Татьяна Соломатина - Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47
— Это как?! — удивился оператор.
— Это так: если на одном острове, очень далеко отстоящем от другого острова, обезьяна взяла в руки палку-копалку, то очень скоро на другом острове, очень далеко отстоящем от одного острова, обезьяна непременно возьмёт в руки палку и станет ею копать. Если в пещере на Алтае гоминид зажарил кусок мяса на огне, то и в пещере Анд гоминид зажарил кусок мяса на огне. Или: если у Людовика Тринадцатого появились гренадеры-штурмовики, значит, очень скоро они появятся у Петра Первого. Или: если есть Лос-Аламос, то обязательно будет Семипалатинск. Просто два последних примера люди относили за счёт шпионажа и научно-технического прогресса. Но это — наслоение. Макияж. На самом деле у мира есть свой собственный единый план развития. Которому люди постоянно мешают.
— Но как-то же ЭКО развивалось в СССР? — жалобно попыталась настоять тощая девочка-корреспондент.
— ЭКО «развивалось» в целом на планете, — Родин был очень мил в своей неумолимости. — В тысяча девятьсот сороковом году американские учёные Гамильтон, Рок и Минкин осуществляют первые опыты оплодотворения человеческой яйцеклетки вне тела матери. Тем же самым нацисты занимаются на огромном человеческом материале — в концентрационных лагерях. Но ни у тех, ни у других пока ничего не получается. Хотя фашисты имеют действительно неограниченный человеческий материал. Помним — у мира свой план. В конце пятидесятых и в России, которая тогда называлась СССР — раз это непременно необходимо постоянно акцентировать в вашей передаче, — появляются работы об ЭКО. Некто Григорий Николаевич Петров предполагает и даже описывает возможности оплодотворения человеческой яйцеклетки вне организма. Вот уж неудивительно! Потому что в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году — первое успешное лабораторное оплодотворение кролика «в пробирке». В журнале «Nature» — статья. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году во Франции лапароскопически извлекают человеческую яйцеклетку. В тысяча девятьсот шестьдесят пятом великобританец Эдвардс начинает сотрудничать с американским институтом Хопкинса на эту же тему — in vitro. В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом находит своего друга и партнёра — Патрика Стептоу. Первое успешное лабораторное оплодотворение — читай: «искусственное создание проекта человека» — тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. Но успешное экстракорпоральное оплодотворение дуэт осуществляет только в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. И двадцать пятого июля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождается Луиза Браун. Благодаря британцу Роберту Эдвардсу. То есть, разумеется, благодаря яйцеклеткам Лесли Браун и сперматозоидам Джона Брауна, с которыми поработали Роберт Эдвардс и Патрик Стептоу. И немало поработали! Луиза получилась на десятой попытке. И стала первым ребёнком, появившимся на свет благодаря технологии ЭКО. Но не надо думать, что весь остальной мир с отвисшей челюстью смотрел, как гоминиды в соседней пещере пытаются добыть огонь. Нет! В тысяча девятьсот семьдесят третьем году зарегистрировано успешное экстракорпоральное оплодотворение. Но оно заканчивается выкидышем… Так что в британской пещере гоминиды были настойчивее. Или подопытная «обезьяна» была крепче. И рождение выношенной Луизы Браун порождает лавину исследований. И, соответственно, революцию в репродуктивной медицине. В тысяча девятьсот восьмидесятом году австралийским «обезьянам» удаётся повторить успех — рождается второй ЭКО-ребёнок на планете и первый — в Австралии. В восьмидесятом же Эдвардс и Стептоу открывают в Великобритании первую в мире специализированную клинику «Bourn Hall». США были третьими. ЭКО-первенец Штатов — тысяча девятьсот восемьдесят первый год. В восемьдесят втором и Европа подтягивается: Франция и Австрия. Эдвардс и Стептоу, как удачливые пионеры, проводят первую научную конференцию по экстракорпоральному оплодотворению. И в течение всего десяти лет после англичанки Луизы Браун «дети из пробирки» родились по всему миру. Морфическое поле покрыло всю Землю. В том числе и страну, называвшуюся СССР. — Родин поклонился в сторону корреспондентки. — Через тридцать два года Роберт Эдвардс получил Нобелевскую премию по медицине.
— А почему только Роберт Эдвардс? А второй? — спросил совершенно искренне заинтересованный оператор.
