Николай Самойлов - Ультиматум президенту (сборник)
«Те пути и тропки, по которым брели великороссы в течение своей истории, почти всегда оказывались единственными, по которым они могли идти. Это всегда надлежало бы помнить историкам, сурово осуждающим русский народ и русских царей, что они не шли по тем путям, по которым двигались европейские народы». В.О. Ключевский
Лживым легендам о том, что допетровская Русь стояла в политическом и военном отношении на краю бездны и что от этой бездны она была спасена военными реформами Петра и его полководческим гением, пора положить конец. Реформы проведенные Петром в русской армии, начаты вовсе не им. На путь реорганизации русской армии стал уже Иоанн Грозный, который обладал военным талантом в несравненно большей степени, чем Петр. Первые Романовы, в том числе и отец Петра I продолжали начатое Иоанном Грозным дело.
Проф. Военной Академии А. 3. Мышлаевский в своем исследовании «Офицерский вопрос в XVII веке», утверждает: «…по мере того, как историческая наука начинает относиться к XVII веку с более пристальным вниманием, значение этого века, как предтечи эпохи реформ (Петр Великий) выясняется с полной убедительностью. Нет той крупной меры царя, решение которой не было бы так или иначе подготовлено его предшественниками… «
То же самое утверждает и генерал Штейфон в своей книге «Национальная военная доктрина»: «К концу XVII столетия поместные и стрелецкие войска уже не являлись факторами, характеризующими русское военное творчество того времени, ибо идейно и формально принадлежали прошлому. Несравненно более полно и ярко отражались московские военные идеи в войсках иноземного строя. Эти последние, являясь переходной формой к окончательному установлению регулярной армии, и оказали свое ценное содействие делу Петровских военных реформ».
До сих пор нашу землю сотрясают последствия тех событий. Практически все, что есть у нас мерзкого и недостойного, получено из «окна», «прорубленного» Петром. Спасать страну становится всё сложнее.
Вот что говорят по поводу Петра наши лучшие мыслители:
П. Милюков в своих «Очерках русской культуры» неверно утверждает, что Московская Русь не имела национального сознания. На это ложное утверждение Милюкова И. Солоневич резонно возражает, что П. Милюков совсем забывает о том, что данная эпоха формулировала национальное сознание почти исключительно в религиозных терминах.
По Ключевскому: «Идея Москвы – Третьего Рима – может показаться чрезмерной, может показаться и высокомерной, но об отсутствии национального самосознания она не говорит никак. Совершенно нелепа та теория отсутствия гражданственности в Московской Руси, о которой говорят все историки, кажется, все без исключения. Мысль о том, что московский царь может по своему произволу переменить религию своих подданных показалась бы москвичам совершенно идиотской мыслью. Но эта, идиотская для москвичей мысль, была вполне приемлемой для тогдашнего запада. Вестфальский мир, закончивший Тридцатилетнюю войну, установил знаменитое правило quius relio, eius religio – чья власть, того и вера: государь властвует также и над религией своих подданных; он католик – и они должны быть католиками. Он переходит в протестантизм – должны перейти и они. Московский царь имел власть над людьми, но не имел власти над традицией, то есть над неписанной конституцией Москвы. Так где же было больше гражданственности: в quius relio, или в тех москвичах, которые ликвидировали Лжедимитрия за нарушение московской традиции? «
Карамзин пишет, что все реформы в Московской Руси делались «постепенно, тихо, едва заметно, как естественное вырастание, без порывов насилия. Мы заимствовали, но как бы нехотя, применяя все к нашему и новое соединяя со старым».
«Деды наши уже в царствование Михаила и его сына присвоили себе многие выгоды иноземных обычаев, но все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а святая Русь – первое государство».
Произвести Московское государство из «небытия в бытие» Петр никак не мог. «Комплексом неполноценности, – как справедливо отмечает И. Солоневич. – Москва не страдала никак. Москва считала себя Третьим Римом, последним в мире оплотом и хранителем истинного христианства. И Петровское чинопроизводство «в люди» москвичу решительно не было нужно».
Будучи великим народом, русский народ, в виду своего большого культурного своеобразия, не мог откуда-нибудь со стороны заимствовать готовые государственные и культурные формы. Попытка Петра Первого механически пересадить в Россию чуждую ей духовно форму государства и чуждую форму культуры, закончившаяся в наши дни большевизмом, наглядно доказывает губительность механического заимствования чужой культуры.
