Марианна Марш - Я буду тебе вместо папы. История одного обмана
— Хорошо выглядишь, Мар, — сказала она, используя дружеское сокращение для моего имени. Но я больше не могла относиться к ней как к женщине, которая за последние шесть лет стала мне почти тетей. С тех пор как я поселилась в Доме для незамужних матерей, ее забота и доброта померкли перед одним слишком ярким воспоминанием: я лежу на полу, а она заливает в меня воду, пытаясь вымыть наружу моего ребенка.
Я хотела спросить, зачем она приехала, но вместо этого молча отвела ее в тот же самый кабинет, где мы сидели с тетей. Я ждала, когда она начнет говорить. Мое хладнокровие, если это можно так назвать, судя по всему, здорово нервировало Дору. Она старалась не встречаться со мной взглядом; ее пальцы, непривыкшие к отсутствию сигареты, теребили обручальное кольцо. Она протянула мне подарок, который был упакован гораздо менее ярко, чем тетин, и тоже попросила не открывать его до завтрашнего утра. Дора не уточнила, от кого он, а я не стала допытываться.
— Твоя мама родила еще одного мальчика, — сказала она.
Я задохнулась при мысли о том, что сейчас мама сидит перед камином с младенцем на руках, а я здесь, в чужом доме, собираюсь родить ребенка только для того, чтобы потом отдать его чужим людям.
— …и поэтому не смогла приехать, — продолжала тем временем Дора. — Но она просила передать, что, когда придет твое время рожать, она будет здесь. Отец возьмет у кого-нибудь машину и привезет ее сюда, а малыш побудет со мной.
«А что будет делать твой муж?» — подумала я, отметив про себя, что она ни разу не упомянула его имя, более того, ни разу не сказала «мы» или «нас».
Я решила, что отец собирается одолжить соседскую машину, но ничего не сказала. Было ясно, что этот человек — муж Доры — старается принимать как можно меньше участия в моей жизни, и мысль о его предательстве в который раз кольнула холодом сердце.
«Знает ли он, что его жена приехала сюда?» — размышляла я, и внутренний голос прошептал: «Конечно, знает. Он все знает, и она тоже». Как всегда, мой внутренний голос был прав.
Дора изо всех сил пыталась поддерживать разговор, но ее попытки привели лишь к тому, что постепенно он превратился в нервный монолог в ее исполнении, а я не могла выдавить из себя ни слова. В голове вертелась куча вопросов, я не знала, за какой ухватиться. На кого похож новорожденный ребенок? Как там мои братья и сестричка? Они спрашивают маму, куда я пропала? По мне скучают? И последний, который мучил меня с тех пор, как она, а не моя мать, спросила меня, куда я дела использованные прокладки. Я хотела посмотреть ей в глаза и спросить: «Сколько времени вы уже знаете о том, чем я занималась с вашим мужем?» Но у меня не хватало смелости задать ей этот вопрос, так что другие я тоже проглотила.
Дора видела, что я ее не слушаю, поэтому замолчала и, сочтя свой долг выполненным, вздохнула с облегчением.
— Возвращайся поскорее, все тебя ждут, — сказала она на прощание, но я чувствовала, что она врет. — Уже недолго осталось… — Первый раз за все время она отважилась посмотреть на мой живот.
Дора собрала свои вещи — вязаный шарф, небрежно брошенный на спинку стула, потертые кожаные перчатки и сумочку. Быстро поцеловала меня в щеку — губы у нее были сухие и холодные — и ушла. Я стояла на пороге и смотрела ей вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду. Потом я аккуратно закрыла дверь, вернулась в гостиную, вытащила из коробки серебряный шарик и повесила его на елку.
Глава тридцать третья
Вечером в сочельник, после того как был съеден ужин и вымыта посуда, мы собрались в часовне, чтобы послушать о всеобщем прощении и рождении маленького Иисуса. Матрона, ко всеобщему облегчению, на этот раз воздержалась от нравоучительной речи. Сквозь мерцающее от уличных огней разноцветное окно я смотрела на звезды и луну; положив руку на живот, я думала о своем ребенке.
В ту ночь мне было тяжело заснуть. Мне не давали покоя мысли о моей семье; я отчаянно скучала по дому. Интересно, что они будут делать на Рождество? Скучают ли по мне? То, что они не забыли меня, заставляло меня счастливо улыбаться в темноте. Но мне так сильно хотелось оказаться рядом с братиками и сестрой, что слезы наворачивались на глаза. Я представляла, как мама сидит на диване и кормит малыша, вспоминала, как гордо улыбался папа, когда родился мой старший брат. А что он чувствует сейчас? Наверное, тоже гордится.
Когда мне наконец удалось заснуть, в мой сон прокрался шум ночных поездов. Спящее сознание превратило грохот и гудение в яростные крики, только усилившие мое одиночество.
На следующий день никто не залеживался в кровати, и я тоже проснулась рано. «Сегодня же Рождество!» — радостно подумала я, открыв глаза, и первым делом достала подарки. Сначала распечатала золотой сверток, который принесла тетя. Внутри были флакон духов, лосьон для тела и душистое мыло — все с одинаковым ароматом. Я аккуратно положила флакончики на кровать и взяла подарок Доры. Коричневые кожаные ботиночки с мягкой меховой опушкой — самые красивые, что я когда-либо видела. К ним прилагалась открытка, подписанная маминой рукой: «Чтобы твои ножки не замерзли, когда будешь возвращаться домой». Возможно, так она пыталась сказать, что понимает, как я себя чувствую. Я сложила оба подарка в ящик и спустилась в гостиную к остальным девочкам.
Рождество в Доме для незамужних матерей… Ярче всего мне запомнились именно молодые мамы; они сидели у елки, держа на руках своих малышей, и всем казалось, что мы обычные девочки из большой счастливой семьи. Наверное, в тот день мы действительно были счастливы; отошли на второй план все ссоры и размолвки, беременные девушки ласково ворковали с младенцами. Матрона подарила каждому ребенку небольшую мягкую игрушку. По радио передавали рождественскую службу, и на несколько минут музыка заставила нас забыть о наших бедах.
Потом наступила очередь праздничного обеда. Все было очень вкусно — вполне вероятно, мало кому из нас доводилось пробовать что-то подобное дома; девочки старались быть веселыми и приветливыми, охотно передавали друг другу тарелки, зачитывали шутки, наряжались в бумажные колпаки… но пробиравшееся откуда-то уныние исподволь разрушало праздничную атмосферу. Мы знали, что все это устроено в честь рождения Младенца, и многим становилось не по себе при мысли об этом, ведь большинству из нас придется расстаться со своим ребенком, когда ему исполнится шесть недель.
После обеда мы послушали речь королевы по радио, и Матрона, в качестве последнего подарка, включила для нас телевизор в гостиной. Мы посмотрели «Белое Рождество» с Бингом Кросби, и праздник кончился — раньше, чем все успели осознать это.