— Второй — акушер-гинеколог Патрик Стептоу, к слову — отец британской лапароскопии, — умер. В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Вот и не получил. Возможно, Нобелевскую премию не дают посмертно. В отличие от звезды героя, которую давали в СССР и посмертно! А вот в царской России, — Сергей Станиславович снова преобразился в Святогорского, — Георгиевские кресты не давали посмертно!
Оксана с дивана погрозила кулаком своему рыжему клоуну Родину.
— Да и доктор Эдвардс, признаться, был уже не слишком сильно здоров, а точнее — тяжело болен, когда получил Нобелевскую премию и когда нашу страну уже не называли аббревиатурой СССР. Очень болен и очень стар. Но награда нашла героя. И хула тоже нашла героя — это уж непременно. Шестого октября дедушке Эдвардсу дали Нобелевскую премию. А уже одиннадцатого октября некто епископ Игнацио Карраскас де Пауло — и я даже не буду, Ирина, просить вас повторить его имя, — снова не удержался доктор Родин от смешливой мины в сторону корреспондента, — высказал критическое мнение в связи с решением Нобелевского комитета. Дело в том, что ещё в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году Ватикан выступил с доктриной: «ЭКО с использованием донорского материала и заготовка множественных эмбрионов нравственно неприемлемы». Казалось бы, при чём здесь доктор Эдвардс, получивший Нобеля за события тридцатидвухлетней давности? Тем более, что для создания Луизы Браун ничего донорского не использовалось. Но! Именно достижения Эдвардса и Стептоу позволили забеременеть пациентке с удалёнными яичниками. Как? А при помощи донорской яйцеклетки, разумеется! А в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году уже и первые «донорские» роды состоялись: яйцеклетка женщины, неспособной выносить плод, была оплодотворена «в пробирке» и имплантирована суррогатной матери. И ничего бы этого не было, если бы не «диавольские» делишки двух британских лекарей. Впрочем, полагаю, четыре миллиона детей, рождённых после тысяча девятьсот семьдесят восьмого года с помощью ЭКО, грели ему сердце и безо всякой Нобелевской премии и не перестали с получением оной. Несмотря на осуждение церкви, папы римского, епископа какого-то там и так далее. К тому же, честно говоря, Нобелевскую премию ему стоило дать с формулировкой «за провидческое упрямство». Потому что рождение Луизы Браун в некотором роде случайность, выданная в награду за множество попыток. Такая неуместная неслучайная случайность. Потому что доктор Эдвардс не стимулировал яичники. А ключевое теоретическое достижение эры ЭКО, начавшееся с рождением Луизы Браун и теперь парадоксальным образом навсегда связанное с именем британца, — именно что использованием гормонов, стимулирующих созревание яйцеклеток. Гормональная стимуляция при ЭКО — это необходимая для лесоповала бензопила. Эдвардс же со Стептоу пользовались на том же лесоповале пилочкой для ногтей. Не слишком корректная аналогия. Зато понятная. При должном количестве старания и силы духа — и пилочкой для ногтей можно вековую сосну свалить…
Вдруг Родин стал серьёзен, как в родзале, несмотря на то, что излагал он информацию в достаточно комедийной манере.
— Ирина, как вы себя чувствуете?
— Нор… Нормально. Ой, больно! Как больно! — схватилась она за низ живота.
— Оксана, тащи тонометр. И завари горячий сладкий чай!
Сергей Станиславович вскочил с места — и как раз успел подхватить сползающую по стеночке на пол холодную как лёд и мокрую как мышь корреспонденточку. Пощупал пульс. Поцелуева принеслась не с чаем, а с полным шприцом «энергетического» коктейля. Родин сорвал с мощной шеи шарфик, перемотал тоненькую ручку выше локтя.
— Что там? — кивнул он на шприц. — Потому что у неё пульс учащённый.
Оксана уже вводила и только отмахнулась, мол, не зуди, не хуже тебя соображаю.
Ирину уложили на диван. Бронеподростки и шофёр стояли молча и по стойке смирно. Даже оператор как-то притих. Оксана мерила давление.
— Давно она у вас такая слабенькая и сонливая, встречи просыпает и языком не ворочает?
— Да она у нас совсем недавно. Фрилансер, блин, — пояснил оператор. — Бледная и бездарная с самого начала была. Ну и своими тремя детьми всех доставала. Её и высылают только разве на… — Оператор осёкся.
— Не стесняйтесь, я свой. На не слишком селебрити, — прокомментировал Сергей Станиславович.
Оператор кивнул.
— Так, Родин, давай за руль. У неё практически коллапс. Восемьдесят на шестьдесят. Девка на святом духе держалась, а мы тут ещё ржали.