Федор Достоевский так же как и Пушкин, являющийся не только величайшим русским писателем, но и глубоким, русским мыслителем, дает, например, такую оценку достижений Московской Руси до восшествия Петра на престол:
«Царь Иван Васильевич употреблял все усилия, чтобы завоевать Балтийское побережье, лет сто тридцать раньше Петра. Если б завоевал его и завладел его гаванями и портами, то неминуемо стал бы строить свои корабли, как и Петр, а так как без науки их нельзя строить, то явилась бы неминуемо наука из Европы, как и при Петре. Наши Потугины бесчестят народ наш насмешками, что русские изобрели самовар, но вряд ли европейцы примкнут к хору Потугиных. Слишком ясно и понято, что все делается по известным законам природы и истории, и что не скудоумие, не низость способностей русского народа и не позорная лень причиною того, что мы так мало произвели в науке и промышленности. Такое-то дерево вырастает в столько-то лет, а другое вдвое позже его. Тут все зависит от того, как был поставлен народ природой, обстоятельствами, и что ему прежде всего надо было сделать. Тут причины географические, этнографические, политические, тысячи причин и все ясных и точных.
По словам Ключевского: «До половины 14-го века, масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и Верхней Волги, робко жалась здесь, среди леса и болот, по полосам удобной земли. Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток. Оставался открытым путь на север и северо-восток – за Волгу».
«В конце пятнадцатого столетия Московская Русь имела всего 2 миллиона людей, живших на территории в 50 тысяч квадратных километров. На территории очень далекой от всех тогдашних культурных центров мира, лишенной морей, расположенной в суровом климате и открытой для нападения с востока и запада, севера и юга. У тогдашней России было неизмеримо меньше шансов выжить, чем у шведов, поляков и турок. А Русь не только выжила, а даже, разбив всех своих врагов, в числе которых были величайшие завоеватели мира, создала крупнейшее государство в мире, объединив в его границах 165 народов и племен. За четыреста лет русский народ увеличил территорию в четыреста раз. Рост русского государства, несмотря на беспрерывные войны, которые он вел со всеми врагами, шел довольно быстро. В 1480 году Европейская Россия имела только 2,1 миллиона людей. (Почти в 5 раз меньше Австрии, в два раза меньше Англии, в четыре с половиной раза меньше Италии, в четыре с половиной раза меньше Испании и в 9 раз меньше Франции). Спустя сто лет в 1580 году Россия имела 4,3 миллиона. В 1648 году, когда Дежнев, обогнув мыс, носящий теперь его имя, выплыл из Ледовитого океана в Тихий, в России было всего 12 миллионов жителей, а во Франции 19.000.000. В 1480 году население Московской Руси равнялось только 6 % самых крупных государств Европы того времени: Англии, Германии, Испании, Франции, Австрии и Италии. В 1680 году – 12,6 миллиона, в 1870 году – 26,8 млн., в 1880 году – 84,5 млн., в два с половиной раза больше Австрии, Италии, Франции, Англии, в три с лишним раза больше Италии и в четыре с половиной раза больше Испании. А накануне Первой мировой войны Россия имела около 190 миллионов населения. (130 миллионов русских), а все шесть названных раньше стран имели только 260 миллионов жителей. Не будь революции, в 1950 году Россия имела бы больше трехсот миллионов жителей. Россия всегда была чужой среди всех народов. Ни Запад, ни Азия никогда не признавали ее своей. Русский всюду и везде чувствует себя чужим, инородным телом».
Б. Балашов «Московская Русь до проникновения массонов».
России.
Русский народ за свою историю преодолел такие колоссальные препятствия, стоявшие на его историческом пути, что только круглые глупцы и невежды или непримиримые враги его могут повторять нелепый миф о русской лени. Едва ли какой из других народов мира сумел построить величайшую империю в таких неблагоприятных географических и политических условиях, как русский народ. У русского народа было очень мало шансов, не только построить величайшую империю в мире, но и даже просто выжить. Наша бедность очень мало зависела от того, что в России была монархия. Если бы в России тысячу лет была республика, она не была бы богаче. Бедность России зависела от географической обездоленности России. «…История России есть история преодоления географии России.
