Валерия Жарова - Сигналы
Песню услышали оставшиеся наверху — до этого момента потери бойца отряд так и не заметил. Только теперь, остановившись, они увидели, что Дубняка нет. Через секунду все стихло. Сгрудившись у края обрыва, они посмотрели вниз. Снежный человек не спеша уходил в глубину леса, неся на плече Дубняка. В другой руке он держал хворостину, сделанную, видимо, из средней березки.
Откуда-то справа послышался трубный рев и треск деревьев. Мохнатый коричневый гигант с длинным хоботом и закрученными бивнями осторожно переступал ногами-колоннами. Йети крикнул жалобным грудным голосом, взмахнул хворостиной, и мамонт послушно повернул в лес. А потом послышался еще другой звук, который узнал только Савельев, — это была та нечеловеческая музыка, которую он принял в последнюю ночь в «Лосьве». Из-за крон поднялась летающая тарелка — огромная серебристая махина, вся переливающаяся красными и зелеными огоньками. Из-под тарелки выстрелил широкий сиреневый луч — он упал на йети и мамонта и двигался, освещая им дорогу. Тарелка была совсем близко, и они могли разобрать буквы и цифры на ее борту. Но что они означали, понял только один человек. А кто и что понял, вам знать не надо.
Йети и мамонт шли, как будто так и положено от века, как будто это вечное их занятие — пасти и пастись, как будто им обоим тут самое место. Желтоватый закат кротко угасал над ними, и ничего на свете не было гармоничней этой картины — йети с Дубняком на плече, мамонт, трусивший рядом, и тарелка наверху. Всего этого не могло быть по отдельности, но вместе они образовывали единственно возможный образ России, где все очевидности лгали, и только несбыточности были абсолютно надежны.
Темнота устала сдерживаться и развернулась над ними, как пружина, быстрым и плавным движением объяв все вокруг. Какое-то время еще был виден свет от тарелки, но потом и он утонул в тайге.
5
— Ну? — буркнул эмчеэсник. — Теперь понял?
Он неспешно собирал вещи, складывал их в два больших мешка — нужное в брезентовый, ненужное в бумажный. В ненужное полетели вымпелы, грамоты и бюст министра, все равно теперь поменявшего пост. Для эмчеэсника увольнение словно вовсе и не было катастрофой, он понимал, что рано или поздно эта работа кончится и начнется что-нибудь другое; люди из этого ведомства не пропадали. Да и кто пропадал? Разве самолеты, и те никуда не летали.
— Как же это выплыло? — спросил Савельев, тупо глядя на эти неспешные, деловитые сборы.
— А вот расспрашивали такие, как ты, оно и выплыло, — объяснял поисковик беззлобно. — И летчик дурак. Я говорил Меньшутину — спрячь ты его как следует. Нет, он его в оплаченный отпуск отправил. Нешто можно такому авиатору оплаченный отпуск давать? Он и запил. А тут приехал искатель вроде тебя, приключений искатель, на свою и чуждую жопу. И нашел летчика. Летчик в деревне жил у матери, а тут приехал в город, нашел время. Сидит пьет в рыгаловке. Этот подсел, заговорили, слово за слово, тот спрашивает — чего слышно про самолет? А не было самолета, говорит летчик. Никуда он не летал. Его на запчасти разобрали. Этот возьми и напиши, и пошел шум. Комиссия обратно приехала. Где ячейка партии? Нет ячейки партии, не было никогда. Ничего, теперь будет, вспомните нас, да поздно…
— Но как же, — упорно не понимал Савельев. — Ведь Дронов. Ведь такой крутой.
— Не было никакого Дронова, — не прекращая сборов, терпеливо, как дитю, объяснял эмчеэсник. — Никого не было. Они же что прислали? Они прислали указивку: чтобы за неделю создать отделение партии «Инновационная Россия». А какая тут инновационная Россия, когда мы в «Единую» никого найти не могли? Им что, они хоть каждый день там партии могут штамповать. А нам где людей брать? Да еще таких, с инновациями? У них самих со Сколковом ничего не вышло и ни с чем не выйдет, инновация — она не лопух, сама не вырастет. Им мэр отписывает: так точно, все создано, функционирует. Всю жизнь так отписывал, ничего не было. А теперь взялись всерьез, «Единую» сливают, «Инновационную» надувают, и народ все должен быть идейно крепкий, морально чистый. И в июне бац, здравствуйте пожалуйста, они едут. К нам едет ревизор. Без предупреждения, без всего. Что мы им скажем? Простите, так вышло, «Инновационная Россия» в полном составе улетела в неизвестном направлении. Ведутся поисковые работы. Летчика в отпуск, самолет разобрали, и я так полагаю, что уже частично распродали. Они посмотрели, понюхали и пошли прочь. А что ты сделаешь? Захотели полететь — полетели. А у нас тут хоть двадцать самолетов в тайгу упадет — все засосет, как не было. И если б не ты с твоими сигналами, так бы и не вспомнил никто.
