Алла Герцева - У Вечного огня
— Ужинать будете! — Настя стала перед хозяйкой, сложила на груди, руки. — Весь день не кушали! Не сидите здесь! Простудитесь!
Тамара покачала головой из стороны в сторону.
— Я вам сок на столе оставила, Можно, домой пойду?
— Иди! — тихо произнесла Тамара, и отвернулась. Все уйдите! Никого не хочу видеть!
* * *Люба толкнула дверь, втянула в прихожую тяжелую сумку.
— Что так поздно? Я уж волноваться начала! — Варвара Михайловна заглянула дочери в лицо.
— Вадим Евгеньевич гостинцев дал! — женщина развязала платок, сняла пальто, прошла в комнату.
Старушка поглядела на дочь, прижала ладони к щекам.
— К Наташке ходила!? Перевели ее!?
Люба недовольно прищурила глаза.
— Не ходила! Мне сейчас одна боль! Мишка! Что завтра на суде будет! Сколько дадут! Потом о Наташке подумаю. Сил моих нет! — Люба села на диван, протянула ноги. — Видишь, отекли. Туфли с трудом надеваю. На лекарствах живу! Устала! Сегодня, опять в обеденный перерыв просила посудницу Аню, укол сделать. Она раньше медсестрой работала. Беженка из Таджикистана. Сестра у нее здесь. Мужа похоронила, и приехала. Тоже двое детей.
— Неужели, посадят, Мишеньку! — старушка вытерла ладонью, прослезившиеся глаза.
— Кто ж его отпустит, мама! — Люба наклонилась, провела руками по отекшим ногам. — Убийство, с особой жестокостью! Может быть, этих двух откупят! А наш Мишка долго будет видеть небо в клеточку.
— Суп тебе разогрею!
— Не надо! В ресторане поела немного. В рот ничего не лезет!
Глава 31.
Щелкнул замок в дверном окошке. Рука дежурного поставила чашки на откидную доску.
— Ужин!
Володька повернулся на нарах, приподнял голову. — Не хочу!
— Вставайте, ребята! — подошел к нарам, Михаил. — Завтра у вас трудный день! Решающий день в вашей жизни!
Семен, с неизменной ухмылкой поставил на стол миски с перловой кашей.
— Милости просим, к столу! — мужики застучали ложками.
Володька подошел, сел, придвинул миску, вдохнул запах еды.
Николай присел рядом.
— Внутри все воротит!
— Маминых пирожков захотелось? — скривил рот в ехидной улыбке, Семен. — После свиданки с вашими родителями, хорошо попраздновали! Остались светлые воспоминания!
— Мишань! Иди, поешь! — окликнул паренька, Михаил. — Хватит лежать!
Мишка не шевельнулся. Его уже второй час бьет озноб. Он со страхом представляет завтрашний день. Весь город соберется! Их посадят за решетку. Все станут смотреть на них, как на зверей в зоопарке. Наташка придет! Наверное, она меня проклинает сейчас.
— Присядь, Мишань! Семен хороший чай заварил. Попей, легче станет!
У Мишки голова болит от страшных мыслей. Посадят! Не вынесу тюремной жизни! Сейчас бы ходил в школу, сидел на уроках. Дома бабушкины пирожки, булочки. Он сглотнул слюну. В животе заурчало. Повернулся, свесил с нар ноги. Подошел к столу, придвинул миску. Ковырнул ложкой густую серую массу.
— Извините, разогреть некому! — высунул красный язык, Семен. — Не барин, холодную, лопай! — Мишка слизал с ложки кашу, прожевал, нехотя проглотил. Но голод победил. И вскоре чашка опустела.
— Чайку хлебни, горяченького! — подвинул кружку, Михаил. Горькая темная жидкость обожгла глотку. Сделав несколько глотков, Мишка охмелел от чефира. По телу разлилось приятное тепло. Поднялся из-за стола, переставляя, онемевшие ноги, добрел до постели, и свалился. Черт со всеми! Подумал он, проваливаясь в сумбурный, то ли сон, то ли бред.
Володька залпом выпил пол кружки горячего напитка. В голове закружилось.
Николай отодвинул кружку. — Мне нельзя!
— Надеешься, отпустят завтра!? Мышцы станешь качать! — усмехнулся Семен. — Вы убийцы! Не отпустят! Отсидите по десятке на брата, начнете жизнь с чистого листа!
— Не пугай детей! — стукнул Михаил кулаком по столу. — Ошибку совершили! С кем не бывает!
— За такое преступление по головке не погладят! — Семен раскурил сигарету, жадно затянулся. — Товарища живьем на огне сожгли! Была бы моя воля, передушил!
— Остынь! — занес над его головой, кулак, Михаил.
Николай подошел к нарам, откинул одеяло, лег и накрылся с головой. Отмотать бы, как в кино, пленку назад. Зачеркнуть, вырезать происшедшее!
