Сергей Минаев - The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты
Мы поднимаемся на лифте на третий этаж. Она передает мне букет и возится с ключами, а я борюсь с желанием обнять ее сзади, проявиться в такой деликатный момент. За дверью раздается лай, и я задаю дурацкий вопрос (хотя какой еще вопрос может задать человек, покрасневший в цветочном магазине):
– У тебя собака?
– Нет, кошка. – Дверь открывается. Мы оказываемся в прихожей, и нас встречает рыжий сеттер, недобро косящийся на меня, пока хозяйка треплет его по голове. – Обувь лучше не снимать, Тони может сожрать.
– Отличный повод остаться, не пойду же я домой босиком?
– Вряд ли. Тогда он сожрет тебя. Проходи.
Я сворачиваю за угол и оказываюсь на кухне средних размеров. Наташа, скинув туфли, заходит следом, включает свет и захлопывает за собой дверь. Раздается недовольное ворчание пса.
– Здесь курят? – спрашиваю я, хотя курить не хочу.
– В основном траву, – кивает она.
– Звучит обнадеживающе. – Я осматриваюсь и вижу на широкой столешнице початую бутылку белого вина San Giusto, закупоренного пробкой. Беру бутылку, выдергиваю зубами пробку и делаю глоток из горла.
– У меня есть бокал. – Она кладет мне руку на пояс.
– У тебя есть бокал? – ставлю бутылку обратно. – А у меня нет слов.
Я обнимаю ее за талию, разворачиваю спиной к столешнице и начинаю целовать. В губы, шею. Она подсаживается на столешницу.
– Убери бутылку у меня из-за спины, – шепчет Наташа, когда мои руки скользят по ее бедрам.
Я впиваюсь в нее, и она слегка покусывает мою нижнюю губу, одновременно засовывая руку мне под футболку. В голове раздается взрыв белого света. Прежде чем картинка перед моими глазами окончательно размывается, я пытаюсь понять, во что упирается моя левая рука. Этим предметом оказывается большой фотоальбом Антона Корбайна.
– От тебя пахнет каким-то гормоном, – шепчет она.
– Это химия тел, – шепчу в ответ, чуть не прикусив язык, когда с него уже готово сорваться слово «зайка»...
«Титры пошли!»
Filmstar, propping up the bar, driving in a car, it looks so easy Suede. Filmstar
– Что значит «блядство»?! – орет Антон. – Это кино, чувак! Она станет звездой, а твои друзья руки себе сотрут, мастурбируя на нее.
– Блядство это, а не кино, – говорит парень в наброшенном поверх темно-синего костюма пальто. – Я ее забираю, и точка!
– Леша! – кричит из-за двери девушка по имени Алена, исполняющая главную роль. – Мне надо с тобой поговорить! Ты не можешь решать за меня! Слышишь?! Открой немедленно дверь!
– Переодевайся! – рявкает Леша.
– Леша, послушай, Леша! – пытаюсь спасти ситуацию. – Помнишь, ты в прошлый раз тоже приехал весь взвинченный той сценой... Мы же смягчили... исправили сценарий... Я тебе гарантирую, что...
– С твоей репутацией никаких гарантий вообще быть не может! – тычет он в меня пальцем.
– А какая это у меня репутация? – напрягаюсь я.
– Такая... Видел тебя в журналах. – Он опускает глаза. – Шоу это еще твое...
– Что?
– Дрончик, погоди! – Антон отодвигает меня. – Леш, ты не понимаешь, что нам сдавать пилот в понедельник? Ты нас режешь серпом по яйцам!
– А мне-то что? – Леша раскачивается на носках.
– Леш, давай поговорим по бизнесу, а? – На лбу у Антона выступают капли пота. – Ты представляешь, сколько денег уже угрохано? Ты нас подставишь. Подумай сам, что нам делать? Сегодня уже четверг...
– А я вам сразу сказал, я не хочу, чтобы она в этом играла! Она актриса, а не проститутка!
