Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему
– Что же мне теперь делать?
– Скажи, тебе все еще хочется заставить меня воткнуть себе в горло нож для мяса? – Она произнесла это очень ровно, без ударений и пауз, как будто рассказывала ему о покупке кофточки или походе в кино.
– Откуда ты?… – Игорь забыл о притворстве и с неподдельным изумлением смотрел на Пэм, чувствуя, что еще немного, и он не удивится, если у его дурацкого смокинга удлинятся рукава, превратив его в смирительную рубашку.
– Вот видишь? Ты еще ничего не знаешь, вернее, ты вообще ни черта не знаешь, а спрашиваешь, что тебе делать. Ответ, по-моему, очевиден. Учиться! А научиться ты сможешь, только если примешь приглашение дяди Сэма.
– А он меня приглашает?
– Я тебя приглашаю – это одно и то же, – она улыбнулась широко, по-американски, и Игорь увидел, какие у нее идеально ровные белые зубы.
«И здесь ни одного изъяна, – машинально подумал он и тут же возразил себе: – Да что я, лошадь, что ли, выбираю? А ведь признайся себе, что ты ее хочешь и тебе наплевать, что она там плела только что о твоей стране и тому подобное. Понятно, что это был не более чем блеф, успешная попытка влезть в мои мысли. Черт возьми, как она это делает?! Может быть, я на мгновение отключился и произнес что-то про нож и она догадалась? Наплевать. Больше всего на свете мне сейчас хочется залезть на эту смазливую стерву, а после хоть потоп».
…На кой черт нужны все эти прелюдии, заигрывания, нашептывания на ухо и долгие, банальные речи? Те, кто понял это, обрели зрелость, счастье и побороли в себе беса условности. Есть здоровые физиологические инстинкты, которыми нужно дорожить, которые нужно удовлетворять по взаимному согласию, а не тратить время и деньги на ухаживание. Есть ли смысл в инвестициях в том случае, когда процесс взаимной экспансии дошел уже до постели и понимаешь, что вы не «притираетесь» друг к другу в самом главном, что только и объединяет два начала: мужское и женское. Когда твой собственный химический код не совпадает с кодом партнера, то рушится вся песочная башня, выстроенная до этого из полунамеков, полутонов, недосказанностей, флирта, и любовь, существование которой нельзя отрицать так же, как существование ненависти, любовь, которая было приготовилась родиться из этой химической реакции, превращается в ничто. И тогда люди расстаются, сожалея лишь о напрасно потраченном времени.
Вот в нескольких словах содержание той довольно пространной речи, которую произнесла Пэм на следующее утро за завтраком. Их ночь кончилась около восьми утра, когда, обессиленные, они ненадолго заснули.
Для Игоря так и осталось тогда загадкой: она была ТАКОЙ потому, что у нее долго не было мужика, или это африкано-австралийский коктейль бушевал в ее теле, придавая ему неутомимость, а мозгу страсть. С Пэм он испытал то, что ранее не испытывал никогда ни с одной женщиной. Здесь не было места трем-четырем стандартным периодам по нескольку минут с долгими получасовыми перерывами. Это был затяжной поединок двух начал, энергий, тел, полюсов – можно придумать бесконечно длинный список эпитетов, но ни один из них, даже что-нибудь совершенно изощренное типа «бинарно-полового конфликта», не отразит и четверти той неистовой бесконечности их соития. Тело ее было совершенным и бесконечно желанным, от кончиков волос до пальцев ног, которые Игорь, чувствующий, что находится на грани провала в зыбкое безумие, то и дело принимался покусывать, что рождало внутри Пэм мощный взрыв, проходящий по телу долгой оргастической судорогой. Ее вопли… Так кричит рысь, так не может кричать женщина. И если есть на свете воплощение самой похоти, то у Игоря ни на минуту не возникло сомнений, что это воплощение он держал в руках последние несколько часов. Несколько часов, за которые он успел если и не забыть всех своих прошлых подружек, то все они превратились в его памяти в аморфные невесомые образы, слившиеся в результате в одно бесформенное и почти бесцветное облако, загнанное смерчем по имени «Пэм» в самые дальние уголки памяти. Внутри его словно загорелось что-то, и он ощущал частицу этого огня физически, потому что в груди жгло по-настоящему, так, будто проглотил тлеющий черный уголек.
После сумасшедшей ночи и трех часов сна Пэм выглядела так, словно только что покинула SPA-салон, где ее прихорашивали с десяток всяких специалистов. Воистину, если не принимать во внимание ее не вполне богоугодное занятие, то Пэм принадлежала к тому достойнейшему типу женщин, которых избыток секса не иссушает, а, наоборот, созидает и гармонизирует. И совершенно не хочется говорить что-то до тошноты банальное вроде «подзаряжает»! Да не подзаряжает: ее аккумуляторы питала совсем другая сила, имеющая вовсе не человеческое происхождение, и частью этой силы она совершенно сознательно поделилась с Игорем, отдав ему ровно ту малость, которой оказалось достаточно, чтобы запустить в нем это дремлющее и слабое пока чудо – его дар. О! Она знала, что делает, наша американская подруга. Она почувствовала Игоря еще до того, как в Раунд-рум он устроил разминку в стиле «поглядите друг на друга, что это вы оба такие бледные». Пэм целую неделю, предшествующую их встрече, не находила себе места, жила с мыслью, что должно произойти ВАЖНОЕ, то, ради чего она все эти годы работала в своем учреждении, занимая один из кабинетов, вход в который преграждала дверь со скромной табличкой «Канцелярия».
Вплотную, лично Россией она стала заниматься сразу после того, как к власти пришел, теперь уже окончательно, Старик. Если при самом удачливом агенте ЦРУ всех времен и народов по кличке Майкл Меченый все же было опасение, что возможна рецессия, то после провалившегося летом девяносто первого года переворота, устроенного жалкой кучкой старых импотентов-маразматиков, которыми двигала не идея сохранения страны, а лишь личная корысть и чиновничьи амбиции, в ЦРУ стало понятно, что данное еще Рейганом обещание «выбросить коммунизм, а вместе с тем и государство СССР на свалку истории» успешно выполнено. Процесс, начатый в последние месяцы Второй мировой войны, который был призван не допустить распространения «красной чумы» на послевоенную Европу и Штаты, завершился оглушительным успехом Америки в конце августа 1991 года, когда на костях покойного Союза республик принялись отплясывать бесы всех мастей. И бесы эти требовали систематизации, учета, вербовки. Среди большого количества, как она его называла, «гуманитарно-перспективного материла», отсмотренного ею, попадались отпетые мерзавцы, поистине обладающие паранормальными способностями и озлобленные на весь мир. Были и просто шарлатаны, вроде юродивого очкарика, призывающего «заряжать воду» через экран телевизора. Но даже и эти шарлатаны были ею помещены в особый раздел ее картотеки как «публичные агенты влияния». Для задуривания мозга почтеннейшей публике, для формирования антинациональной идеи глобального эскапизма – ухода от реальности – нужны были все эти Лонго, Чумаки, Кашпировские, нужны были секты. Некоторые были в чистом виде импортированы из-за океана, например «Церковь Христа» или «Свидетели Иеговы». Другие приходилось создавать, например «Белое Братство» или «секту Грабового». И конечно, самую действенную помощь в поиске и шарлатанов, и куда более серьезных и значимых тех самых людей-бесов оказывала ей Салима.