Володька переворачивается с боку на бок, пытаясь заснуть. Перед глазами неотступно стоит лицо матери. Оказаться дома, хоть на минуточку, обнять, прижаться к ее груди. Как в детстве, вдохнуть запах знакомых духов. Она заботилась обо мне, а я? Вспомнил свидание у следователя. Вел себя, как последний дурак! Мать постарела, подурнела. Отец переживает! Я подлец! Повторяет он мысленно снова и снова.
* * *Надя налила в чашку чай, порезала хлеб, колбасу. Отхлебнула несколько глотков. — Дождалась! Дня суда дождалась! — тихо произнесла женщина. Наконец, свершится возмездие! Накажут злодеев! Как они собираются дальше жить! Отсидят, и выйдут на свободу!? А я своего никогда не увижу!
Ее глаза остановились на портрете Сергея, стоящего на столе у окна.
— Завтра, Сереженька, накажут твоих убийц! Дождались мы с тобой рокового дня! Я уж и не думала, что этот день настанет!
Она отодвинула остатки ужина. Подошла к дивану, не, раздеваясь, легла, подтянула одеяло к подбородку. Вот и привыкла жить одна. Подумала женщина, погружаясь в тяжелую дремоту.
Глава 32.
Надежда открыла глаза, словно по приказу, хотя будильник с вечера не заводила. Тусклый свет пробивается сквозь щель портьеры. Встала, подошла к окну. Небо мутно белого цвета. Мелкие снежинки медленно кружатся в воздухе, словно ленясь, опускаются на землю. Первый снег! Сережка любил смотреть на танцующие белые хлопья. Смотри, мама, они кружатся, словно в вальсе. С восхищением, говорил он, не отводя глаз от окна. Теперь уже никогда ему не увидеть этого вальса. Сегодня ответственный день! Соберусь и пойду, потихоньку. Посмотрела на свои вещи, сложенные на стуле. Вслед говорят, черная вдова. Мужа схоронила, сына. Хожу в черном, людей пугаю. Не хочу и не могу наряжаться.
Вышла на кухню. Поставила чайник, села на табуретку. Положила руки на колени, поглядела на свои пальцы. Старею! Вон руки потрескались! Или от холодной воды?
Заставила себя выпить чашку горячего чая, съесть кусок булки с маслом. Кто знает, сколько продлится суд, а мне силы нужны. Пусть никто не думает, что я от горя себя не помню. Надела пальто, и вышла из дома.
* * *Тамара спустилась по ступенькам с веранды. Господи, как пережить сегодняшний день!
Вадим постукивает ладонью по рулю.
— Долго собираешься!
Тамара не ответила. Села в машину. Вадим недовольно оглядел жену. Вырядилась! Сегодня его все в ней раздражало. Тамара молчит, вглядываясь на дорогу. Слышен только шум двигателя. Вот, дожили! Столько лет вместе. И даже горе нас не объединило. Сказать друг другу нечего.
Машина резко затормозила у двухэтажного здания суда. Тамара вышла из машины. Из-за угла к зданию суда вышли Галина и Андрей. У Галины на голове черный платок. Андрей держит жену под руку. Тамара позавидовала. Они всегда вместе. А мой, разрядил как куклу, и вся забота. Слова ласкового не услышишь!
Галина с Андреем прошли мимо нее, не удостоив взглядом. Тоже думают, я виновата. Володька начал драку. Будто их Колька сахарный. Она не стала дожидаться Вадима, устраивающего машину на парковке. Несколько сбитых по углам ступенек, преодолела с трудом. Вошла в коридор, прошла ряд стульев у стены, толкнула дверь. На первом ряду Люба и Варвара Михайловна. За столом, рядом с прокурором, Надежда Ивановна. Похудела, побледнела, почернела. Мужчина наклонился к ней, что-то говорит. Кто-то взял Тамару за локоть. Она вздрогнула и обернулась.
— Где Вадим Евгеньевич! — Анатолий Алексеевич улыбнулся своей масляной улыбкой.
Набрав воздуху в легкие, проговорила хриплым голосом.
— Машину ставит!
— Не беспокойтесь, все будет хорошо! Их сейчас привезут!
Тамара посмотрела вслед мужчине. Самоуверенный тип! Он никогда ей не нравился. Женщина села на ближайший стул на краю ряда.
Зал понемногу заполняется. Любопытных оказалось больше, чем она предполагала. Как же пропустить такое событие. Сына нового русского, местного буржуа, будут судить за убийство! За злостное убийство! Неужели накажут!? И деньги не помогут!? Она потерла ладонью лоб.
Варвара Михайловна наклонилась к Любаше.
— Не переживай! Что ж теперь делать?
Высокая старушка в черном платке остановилась возле них.
— Гаденыш ваш чего натворил! Живого человека на огонь положили!
Варвара Михайловна подняла глаза.
— Ты не судья, чтобы свои упреки выкладывать! Погоди, внуки подрастут, может еще и не то сотворят!