– Лех, это уже было на прошлой неделе, дважды, и один раз на этой! – Антон пытается взять его за руку. – Давай ты сейчас поедешь домой, мы все снимем, и я тебе покажу готовый материал. Твоя принцесса там будет чистой Грейс Келли!
– Хорош меня разводить! Я сказал тебе, она серьезная актриса, никаких постельных сцен!
– Выход в лифчике из душа – это не постельная сцена! – защищается Антон. – Мы не можем в XXI веке не показывать тела!
– Свое покажи!
– Леша, открой! – барабанит с той стороны серьезная актриса. – Я от тебя ухожу! Слышишь?! Я никуда не поеду!
– Так, бля...
Леша рывком открывает дверь, хватает Алену за руку и волочит за тобой. Та ревет, косметика размазана по лицу, а еще она упирается и колотит его свободной ручонкой, но Леша прет, как ледокол.
– Отпусти меня!– верещит Алена.
– Опусти ее! – ору я. – Ты совсем обурел?
– Мудак, ты лишаешь ее карьеры! – орет Антон.
А потом орут все вокруг. Подключается актер, играющий главного героя, Коля Сироткин (школа-студия МХАТ), оператор, сценарист, осветители. И все тонет в гомоне, в котором спокойствие сохраняет лишь Ваня. Он закуривает, скрещивает руки на груди и тихо, но внятно, говорит:
– Мудаки вы все...
С тех пор как Ваня выбил у канала финансирование сериала, мы снимаем получасовой пилот уже полтора месяца. Рабочее название «Москва, я не люблю тебя». Антон в роли режиссера, я – в роли продюсера (знать бы еще, что это такое), Ваня в роли куратора проекта. Наше славное трио времен «Московского Первого» снова в креативном полете. Незатейливый сценарий: история любви московской девочки-первокурсницы и гастарбайтера. Павильонные съемки. На весь пилот – шесть действующих лиц. Казалось бы, ничего проще. Даже деньги есть. Но все выходило как-то сложно. Мешали враги. Их было у сериала трое: режиссер, оператор Слава и... диван.
Кино в исполнении Антона состояло из проблем. Актеры были деревянными и в ответ на его вопли: «Дай мне эмоцию!» – вздрагивали и хлопали глазами (эмоция была нужна Антону во всем, даже когда актер выходил из кадра в душ). Сценарий постоянно требовал доработок, потому что работать с «этим убогим копипейстом» Антон решительно не мог. Свет выставляли «безрукие и безвкусные подонки», костюмы были «совковым говном», и все в таком духе. Отношения Антона и всех остальных наиболее мягко можно было назвать «нетерпимыми». Терпел он на площадке трех человек – Ваню (редко появлялся и отвечал за бабки), меня («ты как красивая мебель – создашь настроение») и оператора (он же ебаный гений!).
Оператор Слава, пока Антон заходился в очередной истерике, начинавшейся словами «для меня как режиссера важен прежде всего продукт», успевал выпить четверть бутылки виски, а на финальной фразе «я вам тут не собираюсь очередную “Доярку из Хацапетовки” снимать», как правило, был уже в дым. И так почти каждый съемочный день.
Но главной проблемой все-таки был диван. Кожаное чудовище с продавленными подушками и потертыми углами. Его притащил сюда Антон с какого-то рынка, объясняя свое приобретение (за счет бюджета съемок, естественно) «достаточной винтажностью объекта». Диван видел нескольких исполнительниц главной роли, нескольких исполнительниц роли ее подруг, начинающих актрис, а также актрис заканчивающих. Видел он безвестных провинциалок, старых знакомых, знакомых старых знакомых и просто хороших девчонок, которым обещались роли «девушки в изумрудном платье, вылезающей из кабриолета», или «инструктора по фитнесу», или «двоюродной сестры главной героини», или даже «девушки, промоутирующей энергетический напиток в ночном клубе». Диван оброс мифологией, получил в узких кругах статус культового и стал чем-то вроде тотемного объекта. Дошло даже до того, что мой сценарист Вова Анальный карлик, как-то спросил меня, нет ли у нас в сериале «других» актеров... он мог бы помочь с отбором...
