Ава Деллайра - Письмо на небеса
Я собиралась уйти вслед за Тристаном и Кристен, не желая опаздывать к встречающей меня тете Эми, но тут Ханна произнесла:
– Твоя сестра… Лорел. Тут никакими словами не поможешь. Прости, что мы не сказали тебе раньше, что знали о ней.
Она сказала это так мягко и по-доброму, что я пожалела, что не могу ей всего рассказать.
– И вы меня простите, – ответила я, – за то, что я об этом с вами не заговаривала.
– Знаешь, словами далеко не все можно выразить, но стоит попытаться, – заметила Ханна.
А Натали с серьезным видом продолжила:
– Примерно так: очень печально, что люди умирают.
Мы все засмеялись, потому что это и так было очевидно, и Натали ненамеренно, но совершенно идеально подтвердила слова, сказанные до этого Ханной.
– Ты пьяна? – спросила я Натали, и наш смех перешел в хохот.
Когда мы успокоились и смех стих, я призналась:
– Я так рада, что вы у меня есть, девчонки.
И я действительно очень этому рада.
Теперь я думаю о словах Ханны, о том, что словами далеко не все можно выразить, но стоит попытаться. Может быть, я должна прилагать для этого больше сил? Я просто не знаю, что они подумают обо мне, узнав, что я сказала Мэй той ночью. Если узнают, чему я позволила происходить ночами до этого. Я боюсь их потерять.
В ночь вашей смерти, Ривер, ваши брат, сестра и девушка нашли вас лежащим на улице у клуба. Вы приняли слишком большую дозу наркотиков. Сестра попыталась сделать вам искусственное дыхание. Брат вызвал скорую помощь. Он кричал и кричал в трубку, умоляя кого-нибудь приехать. Умоляя кого-нибудь вас спасти. Но скорая приехала слишком поздно.
Когда тело Мэй вытащили из реки, следователь сказал, что она уже не похожа на саму себя, поэтому родители решили кремировать ее. Я не видела сестру мертвой. Я никого не видела мертвым.
Наверное, вам знакомо это чувство – когда вы кого-то подвели. Когда вы подвели всех. Вы были для всех ярко светящей звездой, Ривер. Такой, глядя на которую загадывают желания. Пока передозировка наркотиков не отняла у вас жизнь. Думаете, все могут стать звездами? Думаете, все сияют так, что их видят и любят? Нет. Не все могут добиться того, чего добились вы. Не все так прекрасны, как вы. А вам лишь хотелось сгореть.
Искренне ваша,
Лорел
Дорогая Элизабет Бишоп,
«Умением терять нетрудно овладеть»[60]. Я им овладела. Дни серы и бесцветны, словно небо над моей головой затянуто облаками, еле пропускающими свет солнца. Слабый свет. Не касающийся земли.
Скай расстался со мной три недели и один день назад. Сегодня днем после школы мы с Натали, Ханной и Кристен встретились на аллее. Они болтали и курили. Я не слушала их. Смотрела на крупинки позднеянварского снега, кружившие в желтом свете уличного фонаря. Небо было насыщенного яркого оттенка, какой принимает прямо перед тем, как потемнеть. Я держала в руках толстовку Ская, которую он дал мне в одну из наших тайных ночных встреч. Надевая ее в школу после этого, я смеялась, что никогда не верну ее Скаю. И теперь это действительно так. Я наконец достала ее из своего школьного шкафчика, чтобы отнести домой и засунуть в ящик комода, где храню памятные вещи, наводящие на меня грусть. Однако на улице похолодало, и я замерзла, поэтому надела толстовку. Она пахла Скаем.
В этот миг на аллею откуда-то вышел Скай. Неприятно удивленный встречей со мной, он сказал «привет» и прошел мимо. Мои глаза наполнились слезами, и я опустила взгляд, не желая, чтобы он это видел. «Привет», – прошептала я, глядя ему в спину. Я все еще любила его, но в то же время и ненавидела.
А потом я увидела… Он остановился под одним из уличных фонарей и обнял ее. Девушку со светлыми волосами и огромной грудью, распирающей чересчур тесную розовую футболку с символом анархии. На улице шел снег, а на ней была лишь эта футболка. Скай снял кожаную куртку и надел ее на девушку. И поцеловал ее, просунув руки под свою куртку. Я понимала, что не должна на это смотреть, но не могла отвести глаз. Горло сжал спазм, и я практически не могла дышать.
Девушка заметила, что я смотрю на них, и показала на меня рукой, но я успела опустить взгляд прежде, чем Скай обернулся. Следующее, что я увидела – как девушка увозит его в своей старой желтой машине, классной машине, в которой, я уверена, достаточно места для секса.
Мне хотелось кричать. Хотелось прыгнуть перед этой дурацкой желтой машиной. Казалось, я сейчас воспламенюсь.
– Он полный кретин, Лорел. Хочешь, я его прибью? Я могу, – сказала Ханна.
Кристен протянула мне сигарету. Обычно я не курю, но в этот момент закурила только для того, чтобы хоть что-то вдохнуть через судорожно сжатое горло.
Я спросила Кристен, кто эта девушка, что была со Скаем, и Кристен ответила, что это Франческа, она окончила школу в прошлом году и работает в Safeway[61]. Пока подруги пытались меня утешить разговорами о том, что я намного красивее, замечательней и милее, я представляла, как Франческа на кассе пробивает покупателям мороженое, шоколадное молоко, мясной фарш и бурбон виски «Джим Бим», а потом выбегает в униформе на снежную улицу, где ее в пикапе ждет Скай. Мне вспомнились последние строки из вашего стиха:
«И если что-нибудь нас разлучит с тобой —
С улыбкой, с нежных рук твоих усладой,
Я не солгу: терять – уменье в нашей власти,
Но может выглядеть большим (пиши!),
большим несчастьем».
Пиши. Пиши. Пиши. Лорел
Искренне ваша.
Дорогой Джим Моррисон,
Слушая вчера вечером Light My Fire, я пыталась выбраться из туманного состояния. Я даже немного попрыгала по комнате, но песня звучала не так, как в машине Ская или на Осеннем фестивале в парке, потому что я не могла избавиться от мыслей о том, как вас нашли мертвым в ванне. Причина смерти неизвестна. Не знать ее тяжело.
У вас на фотографии – самой известной, которую можно увидеть на множестве футболок, плакатов и тому подобном – жесткий, неистовый взгляд. Он прожигает нас, притягивая и отталкивая одновременно. Вы раскинули руки, изображая крест. Ваша грудь обнажена, беззащитна, но в вас чувствуется животная сила. Я читала, что когда The Doors записывала альбом, вы лишь иногда показывались в студии и в большинстве случаев были пьяны. После вас оставались горки куриных костей, пустые пакеты из-под яблочного сока и бутылки из-под розового вина. Иногда вы кричали на людей. Печально, когда все вас знают, на самом деле не зная. Наверное, вам было грустно. Все видели вас таким, каким хотели, чтобы вы были. И ваши кожаные брюки, красивое тело, поглощаемое в огромном количестве дорогущее вино и надрывный голос с хрипотцой были теми кирпичиками, которые вы дали людям, чтобы они построили из вас то, что хотели.
