же касается остальных, не знаю, увижу ли их еще когда-нибудь. Каждый пошел своей дорогой, следуя за свой мечтой. В который раз я собирала фотографии тех, кого покидала. Решительно я не люблю моментов, когда завершается работа над проектом.
* * *
Я нашла в театре динамику, отсутствие застоя, здесь постоянно появлялось что-то новое — то, чего мне не хватало для жизни.
Может быть, я не рождена для стабильной жизни? Постоянство пугает меня. Ведь во всей моей биографии, по сути, ничего стабильного и не было. События поворачивались так, что я постоянно вынуждена была навсегда расставаться с людьми и занятиями, которые любила. Может, поэтому я стала бояться надолго привязываться к чему-то, чтобы потом, когда наступит время для расставания, не было больно? Требовалось несколько лет, чтобы завести настоящих друзей. Я же продолжала скучать по своим приятелям из «Хилтона», которых никак не могла забыть. Мать упрекала меня в том, что я отгораживаюсь от окружающих, и уговаривала почаще выходить из дома и проводить время со знакомыми, пусть даже не друзьями. Мне казалось, что я в этом не нуждаюсь, но теперь понимаю, что она была права. Сейчас у меня есть друзья, немного, но зато они настоящие, те, в которых я уверена. Дружба с ними дает мне многое, а я стараюсь брать от жизни больше, чем раньше.
Я не жалею о вынужденно отложенных грандиозных проектах. Теперь они кажутся ненужными, ведь я уже узнала главное. Три события, происшедшие со мной, а именно: заточение в холодной комнате, рождение братьев и эмиграция в Канаду — стали определяющими на моем тернистом пути.
Заточение научило меня оставаться верной своим убеждениям и чувствовать локоть товарища.
Ухаживая за младшими братьями, я поняла, что, отдавая свою любовь, взамен получаешь радость и счастье.
Благодаря решению иммигрировать наша семья возродилась и получила надежду на спокойную жизнь и счастливое будущее.
Но чтобы двигаться вперед, надо не только уметь помнить, но и уметь забывать. Поверьте, это совсем не просто. Когда мне кажется, что за мной наблюдают, я должна повернуться и встретить страх лицом к лицу. Когда ужас сжимает горло так, что трудно дышать, я твержу себе, что нахожусь в Квебеке, а значит, нет причин для беспокойства. Когда меня охватывает неприятное предчувствие перед посадкой в автобус, я успокаиваюсь тем, что внимательно изучаю лица пассажиров, чтобы совладать с чувствами. А когда я волнуюсь, находясь дома, меня успокаивает присутствие моих младших братьев. Я слышу их детские голоса, купаюсь в лучах их ласки или участвую в их играх. Они такие умные и такие выдумщики! Общение с ними многому меня учит.
Как-то года два назад, когда я вернулась с работы, Риан подбежал ко мне и взволнованно сообщил:
— Нора, в школе мы ставили опыты. И ты знаешь что?
— Нет. Что? Расскажи мне быстрее!
— Оказывается, что бумага крепче, чем молоток.
— Не понимаю. Объясни мне.
— Мы взяли молоток и лист бумаги, — продолжил Элиас. — Положили лист на землю и стали бить по нему молотком. Знаешь, что было?
— Что?
— Ручка молотка поломалась, а бумаге хоть бы что! Значит бумажный лист крепче молотка, — заявил он, гордый от собственного открытия.
Каждый раз, когда меня начинают преследовать кошмары-воспоминания, я думаю об этом разговоре и представляю себя таким вот бумажным листом.
