Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе
– Понимаю. И теперь ты пытаешься вымолить у него прощение? – с иезуитской участливостью спросил я.
– Нет, – она мотнула головой, и ее черные волосы хлестнули меня по щеке, – он не простит. Никогда не простит. Он хочет, чтобы я мучилась теперь до самой смерти. Хочет, чтобы я покончила с собой, а мне этого не хочется. Я стала почти так же привязана к жизни, как обычная мещанка. Я обмелела, понимаешь? Обмелела и отупела. Я верю в то же, во что я верила, но понимаю, что права на эту веру у меня нет. И это разрывает мне сердце. И я кричу Сатане: «Оставь меня!», но он велик и смеется надо мной с высоты своего недосягаемого величия. Он не оставит меня до тех пор, пока я не приду к нему и не соединюсь в аду со своими братьями. Он будет ждать и мучить. А я дура, конечно, ведь я на что-то надеюсь и даже иногда думаю: не стать ли мне и впрямь мещанкой? А что? Выйти замуж за какого-нибудь менеджера, родить какого-нибудь ребенка… Черт!
Здесь она вспомнила, как торговала детскими органами, и замолчала.
– Бог не есть любовь, – неожиданно выпалил я, – это ошибка. Твоя и всех, кто так думает. Любовь есть человек, который называл себя Божьим сыном, за что и был распят. Но Бог никогда не означал «любовь». Бог есть, и он один. Дьявола же, с которым у тебя такие непростые отношения, и вовсе не существует. Только Бог-Творец и Иисус-Господь как воплощение человека, который попытался заключить с Богом союз.
Лора села по-турецки, подложив под себя ноги и опершись спиной о стену, поглядела на меня с неподдельным интересом. До этого с интересом она смотрела только на мой член, а теперь ее взгляд выражал жгучее любопытство:
– Так, так! Говори же! Почему ты замолчал?!
– Везде сказано, что Бог сотворил человека по образу и подобию своему. Ты знаешь, что это значит? Это значит, что у Бога тоже есть голова, волосы, кровь… Но ведь не может быть так, чтобы у Бога были одновременно и fucker и cunt, если он совсем как человек? Значит, он и не человек вовсе. Значит, у него есть все эти органы, и они подобны человеческим, но не выглядят в точности так, как у человека. И Бог должен быть огромен, потому что из него выходим все мы и все мы в него уходим, вновь становясь его частью. Он нас творит, поэтому он творец. Он регулирует наше количество, он позволяет нам не более того, на что мы можем рассчитывать. Знаешь, кто такой Бог-Творец или Бог-Отец? Это Земля! Да-да! Земля живая и подобна человеку. У нее есть сердце – это ее ядро, есть кровь – это нефть, есть волосы – это леса, есть вода – это реки и озера, есть моча – это соленые моря и океаны, есть кал – это магма, есть вулканы, которые ее извергают, – это анус земли, есть Израиль, и если верить Джойсу, то Израиль – это древняя пизда земли, из которой вышли первые люди. А раз есть пизда, то есть и fucker, и это какой-нибудь Эверест. Земля творит нас по образу своему и подобию, и у Земли, конечно же, есть душа – это ноосфера, ее невидимая оболочка, о которой говорил Вернадский. Все души входят в нового человека оттуда, из ноосферы, и возвращаются туда же, когда тело человека умирает, чтобы потом вселиться в нового человека, – и так без конца. Земля только регулирует наше количество, мы для нее как цирюльник, который отворяет больному кровь и сбрасывает ему давление. Земле нужно, чтобы мы отсасывали ее старую кровь – нефть, и число людей, которые эту нефть потребляют, растет. Земля не любит нас и не ненавидит, у нее нет эмоций. Просто ей надо, чтобы мы обеспечивали ее потребности. Земля, которая нас рожает, – огромное эгоистическое существо, которое передает нам свой эгоизм по наследству. Поэтому все мы такие эгоисты. Эгоизм породил все наши эмоции, в том числе любовь и злобу. В ком-то больше любви, в ком-то зла. Люди придумали себе разные мифы, в том числе миф о Боге на небесах и Сатане, который залупался на бога потому, что бог был его начальником, а начальников всегда недолюбливают, и вот Бог скинул Сатану с неба, и тот стал альтернативным богом. Чушь собачья! Земле самой решать, что причинить людям – добро или зло. Никто, никакой дьявол ею не может управлять! Земля дарует щедрый урожай или, наоборот, насылает голод. Урожай – добро, голод – зло, значит, земля, то есть Бог-Творец, он и злой и добрый одновременно. А раз это так, а это, блядь, именно так, то зачем нужен Сатана, который якобы отец зла и его повелитель? Бог сочетает в себе и зло, и добро, просто иногда находятся идеалисты, которые верят в то, чего нет на самом деле, то есть в доброту людей. Но ведь человек – подобие божие, значит, он не может быть только добрым? А идеалисты считают, что может. Я знаю только одного такого идеалиста – это Иисус, который за свою веру и за веру в добро людей предал себя смерти на кресте. И я верю в него, и я понимаю его, но я никогда не буду верить в то, во что верил он, одновременно с этим веря в него. Понимаешь, какая парадоксальная хуйня? Веря в Иисуса, не верить в людей! Нельзя верить в людей потому, что они подобны земле, от которой не знаешь, чего ожидать. А в Иисуса можно, потому что он был одним-единственным совершенным идеалистом на земле, и мне очень хочется верить в то, что он когда-нибудь придет вновь, и если мне совсем уж повезет, то я увижу того, кто готов вновь увидеть в людях то, чего в них никогда не может быть. А что касается Сатаны, то я готов тебе сказать, что он такое.
– И что же? – тихо спросила она.
– Сатана – это сгусток человеческого страха. Боятся все, поэтому Сатана почти существует. Он есть лишь для того, кто боится. Ты боишься, значит, ты продолжаешь верить в Сатану. Недаром Иисус сказал, что самым тяжким пороком человечества он считает трусость. Он имел в виду как раз отношения труса и Сатаны, ведь трус верит в то, чего он боится, следовательно, верит в Сатану. Скажи мне, ты все еще боишься?
Она промолчала.
4
Видели ли вы когда-нибудь, как поджимает хвост собака? Как орел превращается в воробья? Как тигр становится крысой? Я увидел все это в Лоре, увидел в одно мгновение, увидел ее «жалкость» оттого, что я выдернул батарейки ее веры из ее черного сердца. И оно, конечно, не стало чище, потому что черное нельзя отбелить, но оно перестало болеть, и я испугался, что совершил непоправимое и теперь не смогу добиться своей цели. Но мысль моя, разогнанная в мозгу, словно атомная частица в коллайдере, уже не могла остановиться и работала столь быстро, что я чувствовал себя на вершине духа. Это непередаваемое ощущение победы окончательной, это неописуемое чувство, когда ты понимаешь, что одной лишь речью ты смог подчинить себе человека полностью. Я уверен, что то же самое чувствовал Гитлер, стоя перед ревущей толпой. Он присутствовал при рождении нового мира, он сам был новым миром для сотен тысяч мудаков внизу. Но я-то не мудак, я далеко не мудак, и я знаю, что сказать этой девочке, из которой я только что достал ее батарейки.