— Но я слышал сигналы, — повторил Савельев.
— Ну и слышал, ну и молчал бы, — без злобы сказал эмчеэсник, покончив наконец со сборами и усевшись за стол. Он по-бабьи пригорюнился, опершись подбородком на ладонь. — И ничего бы не было. А теперь мэр будет другой и все другое. Я-то устроюсь, не пропаду. А вот чего вы все теперь будете делать, я не знаю. Новая метла чисто пометет. Не дай бог мэра выбирать будут. Если назначат — считай, дешево отделались. А если выборы — тут может такое победить, что мало не покажется. Тебе тоже. Чистка будет — мама не горюй. Мне что, я инструктором пойду или в школу устроюсь, а через год все забудется. Но за этот год тут все головы полетят. Далеко они, конечно, не улетят, но скандал большой, сам видишь, до Москвы докатилось. Шутка ли — целой ячейки не было. Улетели, пропали, а тут нашлись, и все мертвые. Мертвые души, одиннадцать штук.
— Кто же подавал сигналы? — гнул свое Савельев.
— Чудак человек, — вздохнул эмчеэсник. — Кого колышут твои сигналы, когда тут целый мэр с полпинка вылетел? Ничего, они вам тут теперь пришлют. Продавай свою рацию, серьезно говорю. Или проверками замучают, или сразу в шпионы. Теперь без шуток.
— А Марина? — все еще не понимал Савельев. — Марина Лебедева? Ведь фотография…
— Фотография твоя — это верхняя половина Анджелины Джоли и нижняя половина Скарлетт Йоханссон, — признался эмчеэсник. — А хорошая получилась, да? Сам бы драл, но она, видишь, пропала. Улетела и не обещала вернуться. У нас таких делают за полчаса, а в черно-белом варианте вообще не разберешь. Не было сроду никакой Марины Лебедевой, хотя лично мне по-человечески глубоко жаль. Если б она такая была, мимо меня она бы точно не прошла, я бы для этого случая сам в ИРОСы записался. Но не судьба. Не родилась еще женщина из двух таких половин.
— Родилась, — сказал Савельев. — Я ее в тайге нашел.
— Ну поздравляю, — сказал эмчеэсник, — ты у нас вообще везучий. Надо было мне тогда тебя закатать за незаконные связи с заграницей, может, ты бы и в «Глобус» не пошел, и этот бы не приехал, и не было бы ничего. А так целого мэра сняли и город на всю страну обосрался. Но это ничего, что ни делается, все к лучшему. Иди давай отсюда, находитель.
Савельев вышел на звонкую, подмерзающую, пустую улицу — город словно стыдился себя, став всероссийским посмешищем, и старался сам себе не попадаться на глаза. Люди не выходили на улицу без крайней необходимости. Каждому страшно было подумать, что если копнуть — окажется, что и города никакого нет, а так, ошибка картографа, которую никогда не поздно исправить. Города нет, а рапортовали, что есть, и даже выходила газета. А на самом деле, может, одна тайга. Чтобы лишний раз не спрашивать себя об этом, жители все больше смотрели телевизор. По телевизору-то уж явно показывали то, чего нет, и вопросов не возникало.
Вернувшись из тайги, Савельев отвез Дашу Антипову в Булыгино, а потом в Балахово. Он представился ее бабушке, а потом матери. Бабушка так и знала, что Даша не пропадет, потому что у нее с детства были все навыки, необходимые для выживания в тайге, а мать вообще не очень о ней беспокоилась, поскольку пятнадцать лет жила отдельно и нарожала в новом браке еще троих, из которых один не разговаривал, но понимал все лучше остальных. Намерение Савельева жениться на Даше вызвало у бабушки подозрения, а у матери восторг. Они решили подать заявление ближе к Новому году, и Даша уже переехала к нему. Савельев смирился с тем, что она не Марина Лебедева, и даже начал, пожалуй, находить в этом преимущества.
Валя Песенко вернулся в родной университет и всерьез подумывает о том, чтобы по окончании его устроиться в школу в Перове-60, потому что другие школы ему после этого вряд ли понравятся. А может, он поедет консультантом в племя, потому что другие племена ему тоже вряд ли подойдут. Те две девушки, конечно, вряд ли его дождутся, а все-таки шанс есть. Впрочем, девушки-то найдутся, а вот такая школа и такое племя — вряд ли. Летом он собирается поехать в племя на практику, а осенью — в школу, на другую практику. Он уже списался с Семушкиным, тот вовсе не обиделся на их бегство, хотя несколько удивился. Он пишет, что им ничто не угрожало, но Валя Песенко теперь никому не верит до конца.
