Марианна Марш - Я буду тебе вместо папы. История одного обмана
Я смотрела на мамину грудь, наполненную молоком для моего новорожденного младшего брата, и ничего не могла поделать. Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, а мама встала и ушла, не сказав ни слова.
Глава тридцать четвертая
Восстанавливаясь после родов, я наслаждалась каждым моментом, проведенным с малышкой. Когда я кормила, или мыла ее, или просто держала на руках, меня переполняли незнакомая прежде сила и потребность защищать и оберегать это крохотное существо. Я звала ее Соней, это имя пришло мне на ум, стоило ей в первый раз пошевелиться у меня в животе, — в тот же миг я поняла, что это девочка. Единственное, что мне не нравилось, это постоянный надзор со стороны Матроны или медсестры: они ни на секунду не оставляли нас вдвоем. Если бы Соня родилась летом, мне бы разрешили погулять с коляской в большом фруктовом саду рядом с домом.
Мы бы укрылись от солнца под раскидистой яблоней и наслаждались теплом и уединением. Но на улице было слишком холодно, чтобы гулять с новорожденной, поэтому нам приходилось довольствоваться четырьмя стенами детской комнаты.
Соня была удивительно спокойным ребенком; с первых дней она редко плакала и почти все время спала. Это меня слегка утешало: окажись она трудным ребенком, в новой семье ее могли бы меньше любить, — по крайней мере, мне так казалось. Мысли о приемных родителях по-прежнему угнетали меня, и я изо всех сил гнала их прочь.
Когда я полностью оправилась, мне разрешили вернуться в свою комнату; кроватку Сони поставили рядом с моей.
— Марианна, запомни, пожалуйста, что ребенок должен спать здесь, — сказала Матрона, и в ее голосе мне почудилось нечто похожее на сочувствие. — Я знаю, что вы, девочки, любите укладывать малышей к себе в кровать. Но потом будет только хуже.
Я прекрасно понимала, что подразумевается под словом «потом».
Не сомневаясь, что я все равно поступлю по-своему, Матрона вздохнула и села рядом со мной на кровать:
— Марианна, я же вижу, что ты начинаешь привязываться к девочке. Не думай, что я не понимаю… Твои чувства абсолютно естественны. Но ты ведь знаешь, что она не останется с тобой, поэтому не нужно все усложнять. Боюсь, это единственный совет, который я могу тебе дать.
Она встала и вышла из комнаты, оставив меня наедине с ребенком.
Естественно, я не обратила внимания на ее слова и при малейшей возможности забирала малышку к себе, клала ее рядом и слушала тихое дыхание, шептала на ушко, как я ее люблю, или тихонько пела, какая она у меня красавица.
Дни летели один за другим, сливались в недели, и однажды утром я внезапно поняла, что момент расставания, о котором я всеми силами пыталась забыть, вот-вот настанет.
Страшная реальность обрушилась на меня в тот миг, когда Матрона спросила:
— Марианна, у тебя есть во что нарядить ребенка для первой встречи с новыми родителями?
Я беспомощно посмотрела на нее: у меня же нет денег, на что мне купить одежду для Сони?
— Не волнуйся, — от Матроны не укрылась моя растерянность, — мы обязательно что-нибудь подыщем. И потом, они в любом случае полюбят ее, ведь твоя дочь — очаровательная малышка.
В последние дни перед расставанием я беспрестанно молилась, чтобы родители передумали и разрешили мне забрать дочку домой. Она была такой милой, такой хорошей — уверена, она никому бы не помешала. К тому же в нашем доме и так полно детей, еще один ничего не изменит!
Но этого не случилось. До последней минуты я надеялась, что двери Дома для незамужних матерей распахнутся и бабушка — папина мама, — бросившись ко мне, скажет, что она хочет забрать свою новую внучку домой, чтобы та стала частью нашей семьи. Но никто не пришел, никто…
Настал худший день в моей жизни.
В то утро, пока я мыла и вытирала Соню, мои пальцы подолгу замирали на каждой части ее совершенного маленького тельца. Я хотела навсегда сохранить в памяти мягкость ее кожи. Я смотрела не нее и никак не могла наглядеться; я должна была удостовериться, что в любой момент, закрыв глаза, я смогу представить мою малышку, ведь у меня даже не было фотоаппарата, чтобы забрать с собой ее снимок.
После того как я в последний раз покормила дочку, пришла Матрона. Она принесла обещанную одежду — голубой комбинезон.
— А розового у вас нет? — в отчаянии спросила я.
Мысль о том, что мне придется отдавать мою малышку в одежде для мальчика, казалось мне невыносимой. Я не могла остаться с ней, так пусть «они» хотя бы увидят, какая она красавица, как я заботилась о ней. Я хотела, чтобы приемные родители знали, что я любила ее, и однажды рассказали моей дочери об этом.
— Это единственный свободный, — покачала головой Матрона. — Прости, Марианна, но придется ей надеть это.
Я видела, что она понимает мое отчаяние.
Матрона положила руку мне на плечо, стараясь хоть как-то ободрить:
— Марианна, пойми, ее новые родители не обратят внимания на голубой комбинезон. Уверяю тебя, они обязательно ее полюбят.
Но я не могла успокоиться. Я старалась не плакать, чтобы мои слезы не были последним воспоминанием дочери обо мне. Я заморозила горе в своем сердце и не позволяла ему вырваться на свободу — потом у меня будет достаточно времени для того, чтобы погрузиться в отчаяние. Но этот голубой комбинезон грозил сломать мою выдержку.
Через несколько часов подъехала мисс Купер. В ее обязанности входила передача ребенка новым родителям. Не помню, что она сказала, когда забрала Соню из моих рук. Знаю только, что потом я стояла у окна и как завороженная смотрела на женщину, идущую к машине с маленьким свертком.
Это мое последнее воспоминание о дочери — крохотная девочка в мальчишеской одежде исчезает где-то в глубине автомобиля.
Машина социального работника выехала на дорогу, и я вдруг представила, как, наверное, страшно сейчас моей малышке, ведь ее неожиданно оторвали ото всего родного и поместили в незнакомое место, которое странно пахнет и трясется.
Думает ли она, куда я пропала? Хочет ли снова оказаться у меня на руках и услышать, что я ее люблю? Будет ли она плакать? Встретит ли новых родителей с мокрым от слез личиком?
Все новые и новые вопросы не давали мне покоя. Но особенную боль причинял последний: сколько времени ей потребуется, чтобы забыть меня?
Глава тридцать пятая
Днем за мной приехал отец на соседской машине. Я слабо помню, о чем мы говорили (если вообще о чем-то говорили) по дороге домой. Наверное, я успела попрощаться с девочками, наверное, поблагодарила Матрону, но что именно я им сказала, ускользает от меня точно так же, как и несколько дней, проведенных в родном доме перед школой. Горе настолько поглотило меня, что мне казалось, будто я живу во сне, где нет ничего, кроме гнетущего чувства потери и воспоминаний о моей малышке.
